Отмщение - Кэролайн Хаддад

Они не стали с ним спорить и покорно вышли из дома. В доме уже было не менее пяти полисменов, а один из них даже держал в руке пистолет Снаружи у дома собрались любопытные соседи, в основном подростки, и глазели на скопище полицейских машин Завидев Люка, мальчишки бросились расспрашивать его что произошло.

— Иисус чудил, и я чудю, — начал выпендриваться Люк, но Одель мигом осадила его.

— О Господи, вокруг такая преступность, они скоро и до нас доберутся, — комментировала одна из соседок, та самая, которая вечно сует нос не в свои дела.

Любопытные соседки, конечно, пытались вытянуть из Одель подробности, но она решительно отмахнулась от них:

— Я сама пока еще ничего не знаю. Идите, пожалуйста, по домам. — И оставьте всех нас в покое, хотела она было добавить, но сдержалась.

Потянулись томительные минуты ожидания. Одель не находила себе места от тягостных размышлений. Что произошло в ее доме? Во что наркоманка превратила ее гостиную? О Боже мой, дом осквернен!

Во дворе было холодно, и один из соседских мальчишек принес Люку теплую куртку. Прошло пятнадцать минут. Наконец из дома на порог выбежал разъяренный Си. Рот его корчился в страшных гримасах, как будто он хотел разразиться ругательствами, но, как видно, подходящих ругательств не находилось. Си выразительно молчал.

— Си! Си! — с тревогой заговорила Одель. Господи, еще не хватало чтобы у Си случился инфаркт!

Си демонстративно отвернулся от нее и сложил на груди руки. Эту его позу Одель хорошо знала — он на нее сильно сердится, в такие минуты с ним лучше не разговаривать.

Так они молча прождали еще полчаса. Соседи уже разошлись по домам смотреть вечерние криминальные новости, и тут полиция вывела из дома женщину в наручниках. К удивлению Одель, это действительно была Труди Шурфут!

— Да поможет вам Бог спасти ваши души, — успела она сказать Хэмптонам, прежде чем полицейские затолкали ее в машину.

— Она утверждает, что она ваша хорошая знакомая, — подошел к Хэмптонам один из полицейских.

— Да, это правда, — сквозь неловкое смущение призналась Одель.

— Ее давно разыскивали по подозрению в убийстве, и теперь ее доставят в Калифорнию для допроса.

— Господи Иисусе! — воскликнул Люк.

— Да уж, об Иисусе мы немало наслышались, пока допрашивали ее. Мы, возможно, еще вернемся, чтобы поговорить и с тобой, — обратился полицейский к Люку Хэмптону.

— Конечно, в любое время, — сказала Одель. — Большое спасибо вам за помощь.

— За это нам платят деньги, мадам.

Полицейские машины медленно поехали сквозь толпу, вновь собравшуюся у дома Хэмптонов. На сей раз толпа была больше — к этому времени люди уже возвращались с работы. Потом толпа еще постояла, ожидая послушать захватывающую историю преступления, но никаких объяснений от Хэмптонов так и не дождались. Си ухватил Одель под руку и потащил в дом. Следом поплелся Люк.

— Мне это уже надоело! — взорвался Си, как только за ними закрылась дверь. — Я еще много лет назад предупреждал тебя в Таосе, чтобы ты не связывалась с этой наркоманкой, но ты не послушалась меня. Тень твоего бывшего мужа отравляет мне жизнь с того самого дня, когда я встретил тебя. И даже теперь от него нет покоя, хотя он уже мертвый. Сегодняшний день я тебе никогда не прощу, Одель. — Си развернулся и зашагал по лестнице на второй этаж.

— Си, куда ты? Что ты собираешься делать? — со слезами на глазах крикнула ему вдогонку Одель.

— По нужде!

— Почему папа так говорит? — встрял Люк.

— Понимаешь, когда некоторые люди попадают в стрессовую ситуацию, они… — начала научно объяснять сыну Одель.

— Я знаю, мама. А что это за история с твоим первым мужем? Кто эта женщина?

— Дорогой. — Одель положила ему на плечо руку. — Ты когда-нибудь читал книгу «Женщина и три ее жизни»?

— Нет.

— Вот и хорошо. И не читай ее.

Глава 37

Еще одно бремя

Грэйс Мэндлин вглядывалась в фотографии из зала суда в Лос-Анджелесе, внимательно изучала лицо Труди. Лицо у Труди было другим. Раньше оно всегда было бледным, часто угрюмым. А теперь кожа порозовела, в глазах появился блеск. Лицо одухотворенное, как бы озаренное внутренним светом. Очевидно, Труди больше не принимает наркотиков. Но зато она стала похожа на сумасшедшую, на тихо помешанную. Кажется, у таких помешательство обостряется в полнолуние.

Луна или что-то другое, но на Труди, как поняла Грэйс, явно что-то сильно подействовало — она ни с того ни с сего вдруг призналась суду в убийстве Томми Паттерсона. По сообщению газеты, Труди выразилась следующим образом: «Я взяла на себя бремя его смерти».

Ну и дура! Бедная Труди! Как ее угораздило залезть в такую задницу?

Это Одель виновата во всем, мрачно размышляла Грэйс. Это Одель выдала ее полиции, а потом, когда Труди арестовали, не наняла ей адвоката. Одель ничем не помогла Труди! Мол, Си и без того был слишком зол, и размазня Одель не хотела усугублять семейную ссору.

Вот так и получилась, что полоумную Труди отправили в Лос-Анджелес в лапы детектива Сэма Морриса, и единственной ее поддержкой была только Библия.

Если Хэмптоны думают, что это сойдет им с рук, то они глубоко ошибаются. В телевизионном интервью детектив Моррис намекнул, что к ответственности будет привлечен некто из Чикаго, тот, кто несколько месяцев помогал Труди Шурфут скрываться от правосудия. Одель еще попляшет на раскаленной сковородке!

Грэйс, как всегда, узнала новости самой последней. Днем она обычно не включала ни радио, ни телевизор, слушала новости только вечером. И вот однажды с работы позвонил Гален, вначале привычно поинтересовался, не наступила ли у Грэйс менструация, а потом как бы невзначай сообщил самое главное — в его офисе говорят, что недавно нашли женщину, которая убила Томми Паттерсона.

Новость сама по себе сенсационная, но когда выяснилось, что этой женщиной оказалась не кто иная, как Труди Шурфут, Грэйс была потрясена до основания. Труди Шурфут? Не может быть! Ведь она всегда хорошо отзывалась о Томми, невзирая на все те невзгоды, которые обрушились на нее из-за него. Нет, этого не может быть. Грэйс ни за что не поверит, что Труди его убила.

Грэйс поняла, что Труди нуждается в помощи. Когда стало ясно, что из Чикаго помощи никакой не ожидается, Грэйс сама позвонила Тамаре Литевски, адвокатше, которой Томми поручил свое завещание. Но Тамары не оказалось на месте. Появилась она только в десять тридцать по лос-анджелесскому времени, а в Нью-Сити (и в Нью-Йорке) было уже час тридцать. К этому времени Грэйс извелась от злости и голода — разве можно есть, когда дело не решено?