Записки следователя Ротыгина - Григорий Жадько

Великая демократизация обернулась великой клоакой. Куда делось все что имели, потеряли страну, а главное в душе пустота. Флюгер болтает. Эти пацаны, что приходят, … сколько из них будет нормальных. А что значит нормальный? Сейчас нормальный, тот, кто в системе. Те, кто пришли наверх, молча стали проповедовать принцип пока нас не выгонят, мы должны успеть. Все хотят успеть. Отбросили нормы приличий. Вертикаль власти согласилась с негласными законами. Какие там законы. Понятия. Живем давно уж по понятиям. Бандитское слово. Точное. Чем выше сидишь, тем крепче рука и больше в нее входит. И не выходит. Остается в ней.

Наконец долгожданный звонок из прокуратуры, вывел его из напряженного ожидания. Киданов выполнял свои обещания.

– На счет часа не ручаюсь, но сорок минут могу обещать. Поторопитесь, – глухо прошипела трубка такие нужные слова.

– Спасибо, спасибо, я вам потом доложу, как все прошло.

– Поторопитесь, – опять односложно промолвил Киданов.

Получив отмашку, Родин, быстро посадил племянника и оперативных работников в дежурную машину и они с иллюминацией рванули к зданию областного УВД. Он последовал следом на своей Мазде, стараясь не отставать.

Операция больше походила на захват, когда он с каменным лицом прошел в кабинет Боговского, мимо вскочившей как ужаленной секретарши. Его удостоверение, не произвело на нее особого впечатления. Он коротко бросил, что все согласованно на самом верху, и беспокоиться и звонить ей никуда не рекомендуется. Пока она размышляла, что ей предпринять, в кабинет ввели задержанного племянника. Проинструктированный оперативник отравился присмотреть за секретаршей. Андрей Боговский зашел в кабинет с сияющим лицом, но увидев там следователя, явно растерялся и сник. Родин ничего, не объясняя ему, вышел, неплотно прикрыв внутреннюю дверь. Он встал в проеме между двух дверей. Внешнюю, вторую, дверь он слегка тоже прикрыл, с тем, что бы за его действиями не могла наблюдать любопытная секретарша.

Он знал, что племянник был частым посетителем этого кабинета и ориентировался в нем прекрасно. На столе стояли три телефона. Один из них был городской. Родин приник к внутренней двери и прислушался. Попутно он включил миниатюрный диктофон. Оставленный один в кабинете дяди, племянник около 10 минут не подавал признаков жизни и только потом Олег услышал робкие шаги и стрекот набираемого номера. Послышался быстрый сбивчивый шепот молодого Боговского. Тот, к кому он обращался, был назван только по имени отчеству: «Аркадий Абрамович. Беда!!! Меня поймали на тайнике с оружием. Где дядя? Надо что-то делать!!! Про ваш гараж они еще не пронюхали. Его срочно надо зачистить! Меня надо спасать, иначе я могу не выдержать прессинга со стороны следака. Меня обещают посадить в камеру с самыми отпетыми уголовниками. Что они там со мной сделают, понятно. Там я точно сломаюсь, и жизнь моя будет кончена!!!»

Спустя минуту он позвонил какой-то Оксане: «Оксана ты? Ты одна. …Можешь говорить? Понадежней спрячь сумку, которую я тебе оставил и никому ни под каким видом о ней не проговорись, особенно ментам. Может, маме отнесешь? … Ну, куда хочешь! Я попал, но думается ненадолго. Дядя спасет меня, и все будет как раньше. Только молчи. Я звоню из кабинета дяди, видимо тот уже все знает и предпринял шаги в отношении беспредела борзых следаков. …Всё! …Нет, всё потом… Я сказал потом. Говорить больше не могу. Возьми себе денег из кармана моей куртки. На первое время тебе хватит. Я не прощаюсь! … Давай делай, что я сказал. Поторапливайся!».

Родин подождал еще минут пять. В кабинете установилась гробовая тишина. Тянуть больше, видимо уже не имело смысла. Лимит отпущенного времени кончался. Секретарша, заподозрив неладное, беспокойно ерзала на стуле и все порывалась позвонить или выйти, но оперативник недвусмысленно давал понять, что ей не стоит этого делать. И вообще лучше не соваться не в свое дело. Родин сунул диктофон в карман и зашел в кабинет. Молодой человек, увидев вновь следователя, сжался на стуле как от удара. Он явно ждал не его, ждал момента кинуться в объятья всемогущего дяди, а тут такой облом. И кошмар его не собирался благополучно исчезнуть как дурной сон.

Передав задержанного оперативнику, он дал команду отвезти его вновь в райотдел и определить в свой кабинет, а сам быстро отдал необходимые указания по поводу звонков и срочным выездам по адресам, на которые звонил племянник.

Язвительно и с милой наивной улыбкой Родин попрощался с ничего не понимающей секретаршей, и переведя дух направился следом. Предстоял самый ответственный момент, новый допрос Андрея Боговского с учетом изменившихся обстоятельств.

Дорога заняла много времени из-за аварии в тоннеле под мостом на Иподромской. Симпатичная девушка на Витце, не справившись с управлением, зацепила опору поддерживающую мост, машину развернуло, и в нее въехала Ниссан-Цифиро. Молодая хозяйка безутешно плакала за рулем. Ее было по-человечески жаль, хотя он страшно не любил этих свиристелок-недоучек, что массово штамповали местные автошколы в огромном количестве последнее время. Все водители, выстроившись воронкой, проскакивали в узкую щель, оставшуюся на дороге. Потеряв не менее получаса он наконец добрался до родных пенатов. Даже перекусить было некогда, хотя желудок упрямо урчал. Дежурный сержант четко отрапортовал, что задержанный доставлен и ожидает в камере предварительного содержания.

– Так! Доставь его мне. А сам постой у двери, что бы нам никто не помешал.

– Слушаюсь.

Спустя минуту ввели Андрея Боговского. Он выглядел неважно. Бледное лицо стало совсем белым, без единой кровинки. Глаза провалились, нос заострился. Одну щеку периодически трогал нервный тик, и он придерживал ее рукой.

– Садись,…садись… или присаживайся, как тебе лучше будет… впрочем, это уже все равно для тебя, – жестко и нелицеприятно промолвил Родин, с еле скрываемым отвращением посматривая на жалкую фигуру задержанного.

Племянник трясущимися руками придвинул к себе стул, сел на самый краешек, так что почти весь стул остался свободным.

– Продолжим наш разговор? – твердо сказал Родин, – запирательства закончились, я думаю.

Боговский низко опустил голову, сложил руки между колен и молчал, напряженно рассматривая что-то на полу.

Перемотав пленку, Олег включил запись. Молодой человек аж затрясся, поняв, что натворил непоправимое.

– Слушай слушай! Это тебе полезно будет, – увещевал менторским тоном Родин, – ну а теперь предлагаю тебе раскаяться рассказать как было. Помочь следствию. Чистосердечное раскаяние обязательно будет учтено и для послаблений твоего дальнейшего содержания в следственном изоляторе, и конечно в суде. Ну а на счет помощи от своего дяди можешь выбросить эту мысль из головы. Я уже отдал распоряжение и Льва Абрамовича скоро доставят, и будут допрашивать в соседнем кабинете. Правда, это будет делать другой следователь. Поверь, вопрос об отстранении его от должности почти решенный и не займет много времени. Вы обычные преступники и к этой мысли нужно привыкать хочешь ты этого или не хочешь. Не думаю, что он будет запираться. Всю вину постарается свалить на тебя. Так, что если не желаешь, стать козлом отпущения говори все как на духу.

Конечно, это была ложь. Конечно, он редко прибегал к этому, но тут был исключительный случай. Чего не сделаешь, что бы правосудие восторжествовало. На карту была поставлена его репутация, а может и вся дальнейшая жизнь. Цель оправдывает средства. Впрочем, его уже не надо было обрабатывать. Он и так совершенно раскис.

Молодой человек заговорил, быстро глотая окончания слов. Он рассказал, что организовал продажу оружия Аркадий Абрамович, родной брат Боговского. Основная часть оружия находится в подвале его гаража. Там есть помимо китайских пистолетов и автоматы, похищенные при содействии одного прапорщика с Белянского полигона. Фамилию прапорщика он не знал. Олеся его девушка. В сумке у нее находилась большая партия героина, которой рассчитались за поставку партии оружия кемеровские бандиты в прошлом месяце. Героином они прежде не занимались и партия зависла, так как слить ее за приемлемую цену быстро не удалось.

В самый разгар беседы, в коридоре послышались крики и шум. Пока Родин прислушивался к тому, что происходит в стенах родного отдела, в кабинет грубо оттолкнув, охраняющего вход сержанта, совершенно неожиданно ворвался взбешенный донельзя Лев Абрамович Боговский. Увидев униженного, лепечущего в страдальческой позе племянника, он ни слова не говоря трахнул по столу так, что треснуло мелкими лучами стекло. Его взгляд, устремленный на племянника, был страшен, а жесты настолько красноречивы, что племянник вообще вжался в стул, поняв, что его в который раз провели. Скрипя зубами Боговский обратил свой взгляд к Родину: