Убойная стрела Амура - Андреева Валентина Алексеевна

Не могу сказать, что ее хламида тускло-бордового цвета с вкраплением золотых завитушек выглядела новее, чем сегодняшней ночью. И она по-прежнему нуждалась в отделке горностаем. Просто рисованным – по памяти. Волосы Полины, сидевшей в кресле, русыми волнами струились вниз. Лежащий у нее на коленях парик, несмотря на украшение в виде корзины с фруктами, значительно им проигрывал. Со всей очевидностью, девушке на портрете было холодно. Хламиду она натянула, чтобы согреться. Под ней было серовато-голубое платье, украшенное тонкими кружевами. Кусочек его виднелся между полами хламиды и из задравшегося широкого рукава. Рука безвольно лежала на столе рядом с затейливой шкатулкой с открытой крышкой. Шкатулка, кажется, была пуста. Наверное, художнику надоело детально выписывать это чудо в стиле рококо и заполнять ее драгоценным содержимым он не стал.

Выражение лица Полины точному определению не поддавалось. Радости, легкого кокетства в духе все того же рококо в нем определенно не наблюдалось, горя – тоже. Корзина с фруктами выглядела счастливее. В обладательнице этого шедевра угадывались обреченность и покорность неласковой судьбе. Под стать ей был и фон картины. Никакого истинного «рококошества» в пейзаже за высоким окном. Печальное небо, печальные холмы и пышные, но грустные деревья.

– К-как д-думаешь, сколько этой девушке лет? – не сводя глаз с портрета, спросила Наташка.

– Так долго не живут, – тихо ответила я.

– Ну что вы там уселись?!

Голос Ляны показался очень резким. Меня невольно передернуло, тем более что мое внимание на картине привлекли часы с хитроватым амуром – не очень похожие на те, что стояли в нашей комнате. Амур явно вознамерился поразить кого-то странной стрелой из странного лука. А вот располагались эти часы на каминной полке – точной копии нашей – справа от столика, у которого сидела Полина.

– Не ори, – слишком спокойно ответила со своих ступенек развития событий Наташка. – Не надо орать. Здесь не зал заседаний думы. Сидим себе и сидим. Если тебя не затруднит, пригласи свою Ольгу Леонтьевну. Мы только что обнаружили доказательство вечной жизни.

– Это у вас от голода. После завтрака пройдет.

Наташка помотала головой, не допуская и мысли о таком исходе.

– Петр Александрови-ич! – крикнула Ляна, не оборачиваясь. – Будьте добры, попросите Ольгу Леонтьевну вернуться.

Ольга вернулась не одна, а в окружении целого хоровода молодежи, одетой по моде XVIII века, но общавшейся между собой без всякого «плезира». Исключительно на современном сленге. На нас никто внимания не обращал. Правильно Наташка сказала – «сидим себе и сидим». Оживленная толпа тут же рассыпалась в разные стороны, два молодых человека, не хуже горных козлов, пронеслись вверх по лестнице мимо нас. Лицо Ольги было очень радостным, просто лучилось довольством. Когда Ляна обратила ее внимание на наше «заседание», она подняла голову и помахала нам рукой, предлагая спускаться дальше. Не тратя времени на слова, Наташка поманила ее. Ляна что-то прошептала ей на ухо, и они обе прыснули со смеху. Но к лестнице все же направились. У сборной команды святой инквизиции физиономии были, пожалуй, подобрее, чем у нас с Натальей. А кому понравится, когда из него искусственным образом моделируют идиота? Или идиотку. Их во всем мире и без нас достаточно.

– Значит так! – Наташка по-деловому шлепнула себя ладонями по коленкам, после чего решительным жестом указала на картину, благодаря которой мы «тормознулись». – Это девушка Полина!

Все еще улыбающаяся парочка взглянула в направлении, указанном Натальей, и тандем распался. Ляна продолжала по-дурацки улыбаться, а вот лицо Ольги мигом посерьезнело и вытянулось. В считанные секунды она приобрела вид идиотки, которой в мире как раз и не хватало для ровного счета.

– Откуда вы знаете, что даму зовут Полина? И кто опять повесил сюда эту картину? Куда дели «Нимфу»? Нет, это, пожалуй, уж слишком! Петр Александрович!!! Впрочем, до него не докричишься, он из вазона окурки вытаскивает. Какой-то негодяй накидал. Ребята! Есть кто-нибудь наверху?

– Есть! – отозвался звонкий молодой голос, а следом с париком в руке прискакал и его обладатель в ливрее. – Чего, сударыня, изволите?

– Даня, найди себе подмогу, и немедленно снимите отсюда эту картину. Отнесете на третий этаж. Подожди… – Ольга Леонтьевна порылась в кармане, достала ключ и протянула юноше: – Оставите ее опять в кладовой. Она, слава богу, заселяться не будет. Двери закроете, ключ вернешь мне. И передай своим шутникам, что я эти проделки с картиной так просто не оставлю. Мне не смешно!

– Ольга Леонтьевна!..

– Я не хочу слушать никаких оправданий! И прекрати подметать париком ковровую дорожку! Дамы, будьте так добры, освободите ступеньки. Приглашаю вас в конце концов позавтракать.

Губы Ольги Леонтьевны дрожали. То ли от злости, то ли от обиды. Она с достоинством понесла себя вниз. Ляна все еще продолжала улыбаться, но как-то недоверчиво.

– Ир, о нас с тобой заботятся или просто выгоняют отсюда? – громко поинтересовалась Наташка.

– Пойдем, обсудим ответ на этот вопрос на свежем воздухе, – вздохнула я.

– Конечно же заботятся, – влез в наши переговоры багровый от невысказанных директрисе претензий Даниил. – Сорвется картина, пришибет на месте, как в прошлый раз Черного монаха, мало не покажется. Никита! – крикнул он очередному ливрейному пареньку, показавшемуся в холле. – Позови Киселя со стремянкой, надо эту бабу наверх запереть. Узнаю, кто ее опять повесил – убью. И скажи Аньке, пусть поищет «Нимфу». Не найдет, сама вместо нее здесь висеть будет!

– Меня за флейтой послали! – пытался отделаться от поручения Никита.

– Да мне по фигу! Мало ли куда тебя посылали за твою жизнь. Не во все же места бегал. Это приказ Кречетниковой, понял?! Выполняй!

– Кажется, мы и вправду здесь лишние! – Наташка бодро вскочила на ноги и помогла встать мне. Хорошо, что воротник блузона крепкий, только слегка треснул. – Лилиана Сергеевна, если хочешь окончательно расслабиться и получить удовольствие от более тесного общения с искусством, как Черный монах, то, пожалуйста, без нас. Двинут картиной в лоб, толком и порадоваться не придется. Интересно, здесь где-нибудь вывешены правила техники безопасности? Вот как при работе башенного крана: «Не стой под стрелой!» Очень доходчиво – «башню» снесет.

Довольно шустро мы спустились вниз и выскочили из дворцовых покоев. Ольги в поле зрения не наблюдалось. Опомнившаяся Ляна, не дав нам с Наташкой в полной мере налюбоваться внешним видом дворца и прилегающей к нему территории, потащила нас в сторону, бормоча проклятия в адрес каких-то придурков. Я только успела заметить неработающий фонтан с веселыми русалками, изящными ручками поддерживающими игривого морского конька. И какого-то мужика в зеленом рабочем комбинезоне и резиновых сапогах. Он плевался и пытался вытащить что-то из середины фонтана. Скорее всего, это и был Кисель, погрязший в искусстве другого рода.

Мы торопливо шагали мимо аккуратно подстриженных газонов, рабаток с весенним набором цветов – цветущими тюльпанами, нарциссами и мускари к утопающему в кустах сирени двухэтажному домику. Лянка все еще чертыхалась, и мы не стали приставать с вопросами, пусть выговорится. Очарование прекрасного утра окончательно развеялось. Я подумала о том, что утренники на нашей даче ничуть не хуже.

При входе во флигель замешкались – у Ляны слетел с ноги шлепанец, и она, шарахаясь из стороны в сторону, возила его босой ногой по площадке крыльца, пытаясь вернуть беглеца на место. Взглянув на Наташку и предусмотрительно шагнув назад, чтобы не мешать Ляне, я поняла, что подруга такого же мнения в плане сравнительного анализа утренних часов. Правда, это поставило меня в крайне неудобное положение – на чужую ногу. В мужском ботинке. Но ненадолго. Дальше все произошло так быстро, что я опомнилась только в кустах сирени в компании с посторонним мне мужчиной. Тот краткий момент, когда именно я, падая, прихватила его с собой, совершенно не помню. Не исключено, что неосознанно пыталась смягчить свое падение. Да и зачем нормальному человеку ни с того ни с сего по собственной инициативе нырять в кусты? Из солидарности? С совершенно посторонней ему чумичкой?