Жюстина - Донасьен Альфонс Франсуа де Сад

Глава вторая

Новые испытания, которым подвергается добродетельность Жюстины. – Как небо своей справедливой рукой вознаграждает её за неизменную верность своим обязанностям

Прежде, чем продолжить наш рассказ, мы считаем нужным ввести читателей в курс дела. Разумеется, даже самые неискушенные поняли, что похищение денег у несчастной Жюстины было делом рук Дерош, но возможно не все ещё догадались, что в этой скандальной истории зловещую роль сыграл Дюбур. Ведь именно по советам этого злодея действовала Дерош.

– Она никуда от нас не денется, если мы лишим её последних средств, – злорадно сказал он. – Я хочу, чтобы она была моей, следовательно её надо сделать нищей. Как бы ни был бесчеловечен этот план, он оказался безупречно эффективным. За обедом Дюбур признался Дельмонс в своем мерзком поступке. И в голове этой женщины, неистощимой на подобные пакости, вмиг появилась новая идея. Быстро составился заговор и было решено, что Дельмонс сделает все, чтобы Жюстина переехала к ней на три месяца, в продолжение которых её супруг будет находится в деревне, и за это время Дюбур предпримет новые попытки при помощи Дельмонс, и что если в конечном счете ничего из этого не получится, они жестоко отомстят строптивице, чтобы, как выразился Дюбур, добродетель вышла из этой истории такой истерзанной, такой униженной, какой ей и надлежит быть всякий раз, когда она осмеливается сразиться против порока с открытым забралом. Эту ловкую сделку миллионер, как мы уже упомянули, ознаменовал излиянием своей спермы в глубины несравненного зада Дельмонс, и начиная со следующего дня эта любезная дама неустанно трудилась над осуществлением коварного плана. Обладая достаточно злобным характером, чтобы испытывать большое удовольствие при мысли погубить бедную Жюстину, она не замедлила явиться к Дерош на обед.

– Вчера вы меня очень заинтересовали, – так обратилась лицемерка к Жюстине. – Я не знала, что скромность может дойти до таких высот; по правде говоря вы – настоящий ангел, специально сошедший с небес для обращения людей. До сих пор я относилась к вашим убеждениям с точки зрения либертины, но признаться вы стали виновницей резкой перемены, происшедшей во мне, и я готова поклясться чем угодно, мой несравненный идеал, что отныне вы будете видеть перед собой только кающуюся и добродетельную женщину. О Жюстина, о небесное создание, столь необходимое для моего обращения! Не согласишься ли ты разделить со мной моё одиночество? Я бы хотела постоянно иметь твой пример перед глазами, и выдающиеся уроки, которые я буду получать от тебя, очень скоро помогут мне осуществить мой замысел.

– Увы, мадам, – отвечала Жюстина, – я не гожусь служить примером, а если ваше раскаяние искренне, вы не мне обязаны им, а всевышнему. Я слабое и хрупкое существо и далека от того, чтобы сделаться образцом, это вы, мадам, вы станете для меня идеалом, если будете всегда слушать небесный голос, который звенит в вашей душе. Я благодарна вам за предложенный кров, я готова помочь вам в той мере, в какой могу быть вам полезной, мадам, не отказываясь от моих принципов; приказывайте – я к вашим услугам, и моя признательность и моя скромная помощь вознаградят вас, если это вообще возможно, за ваши благодеяния. Дерош, предупрежденная блудницей, с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться в продолжение этой комедии; она пожелала Жюстине счастья, и девочку быстро собрали в дорогу. Мадам Дельмонс занимала роскошный особняк: лакеи, экипаж, лошади, богатая обстановка скоро убедили Жюстину, что она будет жить у одной из самых знатных женщин Парижа.

– В силу моего уважения к другим служанкам, – заявила Дельмонс, как только Жюстина оказалась в её руках, – я не могу сразу поднять вас на должную высоту в моем доме, но со временем так и будет, мой ангел, а пока, хотя вам придется исполнять черную работу, поверьте, что от этого я буду уважать вас не меньше.

– Я согласна на все, мадам, – сказала Жюстина, радостная от того, что по крайней мере нашла средства к жизни и уважение в этом доме.

– Вы будете моей туалетной служанкой, дитя моё, – продолжала Дельмонс.

– Будете отвечать за все, что касается этой стороны, и если докажете свое прилежание, не пройдет и года, как я назначу вас своей третьей горничной.

– О мадам, – ответила сконфуженная Жюстина, – я не думала…

– Ах, как я вас понимаю! Это говорит ваша гордость; скажите, Жюстина, это и есть одна из добродетелей, которые я предполагаю в вас?

– Вы правы, мадам, хотя послушание должно быть на первом месте, во всяком случае так диктуют мне моё нынешнее положение и мои злоключения, так что распорядитесь, чтобы меня ознакомили с моими обязанностями, и будьте уверены в моем прилежании.

– Я сама ознакомлю вас с ними, дорогая, – ответила Дельмонс, вводя Жюстину в две глухие комнаты, которые находились за стеклянной перегородкой в элегантном будуаре. – Вот место вашей службы. Здесь, – продолжала сибаритка, открывая дверь одной из комнаток, уставленной всевозможными биде и ваннами, – комната для омовения, вы должны поддерживать здесь чистоту, опорожнять и наполнять эти сосуды. Вторая, – продолжала Дельмонс, открывая другую дверь, – предназначена для занятий, так сказать, менее возвышенных: вы видите кресло с отверстием; здесь есть и удобства в английском духе, но я предпочитаю именно это удобное приспособление. Теперь вы знаете, девочка моя, чем вам придется заниматься, кстати, эти хрустальные вазы предназначены для малой нужды. Есть ещё одна вещь, о которой я должна вас предупредить, я понимаю, что. она довольно деликатная, но это стало для меня привычкой, и мне трудно будет от неё отказаться.

– О чем идет речь, мадам?

– Вы всегда должны присутствовать, когда я делаю здесь свои дела, и… остальное я скажу тебе на ушко, дитя моё, так как добродетельные люди обычно краснеют, когда им приходится признаваться в таких причудах: тебе придется мягкой губкой, которую ты видишь в этом шкафчике красного дерева, вытирать то, что неизбежно остается на теле после отправления таких грязных надобностей.

– Мне самой, мадам?

– Да, детка, тебе самой. Девушке, которая была здесь до тебя, приходилось ещё хуже, но ты, милая Жюстина, внимаешь мне уважение, ты добродетельна, и это меня обязывает…

– Так что же делала девушка, которая служила у вас до меня?

– То же самое только языком.

– Ах мадам!

– Да, я понимаю, что это нелегко. Вот до чего доводят нас роскошь, изнеженность и забвение всех общественных обязанностей. Мы привыкали смотреть на все, что нас окружает, как на предметы, служащие нашим потребностям… Знатное имя, сто тысяч ливров годовой ренты, уважение, почет