Под девятой сосной в чистом поле - Валерий Гусев

Тишина. Только вздрогнет высоко на колокольне какой-нибудь колокол да взлает в селе собака.

Возле одной из стен Алешка вдруг замечает меж кустов идущие куда-то вниз каменные полуразрушенные ступени, огороженные кривой железной оградой. Ржавчина на ней висит лохмотьями.

– А это что? – спрашивает Алешка Савелича.

– Тама подвал. Не лазь туда. Нехорошее место. Я туда упавшие кресты с могил складаю.

– А он куда-нибудь ведет?

– Да никуда не ведет. Завалено там все, аж до верха. Не проберешься.

Ну да! Алешка-то не проберется?

Они заходят в церковь. Справа от входа – дверь в каморку, где Савелич держит свой инструмент: метлы, веники, лопаты.

Он снимает с гвоздя связку ключей и, выйдя, тщательно запирает входные двери.

– А что же, – вдруг спрашивает Алешка, озаренный какой-то догадкой, – эти ключи там весь день висят? Без присмотра?

– Ну какой присмотр, если я эту каморку взаперти держу и никого в нее не допускаю.

– Никого-никого?

– Не, никого – мое место. Однова, правда, электрика впускал, там щит у меня с предохранителями. Ну, он при мне все исправил. Я ежели только на секунду отвлекался, батюшка зачем-то позвал. Но хорошо помню – с полдороги вернулся и ключи с гвоздя на всяк случай снял.

– Хорошо помните? – настырно уточнил Алешка.

– Как самого себя! – Дед хлопнул в грудь ладонью. – Еще почему помню: как их брал, так они легонько покачивались. Мне и подумалось – с чего бы это им? Сквознячком, видать, проняло.

Надо Алешке отдать должное: он сразу сообразил, что сквознячок тут ни при чем. Ключи покачивались на гвоздике оттого, что кто-то чужой их в спешке на этот гвоздик повесил. А раз повесил – значит, и снимал. Но Алешка об этой догадке промолчал. Только спросил:

– А это какой электрик? Из города?

– Ну, милок, да разве из города их дозовешься? Здешний, у вас в дачном поселке проживает. Вот как звать-то его, запамятовал. Чудное имечко, на собачью кличку похоже. Шарик вроде.

– Может, Жорик? – осторожно спросил Алешка.

– А может, и так. Чудное вовсе имечко.

Ключи ключами, Шарик Шариком, но этот подвал, заваленный могильными крестами, запал Алешке в голову. И, как всегда, он долго не раздумывал. Как только Савелич, заперев двери, отправился до полночи домой, Алешка, чтобы не попасться на чужие глаза, обежал ограду, пролез между прутьями решетки и меж поваленных памятников пробрался к входу в подвал.

Уже темнело, а в подвале, куда он с замиранием сердца спустился по ступенькам, гулко постукивающим под его осторожными ногами, вообще уже было трудно что-нибудь разглядеть.

Стоя в дверях, Алешка чиркнул спичкой. И отшатнулся. Весь подвал был забит полусгнившими деревянными и расколотыми, в лишайниках, сухой земле и мхе каменными крестами. А в дальнем углу, полузаваленный, в каких-то оборванных тряпках, жутко виднелся потемневший от сырости гроб…

Спичка погасла.

Любой пацан на Алешкином месте не задумываясь рванул бы отсюда наверх и почесал бы поскорее домой. Но Алешка зажег еще одну спичку и высоко поднял руку. Оглядел мрачный свод, с которого свисали, как ведьмины космы, пряди грязной паутины.

В самом дальнем углу Алешка разглядел какое-то черное пятно, вроде дыры в стене, под самым сводом. Спотыкаясь, цепляясь, срываясь, он подобрался туда и зажег третью спичку. И она тут же погасла. Ее огонек, втянутый мощным потоком воздуха, оборвался и исчез.

Точно – это была дыра. И судя по тому, как тянуло в нее воздух, дыра бесконечная.

Алешка в темноте, на ощупь пробрался к выходу и стал взбираться постукивающими ступенями, всей спиной чувствуя, будто из самого дальнего угла вдруг потянутся следом за ним длинные жадные руки и ухватятся за кончик футболки, выбившейся сзади из шорт.

Но Алешка не завизжал и даже не прибавил шага. Поднялся наверх и с облегчением увидел еще довольно светлое небо с робкими пока звездами.

– Дим, – решительно сказал он, войдя в вагончик, – собирайся. Я подземный ход нашел. Надо его обследовать. – И тут же поставил условие: – Если не пойдешь, я пойду один! Тебе же хуже.

Это точно. Я взял с полки фонарик и молча сунул его в карман.

На улице было уже свежо и по-ночному влажно. И всюду была холодная роса – на траве, на листьях. Она холодила ноги через кроссовки, брызгалась в лицо.

Луны почему-то в небе не было. Это для меня всегда загадка. Вчера она ярко светила в вышине, а сегодня в это же время ее почему-то нет. Небо ясное, ни облачка, звезды сияют, мигая… А где луна-то?

– Леш, а где луна?

– Ей еще пора не настала, – серьезно отозвался Алешка, быстро шагая впереди. – У нее свое расписание. – Он так спешил, словно боялся, что нас кто-то обгонит и первым полезет в эту дурацкую черную дыру.

Мы спустились спящим поселком к реке, прошагали по мостику, начали подниматься деревенской улицей к церкви. Справа и слева забрехали собаки. Не вовремя проорал петух. Наверняка у Полинки – тоже торопится, все ему некогда.

– Полночь, – шепотом сказал Алешка. – Самое опасное время. Всякая нечисть выползает из темных углов.

Освоился он в деревне, прижился. В домовых и леших стал разбираться.

Мы обошли церковь. Разведанной Алешкой дырой пробрались через ограду. И сразу попали в темное царство рукастых кустов и покосившихся надгробий.

Алешка уверенно шагал впереди. Он видел в темноте, как бродячая кошка. А я все время спотыкался, все время попадал в мокрые объятия кустов, с листьев которых холодная роса попадала мне то прямо в лицо, то за шиворот.

– Пришли, – сказал Алешка. – Фонарик пока не зажигай. Спускайся тихонько.

Придерживаясь за холодное железо перил, я осторожно спускался за Алешкой. Ступени под ногами шевелились как живые. Из подвала тянуло могильным холодом. Вдруг рядом с моим лицом вспыхнули два желтых глаза и раздался дикий вой. Я отшатнулся, споткнулся и плюхнулся задом на шаткую ступень.

– Не бойся, – хихикнул братец, – это кошка. – И успокоил: – Привидения еще впереди.

«Я предпочел бы кошек», – признался я сам себе.

Мы вошли в дверной проем, остановились. Я включил фонарик. И чуть было не рванул назад. Картина была не для слабонервных. Особенно привлекал мой испуганный взор ободранный гроб в дальнем углу.

– В нем кто-нибудь есть? – спросил я Алешку дрогнувшим голосом.

– Откуда я знаю? – удивился он. – Я в него не заглядывал. Хочешь – посмотри. Может, какие-нибудь кости найдешь.

Этого еще не хватало! Чьи-то старые кости в подземелье разглядывать! В гробу я их видел!

И я спросил решительно:

– Где твой подземный ход? Веди!

Алешка взял у меня фонарик и посветил куда-то вверх.

– Видишь? Вон, в углу дырка.

Ничего себе – подземный ход! Кошачий лаз какой-то.

– Туда не всякая собака пролезет, – сказал я, чувствуя на спине холодок.

– Мы ж с тобой не собаки, – возразил Алешка.

– Застрянем.

– Ну и что? – беспечно отозвался он. – Как заорем изо всех сил – вытащат. Народ сбежится и вытащит. На буксире.

У него на все ответы есть.

– Пошли! Боишься, что ли?

Когда младший брат задает такой вопрос, ответ может быть только один.

– Я – первый! – сказал я и стал карабкаться по трухлявым крестам к черной дыре под потолком. Алешка не отставал.

– Может, мы там, Дим, какой-нибудь клад найдем, – подбадривал он меня в спину.

Ага, вроде дохлой кошки…

Вскарабкавшись на эту мрачную кучу обломков, я посветил внутрь дыры. Это было что-то вроде канала или трубы, уходящее далеко в стену. Луч фонаря освещал только ближайшие кирпичи древней кладки, покрытые черной плесенью, и бесследно таял где-то в глубине здания. И туда же сильно тянуло из подвала струей ветра. Я подумал – может, это какая-то хитрая древняя вентиляция? А никакой не подземный ход с кладом, полным скелетов и сокровищ.

– Чего там? – нетерпеливо спросил у меня за спиной Алешка. – Привидения есть?

– Если только очень мелкие, – ответил я с нарастающим раздражением. Вся эта ночная затея казалась мне все более глупой. И все более опасной.

– Полезли, – скомандовал Алешка.

Я вздохнул, сунул фонарик в дыру, подтянулся на руках и вполз внутрь, как напуганный зверек в чужую норку. В «норке» негромко гудел ветер. Я прополз немного, выставив фонарик, давая место Алешке. Он прошмыгнул за мной не в пример ловчее. И сразу же зашипел:

– Чего ты разлегся?

Я на четвереньках двинулся вперед. Алешка, сопя у меня за спиной, время от времени ворчал:

– Свети так, чтоб мне тоже было видно. – Что-нибудь интересное боялся пропустить.

А ничего тут интересного не было. Нора и нора. Слева – черные кирпичи, справа – черные кирпичи, и снизу, и сверху – то же самое. А вдали – черный мрак.

Глупость какая-то! Представляю, что бы сказал папа, увидев нас в таком положении. А мама сказала бы: «Не обращай внимания, отец. Это они дурака валяют!» И была бы безупречно права.

…Ползли мы долго. Мне казалось, всю ночь. Местность вокруг нас не менялась – все та же нора, выложенная черными кирпичами.