Семейство Борджа (сборник) - Александр Дюма

Такой ответ мог вызвать в государстве растерянность, однако лишь укрепил флорентийцев в их намерении защищаться. Со своей же стороны Карл VIII был удивлен необычайной населенностью Флоренции: когда он проезжал по городу, жители не только толпились на всех улицах, но и выглядывали отовсюду – начиная от террас домов и кончая подвальными окошками. И действительно, из-за сильного прироста населения Флоренция в ту пору насчитывала около ста пятидесяти тысяч жителей.

Наутро в условленный час депутация вновь отправилась к королю. Их провели в его покои, и переговоры возобновились. Когда же они ни к чему не привели, секретарь, стоявший подле трона, на котором восседал с покрытой головой Карл VIII, развернул свиток и пункт за пунктом принялся читать условия французского короля. Однако не дошел он и до трети списка, как спор разгорелся с новой силой. Карл VIII заявил, что если так, то он прикажет трубить сбор, на что Пьеро Каппони, секретарь республики, которого прозвали Сципионом Флорентийским,[149] схватил свиток с позорной капитуляцией и, разорвав его в клочки, воскликнул:

– Что ж, государь, трубите в трубы, а мы зазвоним в колокола!

Затем, швырнув клочки бумаги в лицо ошеломленному секретарю, он бросился вон из залы, чтобы отдать роковой приказ, грозивший превратить Флоренцию в поле брани.

Однако, вопреки ожиданиям, этот смелый ответ спас город. Французы решили, что раз флорентийцы разговаривают с таким достоинством да еще с ними, завоевателями, не встречавшими до сих пор никаких препятствий на своем пути, значит, у них есть какие-то неизвестные им, но верные средства, а несколько мудрых людей, еще сохранивших влияние на короля, посоветовали ему уступить в требованиях, и в результате король Карл VIII выработал новые, более разумные условия, которые были приняты, подписаны с обеих сторон и 26 ноября публично объявлены во время мессы в соборе Санта-Мария-дель-Фьоре.

Условия эти были таковы:

государство обязуется выплатить Карлу VIII субсидию в размере ста двадцати тысяч флоринов в три срока;

государство снимет секвестр, наложенный на имущество Медичи, и отменит декрет, по которому за головы членов семейства назначено вознаграждение;

государство обязуется простить жителям Пизы нанесенные ими оскорбления, благодаря чему та вернется под власть Флоренции;

и наконец, государство признает права герцога Миланского на Сарцану и Пьетра-Санту, каковые права отныне будут оценены и рассмотрены через посредников.

Взамен король Франции обязуется возвратить захваченные им крепости, когда завоюет Неаполь, или закончит войну миром либо двухлетним перемирием, или по какой-либо причине покинет Италию.

Два дня спустя после этого заявления Карл VIII, к великой радости флорентийцев, оставил город и направился в сторону Рима через Поджибонди и Сиену.

Папа уже начал разделять всеобщий ужас: до него дошли слухи о резне в Фивиццано, Луниджане и Имоле, а также о том, что Пьеро Медичи сдал Карлу тосканские крепости, что Флорения пала, а Екатерина Сфорца заключила с победителем договор. Он видел, как остатки неаполитанских войск проходили через Рим, чтобы собраться с силами в Абруццах, в результате чего он остался один на один с наступавшим врагом, который держал в своих руках всю Папскую область от моря до моря и двигался фронтом от Пьомбино до Анконы.

Как раз в это время Александр VI получил ответ от Баязида, задержавшийся столь сильно, поскольку посланцы папы и Неаполя были задержаны Джованни делла Ровере, братом кардинала Джулиано, в тот миг, когда ступили на землю Сенигальи. Они везли папе устный ответ следующего содержания: султан настолько занят тремя войнами – с султаном Египта, королем Венгрии, а также Македонией и Эпиром, что, несмотря на все свое желание, не может помочь его святейшеству войсками. Однако вместе с послами ехал один из фаворитов султана, везший Александру VI личное письмо от Баязида, в котором тот предлагал на определенных условиях денежную помощь. Несмотря на то что посланцы были задержаны, придворный султана все же нашел средство переправить послание папе, которое мы и приводим во всем его простодушии:

«Султан Баязид, сын султана Мехмеда, милостию Божией повелитель Азии и Европы – отцу и владыке всех христиан Александру VI, провидением Господним престолодержателю и папе Римскому.

От всего сердца посылая наши приветствия, спешим уведомить ваше святейшество, что мы с большою радостью и душевным утешением узнали через посредство посланного вами Джордже Бучарды о вашем выздоровлении. Среди прочего названный Бучарда сообщил нам, что король Франции, выступивший в поход против вашего святейшества, выразил желание прибрать к рукам нашего брата Джема, находящегося под вашим покровительством, – намерение не только не приемлемое для нас, но и могущее причинить большой вред вашему святейшеству и всему христианскому миру. И вот, поразмыслив вместе с вашим посланцем Джордже, мы нашли выход, который будет прекрасной порукой вашему спокойствию и чести вашего государства, а также послужит нашему личному удовлетворению: было бы неплохо, если бы наш брат Джем, как и все люди, смертный и находящийся в руках у вашего святейшества, скончался как можно скорее, каковая кончина будет для него счастьем, окажет ощутимую пользу и обеспечит вам спокойствие, равно как доставит радость мне, вашему другу. В случае, если ваше святейшество, желая сделать мне приятное, примет, как я надеюсь, сие предложение, то для блага вашего святейшества и нашего удовлетворения было бы хорошо, чтобы это случилось как можно раньше и чтобы вы соизволили употребить наивернейшее средство, дабы освободить брата моего от тревог сей юдоли и отправить в лучший и спокойнейший мир, где он наконец обретет отдохновение. И если ваше святейшество одобрит этот план и пришлет нам тело нашего брата, мы, вышеназванный султан Баязид, обязуемся передать вашему святейшеству в месте и через особу по вашему усмотрению триста тысяч дукатов, на каковую сумму вы смогли бы купить своим детям добрую вотчину, а дабы облегчить таковую покупку, мы готовы передать пока означенную сумму третьему лицу, и в таком случае ваше святейшество будет уверено в получении денег в условленный день после передачи нам тела нашего брата. Кроме того, ради вящего удовлетворения вашего святейшества обещаю, что, пока вы будете занимать папский трон, ни я, ни мои слуги и соотечественники не причиним ни малейшего вреда ни одному христианину, кем бы он ни был и где бы ни находился – на море или на суше, а для еще большего удовлетворения и спокойствия вашего святейшества и дабы у вас не оставалось сомнений в твердости данных нами обещаний, мы в присутствии вашего посланника Бучарды клянемся истинным Господом, коего мы чтим, а также священными книгами, что выполним все обещания от первого до последнего. А теперь, для сугубого спокойствия вашего святейшества, дабы в душе вашей не осталось ни тени сомнения и дабы убедить вас полностью и окончательно, мы, вышеназванный султан Баязид, клянемся истинным Господом, который создал небо и землю и заключает в себе все сущее, клянемся, я повторяю, единым Богом, в коего мы верим и коего почитаем, свято исполнить все здесь изложенное и в будущем не предпринимать ничего против вашего святейшества.

Писано в Константинополе, в собственном дворце, сентября 12 дня 1494 года от Рождества Христова».

Письмо доставило святейшему отцу немалую радость: в сложившихся обстоятельствах подкрепление в виде нескольких тысяч турецких воинов оказалось бы все равно недостаточным и могло лишь еще больше скомпрометировать главу христианского мира, тогда как триста тысяч дукатов, то есть около миллиона нынешних франков, были небесполезны при любых обстоятельствах. Правда, пока Джем был жив, Александр пользовался доходом в сто восемьдесят тысяч ливров с почти двухмиллионного капитала, но, когда нужны деньги, процентами приходится жертвовать. Тем не менее Александр не принял никакого решения, чтобы иметь возможность действовать сообразно обстоятельствам.

Однако ему следовало срочно решить, каким образом вести себя с королем Франции: до сих пор папа не верил в успех французов в Италии и, как мы уже знаем, все будущее своей семьи основал на союзе с Арагонской династией. Но теперь она покачнулась, и вулкан, еще более ужасный, чем Везувий, готов был уничтожить Неаполь. Нужно было менять политику и как-то договориться с победителем, что представляло известные трудности, поскольку Карл VIII затаил на папу лютую злобу за то, что тот отказал ему в инвеституре и предоставил ее Арагонскому дому.

По зрелом размышлении Александр послал к французскому королю кардинала Франческо Пикколомини. На первый взгляд выбор этот казался неудачным, поскольку кардинал приходился племянником папе Пию II,[150] который несколько раньше вел ожесточенную борьбу с Анжуйской династией, однако, поступая так, Александр VI руководствовался задней мыслью, недоступной для его окружения. Он рассчитал, что Карл VIII сразу его посланника не примет, и во время переговоров, которые последуют за отказом в аудиенции, Франческо Пикколомини неизбежно будет иметь дело с людьми, направляющими действия молодого короля. А кроме официальной миссии к Карлу VIII, у него были тайные инструкции пообещать двум самым влиятельным его советникам – Брисонне и Филиппу Люксембургскому – кардинальские мантии. Все вышло так, как предугадал Александр VI: Карл VIII не допустил его посланника до своей особы, и тот оказался вынужден вести переговоры с приближенными короля. Папе только это и было нужно. Пикколомини вернулся в Рим с отказом Карла VIII и обещанием Брисонне и Филиппа Люксембургского употребить все свое влияние и уговорить короля принять новое посольство его святейшества.