Умные растения - Арцт Фолькер

Перед нами появляется кувшинчик с красными разводами — большой и элегантно изогнутый, точно германский рог для вина.

— Непентес Раффлза, — сообщает Марлис.

Мы решаем в ближайшие дни снять на камеру этот прекрасный экземпляр, хотя пока никто еще не догадывается, что выбор этого места съемки окажется столь важным.

Пока мы укладываем снаряжение и вонючие резиновые сапоги в машину, опускается вечер, и с некоторым опозданием дает о себе знать привычная «послеполуденная гроза». Теперь пусть себе неистовствует — в машине, как нам кажется, ничего не страшно. Асфальтовая дорога переваливает через холм, и по обе стороны возникают совершенно неожиданные виды заболоченного леса. Темные горы облаков на западе оставили свободной лишь узкую полосу над горизонтом. Она дает заходящему солнцу последнюю возможность ниспослать свой мягкий оранжево-красный свет на верхушки деревьев, в то время как черная стена облаков уже грозит всполохами-зарницами и посылает на землю первые, еще далекие ливневые знамена. Теперь Брайана уже не остановить. Он моментально устанавливает свою большую камеру на обочине дороги, накрывает ее пластиком, чтобы защитить от дождя, берет у Денниса на время фотоштатив, ставит свой фотоаппарат «Никон» на замедленную съемку — один кадр каждые две секунды. Зонтики у него тоже наготове.

На небе начинает разворачиваться настоящая драма. Шквалистый ветер треплет облака, раздирает их, отчего кажется, что небосвод покрывается все новыми, ослепительно красными рубцами. Лишь над нашими головами держится плотное, неизменно черное покрывало. Оно как будто заслоняет нас от ветра, заряжая воздух электричеством. Вибрирующая тишина заполняет пространство — обманчивая, точно бесшумно тлеющий фитиль. А потом начинается: ослепляющие каскады молний, оглушительные удары грома. Звуки резкие — и никакого эха. В то же мгновение облака начинают избавляться от своего водяного балласта. Все, что на нас надето, мигом промокает, словно мы постояли под водопадом. Мощные порывы холодного ветра сотрясают штативы. Зонты раскрыть невозможно. Стоп! Под вспышками молний Брайан бросается сквозь водяную завесу. Уносит камеры в безопасное место. Я надеюсь на то, что у нас получились отличные кадры, — так уж устроен человек: очень хочется выдавать желаемое за действительное.

Ночь коротка. Зато в постели сухо. Завтра в 4:30 мы снова отправимся в «рай». Пустив в ход все свое обаяние, Марлис еще раз настойчиво просит нас быть пунктуальными: термиты не проспят, а позавтракать мы сможем и позднее. У меня тяжелая голова, но в то же время я рад, что мы, даже несмотря на все жертвы, готовимся к решительным действиям, вместо того чтобы всецело полагаться на счастливый случай.

По мере приближения к «раю» мы невольно ускоряем шаг. И вот мы уже стоим у того самого дерева под гнездом термитов. Первый же взгляд мгновенно все проясняет. Наши кувшинчики-приманки остались целы — их нетронутые полоски ослепительно белеют в утреннем свете. В любом случае мы не опоздали. И все-таки что-то не так. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять: термитов нет, их пищевая тропа исчезла.

— Этого не может быть, — слышу я бормотание Марлис.

Мы растерянно изучаем почву. Работа перед входом в гнездо тоже приостановлена. И тут мы видим их: термиты воспользовались «черным ходом» на обратной стороне ствола. Все бы ничего, но теперь их тропа уходит вверх по стволу, прямо в крону дерева. Почему они проложили такой маршрут? Просто так? Из-за ночного дождя? Или по вине подозрительных кувшинчиков перед главным входом?

В тот день термиты так и не спустились со своего высокого дерева, и мне пришлось бороться с подступающей паникой. Билеты на обратный рейс уже куплены, наше время в Брунее ограничено, как и наш бюджет. Никаких трудностей быть не должно: термиты есть, растения есть — им осталось лишь найти друг друга. У нас впереди всего два съемочных дня.

Экспресс в заболоченный лес

Марлис изобретает план Б: нужно позабыть о термитах-предателях и переместиться в коренной заболоченный лес с невероятно мощными столетними деревьями. Это ее любимый зеленый массив, и там тоже обитают термиты.

— К этим термитам даже ходят поезда, — добавляет Деннис, пытаясь шуткой поднять нам настроение.

Он рассказывает о старой узкоколейной дороге, по которой дровосеки пробираются в малопроходимый девственный лес. Она используется и для того, чтобы доставлять древесину на небольшую лесопильню, стоящую у шоссе.

Китаец господин Ли, директор лесопильни, и бровью не повел, когда мы вошли в его кабинет. Там установлен кондиционер, и арктический холод действует на нас точно удар дубинкой. Мы представляемся. Господин Ли, одетый в рубашку с короткими рукавами, преспокойно выслушивает нашу просьбу: мы хотим снять для фильма термитов, хищные растения, а также его железную дорогу. Повисает молчание. Долгое молчание. Как мне кажется, господин Ли ничуть не обеспокоен, внешне он остается дружелюбным и сдержанным. Однако, прислушавшись к своим ощущениям, я понимаю: мы срочно должны что-то предпринять и как-нибудь растопить лед. Марлис на шаг опережает остальных. С оттенком торжественности она достает наши золотистые удостоверения прессы и гербом султана вверх передает их господину Ли, будто ценные подношения. Он изучает аккредитации, выданные аппаратом премьер-министра, и его лицо как будто немного проясняется. Потом без всяких объяснений он хватает свой мобильный телефон и что-то говорит в него. Даже без знания китайского можно понять, что это некое указание.

— Машинист в курсе. Желаю успеха, — сообщает господин Ли на безупречном английском, возвращая нам удостоверения.

Неестественно длинными шагами мы продвигаемся все глубже в лес — от шпалы до шпалы. Деревянные, скользкие от влаги шпалы обросли водорослями, а некоторые истлели и переломились посередине — работа невидимых корневых волосков и нитевидных гифов. А некоторые шпалы болтаются просто так — их удерживают лишь привинченные к ним же рельсы. Да и расстояние между рельсами меняется. Кое-где они сближаются, а потом снова расходятся. Ровных линий нет в помине, словно среди буйной растительности рельсы решили следовать природной геометрии своих соседей.

Подавляющее превосходство растений сразу же бросается в глаза. Незаметно и медленно, но упорно и неумолимо они обрастают все, что оспаривает их жизненное пространство. Неизбежно протискивают корни в трещины и полости, срывают резьбу, сдвигают шпалы и рельсы. Вот она — демонстрация первобытной силы растений, думаю я с уважением, и мой взгляд скользит по зеленым стенам справа и слева от дороги.

Видимо, я слишком много восхищался и удивлялся, потому что неожиданно обнаруживаю: я лежу на животе У железной дороги, в зеленых зарослях из листьев и шипов.

Вместе с этим падением меняется и растительная картина. Совершенно того не планируя, я вижу в непосредственной близости самые разные листочки, и среди них нет ни одного целого — все почему-то продырявлены или изъедены. Некоторые почти наполовину лишились своей плоти и выглядят прямо-таки ужасно.

Без сомнения, даже у самых мощных растений есть свои слабости. Они подвергаются нападению насекомых, которые, прежде всего по ночам, обгладывая и обкусывая, ползают по сочной паутине листа. И выглядит все это так, словно жертвы, которые и в самом деле приросли к земле, не имеют возможности противостоять нападению.

За кем же остается решающее слово? Кто правит заболоченным лесом? Зеленые создания или жадные насекомые? Организмы с корнями и листьями или существа с лапками и челюстями?

В любом случае многое уже ясно: даже если растения не способны двинуться с места, они должны были придумать средство, хоть немного сдерживающее яростный голод их врагов, — защитную стратегию, которая поможет не сгинуть без остатка в желудках миллионов насекомых. В противном случае заболоченный лес никогда не вырос бы: на него обрушилось бы войско прожорливых вегетарианцев и измельчило бы в пищевую кашу еще в период детства.