Деревянные актеры - Елена Яковлевна Данько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще раз, Лиза, еще раз! — говорил старик и отбивал такт ногой.
— Готово! — сказал Мариано, слезая со сцены.
Он взял в рот жестяную пластинку-пиветту и заверещал голосом Пульчинеллы:
— Представление продолжается!
Мы поспешили к нашей скамейке. Занавес поднялся. Мы увидели комнату с узорным окошком. В углу виднелся очаг, посредине стояли стол и табуретки, у стены — резной сундук.
Панталоне в черном бархатном плаще, переваливаясь, вышел на сцену. За ним, мелко семеня ножками, бежала Смеральдина в розовой юбочке.
— Прощай, Смеральдина, — сказал Панталоне густым голосом. — Я еду в Падую за товарами. Гляди, чтобы без меня сюда не шатались монахи. Я их терпеть не могу! Заведут глаза, бормочут молитвы — будто святые, а сами норовят угоститься задаром или вытянуть деньги у хозяйки, пока хозяина нет дома. Если без меня побывает здесь монах — уж я наломаю ему бока! — Панталоне грозно трясет деревянной бородкой.
Смеральдина ахает, всплескивает ручками и клянется, что она ни одного монаха не пустит на порог. Проводив Панталоне, она приносит лютню, играет и поет, сидя у окошка.
Я знаю, что на коленях у Смеральдины — не лютня, а простая дощечка без струн. Я слышу, как старик за сценой наигрывает на скрипке, а кудрявая Лиза подпевает ему, — и все-таки мне кажется, что это играет и поет маленькая деревянная Смеральдина в креслице у окна. Она двигает ручками над лютней, качает головой и отбивает такт.
— О, что за ангельское пение, синьора Смеральдина! Да будет мир с вами! — говорит скрипучий голос.
В окошко заглядывает бритая, толстощекая голова монаха. Слово за словом — и толстый монах входит в дом. Слово за словом — и он усаживается за стол. Смеральдина приносит рыбу, жареного петуха и огромную тарелку с макаронами. Монах раскрывает рот, и… — поверите ли? — макароны сами скачут ему в глотку с тарелки!
Зрители хохочут, топают, кричат. Я сам разеваю рот, глядя на этого обжору. Монах снова раскрывает пасть, и снова макароны прыгают с тарелки.
Вдруг слышится пронзительный голос:
— Ля-ри-ля-ля! Ля-ри-ля-ля!
— Пульчинелла! Пульчинелла! — кричат зрители, вскочив с мест.
В окошко заглядывает Пульчинелла в черной масочке и белом колпаке. Он стучит в раму.
— Хозяюшка Смеральдина, пусти усталого путника!
— Ступай прочь, бродяга! — отвечает Смеральдина.
— Сгинь с глаз моих, нераскаянный грешник! — кричит монах и щелкает челюстями над тарелкой.
Пульчинелла исчез. Монах объедается за столом. Смеральдина приносит большую бутыль с вином, и вдруг — снова стук. В окошке появляется голова Панталоне с деревянной бородкой.
— Отвори! — кричит Панталоне. — Я забыл дома кошелек.
Монах уронил бутылку. Смеральдина ахая мечется по сцене. Ну и попадет же теперь обжоре-монаху!
— Спрячьтесь в сундук, ваше преподобие! — лепечет Смеральдина.
Монах прыгает в сундук. Тарелки с кушаньем и бутыль летят за ним следом. Крышка захлопнута. Только пучок ниток, идущий из сундука кверху, выдает, что в сундуке — монах.
Вместе с Панталоне входит Пульчинелла. Он приплясывает, поводит своим длинным носом, — кажется, будто он подмигивает Смеральдине.
— Я привел гостя, Смеральдина, — говорит Панталоне, — накорми нас ужином!
— Нечем ужинать, дружок, в доме нет ничего съестного, — жалобно отвечает плутовка.
— Та-та-та! — пищит Пульчинелла. — Я сам вас угощу ужином!
— Да ты кто такой? — спрашивает Панталоне.
— Я — художник, я — и сапожник, я — пекарь, я — и лекарь. Я заговариваю зубы, лечу дураков от глупости, — пищит Пульчинелла.
— Да что ты? — удивляется простак Панталоне.
Тут Пульчинелла садится на стол и, болтая ногами, говорит такую ерунду, что зрители смеются не переставая. Джузеппе рядом со мной смеется тихим стариковским смехом, а я хохочу во весь голос.
— Я на метле летаю, чертей вызываю, я — чародей-чернокнижник! — пищит Пульчинелла.
— Хотел бы я поглядеть чорта! — вздыхает Панталоне.
— Изволь.
Пульчинелла становится посреди комнаты, притопывает ногами и бормочет заклинания:
— Бу́рум, бу́рум, бандара́, чембуранда чембара́!
Смеральдина и Панталоне забились в угол и трясутся от страха. А Пульчинелла кричит все громче, прыгает все выше, носится по сцене, опрокидывает стол и табуретки. Наконец он подбегает к сундуку.
— Эй, чорт, выходи!
— Оо-о! — страшным голосом вопит монах и выскакивает из сундука. Панталоне от страха упал в очаг и дрыгает ногами в воздухе. Смеральдина плачет, упав на колени. Пульчинелла колотит монаха дубинкой, гоняет его по всей сцене и выталкивает за дверь. Потом он вытаскивает из сундука тарелки с кушаньями и зовет хозяев ужинать.
— Ох, — стонет Панталоне, — натерпелся я страху! А правда, Смеральдина, будто чорт похож на толстого монаха?
Пульчинелла уже устроился за столом. Он тычет носом во все кушанья, пробует вино из бутылки и, взгромоздившись на табурет, поет пресмешную застольную песню.
Занавес опустился, но все так хлопали, кричали и шумели, что он снова поднялся. Панталоне кивал нам бородкой, Смеральдина посылала поцелуи. Пульчинелла кланялся, размахивая дубинкой, и даже злополучный монах высунул голову из-за кулисы и на прощанье щелкнул зубами, а дым догоравших свечей затягивал сцену голубым облаком.
На площади
Когда мы в темноте выходили из балаганчика, я потерял в толпе дядю Джузеппе. В потемневшем небе уже светились звезды. Вдалеке на Большом канале мелькали фонарики гондол и слышалась музыка.
На площади было все еще много народа. Я вглядывался в темные фигуры прохожих. Вот мне показалось, что я вижу коренастые плечи и седые волосы моего спутника. Я бросился вслед прохожему. Но это был не Джузеппе. Я трижды обежал площадь и наконец вернулся к балагану. Сквозь грубое полотно занавески тускло мерцал огонек. В балагане слышались голоса. Может быть, дядя Джузеппе остался там и разговаривает с Мариано? Не решаясь войти, я стал ждать у входа. Скоро огонек погас. Рослый Мариано появился в дверях с ящиком в руках.
— Ну, все взяли? — крикнул он в темноту.
За ним вышли две женщины и долговязый парень с узлами на плечах.
— А если ты еще раз запутаешь султана, я тебе ноги переломаю… — донеслось до
