Турецкий горошек - Д. Нельсон

Я слушала его историю и завидовала… завидовала тому, что он пробовал свежезапеченную форель, завидовала попутчику, который странствовал вместе с Питером по Франции, и огорчалась, что меня там не было. Когда я поведала ему об этом, он обнял меня и сказал:

– Чувства не бывают глупыми. Глупыми могут быть только порождаемые ими поступки.

– Пожалуйста, посадите нас за один из столиков Джона, – попросил Питер встречающую посетителей распорядительницу.

Если смотреть на нее прямо, она кажется совсем лысой оттого, что ее волосы туго стянуты на затылке в пучок. Она усаживает нас за столик рядом со статуей греческой богини, олицетворяющей виноделие. Богиня держит в руках гроздья винограда, и нижняя гроздь нависает прямо над левым ухом Питера.

К нам подходит Джон, которого мы назначили «нашим официантом» (после недавнего шестого посещения этого места).

– Привет, друзья. Рад видеть вас.

– Что хорошенького у вас есть сегодня? – спрашиваю я.

– Устрицы свежие, только что выловленные. Сам пробовал, – говорит Джон.

Последние три раза, когда мы заходили сюда, он высказывал свое мнение обо всем, что мы заказывали. В ожидании заказа Питер вертит в руках вазочку с одинокой гвоздикой. Я кручу бокал с вином. Мы стараемся чем-то занять наши руки, хотя на самом деле нам хочется сплести их вместе. Однако мы хватаемся за эти посторонние стеклянные предметы, ведя себя в общественном месте как вполне приличные прелюбодеи.

Джон приносит заказанные нами блюда. Брокколи с голландским соусом и картофельное пюре с ломтиками ананаса. Все продукты настоящие, не консервированные. При виде еды я испытываю приступ тошноты. Мне едва удается добежать до дамской комнаты. Сполоснув лицо и рот, я чувствую себя лучше.

Питер ждет меня у двери.

– Что случилось? Ты в порядке?

– Меня вырвало. Запах, наверное, не понравился.

Питер просит Джона принести мне чашку мясного бульона. На поверхности плавают кусочки зеленого лука. После нескольких глотков мои руки перестают дрожать. Мы сидим в ресторане почти до трех часов. Питер заказывает колу, надеясь, что переход от соленого к сладкому успокоит мой желудок. Мне уже и правда лучше. Проклятье, не хватало только заразиться гриппом от Дэвида.

При входе в выставочный зал мы берем напрокат магнитофоны. Уверенный голос гида напоминает нам о том, на что стоит обратить внимание. Выставка оправдала мои ожидания. Разглядывая работы Хельги, я вспоминаю, как два года назад я делала доклад в Южной Каролине. Мне надо было чем-то занять свободный час, и я забрела в местный музей на выставку Уиета. Пройдя половину залов, я направилась к выходу. По улицам сновало множество народу, но в музее я оказалась единственным экскурсантом.

Музейный сторож, бодрый старичок лет семидесяти, с короткими седыми бачками, сказал:

– Мадам, вы еще не все посмотрели. Я взглянула на часы.

– Вечно вы, американцы, слишком торопитесь. – Он повел меня обратно в музей. Из-за собственной вежливости я опоздала на лекцию на пять минут. Но меня дождались, поскольку доклад делала именно я.

Время от времени Питер спрашивает, как я себя чувствую. Я говорю ему: «Отлично». Мне все очень нравится, однако я еле передвигаю ноги от усталости.

Около нас останавливается женщина – на вид ей около тридцати – в потрепанных джинсах и футболке с перекинутой через руку длинной норковой шубой. Она напряженно прислушивается к замечаниям прокатного магнитофона. Я замечаю, что Питер смотрит на нее. Меня раздражает ее молодость, и я задумываюсь, перестану ли когда-нибудь ревновать его к более молодым и симпатичным женщинам.

Питер шепчет мне:

– Культурная маскировка, – так он обычно характеризует людей, одевающихся с претензией.

– И какова же маска? – спрашиваю я. Мои губы касаются его уха.

– Презренное богатство. – Значит, он не подумал о ней, как я подумала. Мне сразу полегчало, и я просто молчу в ответ.

За нами идут директор колледжа с женой. Здесь неудобно заводить разговор, и мы обмениваемся поклонами. Между Питером и мной – дружеская дистанция, и я надеюсь, что они не заметили нас раньше.

Пока мы осматривали выставку, начался дождь, придавший мокрым листьям особый запах, отличный от запаха весеннего дождя. Мы как раз подошли к парковке, когда зажглись уличные фонари.

– Тебе надо ехать домой? – спрашивает Питер.

Мне надо, но я не хочу. Грех с Питером лучше, чем безгрешность с Дэвидом. Кроме того, я не в состоянии сейчас вести машину. Мы заезжаем проверить киоск. Мухаммед заверят нас, что все будет в порядке.

Поворачивая ключ в замке, Питер бормочет что-то нечленораздельное. Зайдя в дом, он сразу берет собачий поводок, и тут же звонит телефон.

– Возьми трубку, пожалуйста.

Я обожаю, когда он позволяет мне отвечать на телефонные звонки и забирать его почту. Значит, он не боится, что я нарвусь на какую-нибудь другую его пассию.

Звонит Джуди. Питер с Босси возвращаются, и он начинает готовить чай, а я восседаю на подушке, непринужденно болтая по телефону.

– Ну как, заметила Саша замену Франка Н. Штейна? – спрашиваю я.

– Она заметила, что он похорошел, но сегодня утром она точно узнала, что мы устроили подмену.

– Откуда?

– Даже семилетняя девочка понимает, что самец морской свинки, проживший в одиночестве около года, не может иметь потомство.

– Подожди-ка. – Я прикрыла рукой микрофон. – Ты хоть понимаешь, что вы, умники, купили беременную крысу?

Питер берет трубку, чтобы поддразнить Джуди и поздравляет с ее новым статусом бабушки. Он отказывается приютить у себя одного из отпрысков, но предлагает помочь в выборе кличек.

– Марк заявил в свое оправдание, что антропологи должны разбираться в грызунах лучше, чем художники, – говорит Питер, повесив трубку.

Пока я звоню Дэвиду, Питер уходит за дровами, несмотря на то, что их более чем достаточно в том полированном сундуке, где он держит поленья. Он всегда стремится уйти, когда я разговариваю с моим мужем. Я не знаю, чем это объяснить – отстраненностью, вежливостью или нежеланием признавать мой семейный статус. Всякий раз, задаваясь таким вопросом, я медлю с ответом.

Дэвид говорит:

– Завтра я поеду на работу, и мне, должно быть, придется на этой неделе отправиться в командировку. – Он сообщает мне, что работал за компьютером, но тот постоянно зависал. Его голос звучит раздраженно.

– Где тебя носит? – спрашивает он, но успокаивается, услышав, что я занимаюсь со студентами. – Не задерживайся слишком поздно. Будь внимательнее на дороге. – В трубке слышатся короткие гудки.

Я приезжаю домой к девяти вечера. Завернув на подъездную аллею, вижу, что фасад нашего дома совершенно темный. Я нажимаю на кнопку пульта управления, двери автоматически открываются, и я вхожу в дом, освещенный лунным светом.