С. Х. В. А. Т. К. А. - Андрей Левицкий

Главарь банды скосил большие тёмные глаза на охранника, стоящего слева от дверей кабинета, потом на стоящего справа. Парни — коротко стриженные, в серых костюмчиках и с мордами кирпичом — очень походили друг на друга, только у первого на щеке был тонкий шрам, а у второго сквозь редкие волосы проглядывала загорелая кожа. Шрам и Лысый — так окрестил их про себя Филин. Ишь ты, даже при галстуках! Он уже много лет не видел людей в галстуках. Ну разве что в этом здании, куда стал захаживать в последние месяцы, после того как люди из института вышли на него.

В отделанной дубовыми панелями приёмной перед кабинетом Седого не было ничего, кроме трёх стульев. И двух дверей — через одну Филин вошёл, другая вела в кабинет. Вот если бы на ней имелась табличка, он смог бы узнать, какую должность в НИИЧАЗе занимает Седой, но табличка отсутствовала.

В этой комнате чуждый изящества Филин в своих заляпанных грязью кирзаках, ватных штанах, телогрейке и шерстяной шапочке, которую он комкал в руках, чувствовал себя как медведь в опере. Причем он знал, что в кабинете контраст усилится.

Он плотнее запахнул телогрейку, стараясь унять озноб. Холодно! Сейчас бы стакан водки, кусок хорошо зажаренного на костре мяса… и ещё стакан. Снаружи только водка могла его согреть.

Приглушенный звонок заставил Шрама отлепиться от стены. Приоткрыв дверь, он сунул в проём голову, выслушал, что ему сказали, распахнул дверь шире и жестом велел Филину войти.

Лысый в это время не спускал с бандита пристального взгляда, будто ждал, что тот выхватит из-под телогрейки гранату и метнёт в комнату. Хотя гостя обыскали, перед тем как впустить, и всё его оружие сложили на столике в коридоре.

Филин встал, прошёл мимо охранников и шагнул в кабинет.

Это было самое чистое помещение, которое бандиту доводилось видеть в жизни. Сколько он помнил, здесь всегда было так. Мебель сверкала лаком, на широком столе — ни пылинки, бумаги разложены в идеальном порядке. Да и сам Седой — высокий, статный, в дорогом костюме, белоснежной рубашке и полосатом галстуке, с породистым лицом и белыми как снег волосами — тоже сверкал нечеловеческой чистотой. «Наверное, по пять разов на дню морду с мылом драит», — подумал Филин неприязненно.

Хозяин кабинета сидел, расправив плечи и поставив локти на стол, упираясь подбородком в сплетённые пальцы, в упор смотрел на гостя.

Не дожидаясь приглашения, тот пересёк кабинет и сел на стул.

Догадывается, понял он. Догадывается, гад! Ну всё, пропал Филин. Или удастся выкрутиться?

Седой молчал, и он заговорил первым:

— Мы уже к поискам приступили, всё на мази. Известно, кто твоего человека завалил.

Филин поерзал на твёрдом стуле, устраиваясь поудобнее. Специально, что ли, этот хлыщ такой неудобный стул для посетителей держит, чтоб они чувствовали себя неуверенно?

Седой соизволил разомкнуть губы:

— Рассказывай.

Филин положил ногу на ногу, сгорбился и обхватил себя за колено.

— Я послал людей, они потолковали со знакомцами, в баре покрутились, напоили кое-кого… Короче, Шепелявого грохнули на подходе к Сидоровичу. Грохнули и сняли с него контейнер, где был «слизень».

— Забрали только его?

— В смысле? Контейнер забрали, а в нем три артефакта. Два дешёвых, а третий — твой. Кроме контейнера, ничего не взяли.

— Значит, охотились именно за «слизнем».

— Ну да, я ж говорю: мы всё вычислили. Это Стас Шульга сделал.

Филин мысленно распрощался с артефактом, который надеялся заполучить руками Шульги и перепродать Седому: он не хотел портить отношения с всемогущим НИИЧАЗом даже ради такого куша. Себе дороже. «Слизень», конечно, стоит так, будто из золота отлит, но потом исчезнешь, как тот Отмычка… Короче, лучше теперь помочь Седому артефакт вернуть, раз уж подлец Шульга, завалив Шепелявого, решил «слизень» себе оставить и смылся.

Или всё же не лучше? Ведь двадцать пять штук! Хотя Седой за него небось и все тридцать отвалит, если его прижать. Филин очень любил деньги — и мучился несказанно.

— Шульга работал на тебя, — как обвинение бросил Седой.

И откуда он всё знает? Ведь, кажется, сиднем сидит в своем кабинете (Филин никогда не видел Седого вне этой комнаты, хозяин был будто встроен в неё, являлся неотъемлемой её частью, как элемент мебельного набора или вмонтированный в стенку телеэкран) — и при этом всегда в курсе всех дел. Как? Сколько у него осведомителей, сколько людей работает в Зоне на НИИЧАЗ — вроде бы недавно возникший, но стремительно набиравший силу — и лично на этого человека?

Так подумал Филин, а вслух сказал:

— Шульга в моем отряде не состоял. Он, ну… наёмник, короче. Долг старый отрабатывал.

— За тот долг ты и принудил его ограбить Шепелявого.

Филин качнул головой:

— Шульга болен сильно. Чёрная проказа, так эту болячку называют.

— Разновидность рака.

— Может, и рака, — согласился Филин. — Он уже при смерти почти, стал бы я его на такое дело отправлять, ты меня совсем за дурня держишь, что ли? Стас думал, что артефакт его к «менталу» приведёт, а «ментал» от проказы, то есть от рака излечит.

— «Ментал», — повторил Седой, и глаза его блеснули. Филин знал: аномалия — то, что Седой хочет получить больше всего на свете.

— Я б, если бы задумал тебя кинуть, других бы на такое послал, — уверенно продолжал гость. — Не одного и здоровых. Подготовил бы всё толком, организовал, засаду нормальную поставил… Артефакт твой уже у меня был бы.

— А теперь он где?

Филин потёр холодные ладони.

— У Шульги-младшего. Старший его бандеролью через Службу Прыгуна на большую землю отправил.

Службой Прыгуна называли неофициальную контору, созданную одним бывшим сталкером, по доставке корреспонденции из Зоны наружу и обратно.

Седой подался вперёд:

— Дальше что?

— Я своих людей следом послал. Они на младшего Шульгу вышли, а теперь…

Закурлыкал мобильный Филина, и он вздрогнул, выругавшись про себя. Ведь сколько раз говорил себе сменить звонок — это ж элементарно ваще! — да так и не сподобился…

Мобильник надрывался пронзительно и нагло где-то в недрах филинской одежды, под всеми телогрейками, жилетками и рубахами, которые он напяливал, отправляясь за Периметр. Пришлось расстегиваться, долго копаться в них, встав со стула, а Седой смотрел неподвижно, и во взгляде этом чудилось молчаливое презрение. Филин чувствовал себя как провинившийся школьник в кабинете директора. Это злило, очень злило. И самое плохое, что бандит не мог ни на ком сорвать злость.

Наконец он откопал большую трубку, изогнутую и чёрную, с длинным штырьком антенны, нажал на кнопку и поднёс к уху. Сел и сказал:

— Ну?

Из трубки полился дребезжащий голос, и тёмные брови над выпуклыми глазами поползли вверх. Некоторое время Филин слушал, потом ухнул: — Подожди. — Поднял голову и добавил громче, но так же глухо: — Мои люди звонят. Говорят, Шульга-младший в гостинице, в этом… «Кровососе». Был, теперь побежал куда-то. Артефакт у него. И мои там, въехали в эту гостиницу на тачке, когда от ментов мотали, теперь в подсобке прячутся.

Филин удивленно замолчал, потому что Седой вдруг поднялся. Кажется, он ни разу до сих пор при госте не вставал из-за стола.

— Хозяева этого города — местная милиция! — угрожающе заговорил Седой. — Гостиница тоже под ними. Они имеют с неё деньги, и стукачи их там сидят. Если они захватят «слизень» — я отправлю тебя в мои лаборатории на опыты, Филин!

Бандит качнул головой — угроза не испугала, а только ещё больше разозлила его.

— Ты меня не пугай, Седой. Артефакт у младшего Шульги, а тот где-то в городе. Щас мои люди из гостиницы выберутся и…

— Сколько их?

— Двое.

— Машина у них угнанная?

— Да. Но угнали в другом месте и номера новые повесили.

— Всё равно они уже засветились перед милицией. Так… — Седой задумался ненадолго, протянул руку к углу стола и нажал на невидимую кнопку.

Раздался звонок, и в дверь за спиной Филина просунулся Лысый.

— Владлен, четыре машины во двор. — приказал Седой. — В каждую по трое людей. Филин, поедешь с ними. Скажи своим, чтобы выбирались из гостиницы и ждали справа от ворот машинного двора. Но чтоб милиционеров за собой не привели! Дальше едете вместе и будете этого Шульгу высматривать на улицах. Если он ещё из города не сбежал или его милиция не схватила.

Глава 4

Тимур нащупал широкую доску, основательно засыпанную землей, на которой проросла трава, и с натугой оттянул её в сторону. Он сидел на корточках в кустах под бетонной стеной НИИЧАЗа. Высокая и с колючкой поверху — через неё не перебраться, но чтобы попасть внутрь, кто-то сделал этот лаз. Может, сам Индеец?

Под доской открылся уходящий наискось вниз широкий бетонный желоб — часть старого дренажа. Дальше он становился трубой. Тимур сел на краю, спустив ноги, и стащил рюкзак со спины. Снова просунул руки в лямки, но теперь так, чтобы рюкзак оказался на животе, застегнул куртку на все пуговицы, лёг на спину и пополз.