Тушканчик в бигудях - Дарья Донцова

– Этак с ума сойти можно! Нора не сумеет бездействовать.

– Мы даем пациентам книги из нашей библиотеки, те, что отобрал психолог, – продолжала девушка, – спокойное, милое чтение: Диккенс, Агата Кристи, Дюма, и никаких современных авторов. Вот моя визитка, звоните на ресепшен, получите полнейшую информацию о здоровье Элеоноры.

Я взял карточку и пошел к машине. Однако, в этой больнице работает необычный персонал. Все медработники, с которыми я до сих пор имел дело, были до смешного суеверны. Фразу: «Никто из нас не сомневается в успехе операции» – они ни при каких обстоятельствах произнести не могли. «Если все пойдет так, как задумано», «будем надеяться на положительную динамику» – вот максимально радужные предположения, сообщаемые, как правило, людьми в белых халатах.

Утром я с огромным удивлением увидел на кухне Веру и Николая. Парочка сидела за столом, явно собираясь завтракать.

– Вы это едите? – забыв со мной поздороваться, Николай ткнул пальцем в блюдо с мясной нарезкой.

– Тама все свежее, – поспешила оправдаться домработница Ленка, – не сомневайтесь, в хорошем месте беру, кушайте на здоровье.

– Спасибо, но мы такое не употребляем, – хором ответила парочка.

Я сел на свободный стул, взял кусок белого хлеба, положил на него аппетитный кругляш «Докторской» колбасы и открыл было рот.

– Человек зубами роет себе могилу, – каркнул Николай.

От неожиданности я выронил бутерброд и клацнул челюстями, а Ленка перекрестилась.

– Вот ужас-то! – воскликнула она. – Где же такая страсть приключилась? В газете прочитали? Не осталось ее у вас, я тоже бы посмотрела.

– Не в газете дело, – ответил Николай, – я про Ивана речь веду.

– Вы о чем? – спросил я, снова принимаясь за аппетитный сандвич.

Супруги переглянулись.

– Ну, поскольку нам теперь целый месяц жить вместе… – начала Вера.

Откушенный кусок колбасы выпал у меня изо рта.

– Как месяц! – в ужасе воскликнул я. – Элеонора же вчера говорила о гостинице.

– Она, уезжая отдыхать, – спокойно возразил Николай, – зашла к нам и сказала: «Живите у меня, все-таки вы родня!»

– Да-а? – недоверчиво протянул я. – Странно, однако. Вчера речь шла об отеле.

– Ты ведь ее секретарь, – прищурилась Вера, – следовательно, номер тебе бы снять поручили.

– Верно.

– Ну и что? Отдала Нора такое распоряжение?

– Нет.

– Вот видишь, – засмеялась Вера. – А почему?

– Потому, что совесть ее заела, – закончил Николай, – она поняла, что встретила нас плохо.

Я попытался проглотить бутерброд. Может, оно и так, Элеоноре, как я уже говорил выше, свойственно бурное раскаяние. Сначала она раздавит человека, а потом оплачивает его похороны.

– Да ты позвони ей, – посоветовала Вера, – если нам не веришь.

– Мы тебе не помешаем, – сказал Николай, – тихие совсем…

Я молча положил в кофе сахар, одну ложечку, вторую, грешен, люблю сладкое. К сожалению, связаться с хозяйкой я никак не смогу. Ее мобильный лежит сейчас в ящике письменного стола. Нора никому, кроме меня, не рассказала о предстоящей операции. Моя хозяйка абсолютно не суеверна, но ей, в случае неудачи, не хочется видеть жалость в глазах людей. Для всех она просто уехала отдыхать.

– Если Элеонора предоставила вам приют, – наконец выдавил я из себя, – то ничего против я иметь не могу, тут она полноправная хозяйка, отдающая мне приказания. Живите сколько хотите.

– Вот и хорошо, – повеселела Вера.

– Худой мир лучше доброй ссоры, – заявил Николай, – мы в долгу не останемся…

– Рассчитаю тебе цикл бесплатно, – пообещала Вера.

– Что? – не понял я.

Вера кокетливо поправила крашеные пряди.

– Мы, кстати, так и не познакомились. Я Вера Пыжова! Понимаешь? Ве-ра! Пы-жо-ва!

Я заморгал. Последняя фраза была произнесена с такой интонацией, как будто требовалось воскликнуть: «О боже! Вы Пыжова! Та самая! Извините, не узнал!»

Но я на самом деле не имел понятия, кем является гостья, поэтому просто кивнул.

– Очень приятно. Ну а я, если разрешите напомнить, Иван Павлович Подушкин.

Николай выпучил глаза:

– Ты никогда о нас не слышал?

– Извините, не пришлось.

Парочка опять переглянулась.

– Вот поэтому в нашей стране средний срок жизни пятьдесят три года, – протянула Вера, – люди просто не читают нужные книги!

– Дерьмом увлекаются, – поддакнул Николай, – детективами, фантастикой, телевизор смотрят, сериалы!

Ленка, огромная любительница мексиканского «мыла», возмущенно фыркнула, но не позволила себе вмешаться в беседу.

– Вы писатели! – догадался я. – Создаете философско-эпические произведения о смысле жизни.

Вера раздраженно дернула плечом.

– Нет, я – гомеопат-астролог, крупнейший специалист, мировая величина, умею составлять гороскопы, ко мне очередь на год вперед расписана. Николай – ученый, пишет книги об оздоровлении организма, у него их уже пятьдесят.

– Сколько? – поразился я.

– Пять десятков, – подтвердил гость.

– Ни одной не читал, – признался я.

– Оно и видно, – покачал головой Николай, – зубами себе могилу роете, колбасу едите, ветчину, кофе пьете! Да еще с сахаром.

Ленка, которая, прислонившись к плите, жевала ломоть карбоната, испуганно положила недоеденный кусок на тарелку.

– А чего? Нельзя?

– Ни в коем случае, – отрубил Николай. – Мясо убитых животных – яд! На бойне корова или свинья испытывают сильнейший стресс, выделяют токсины!

– Копченая колбаса – смерть, – заявила Вера, – сосиски, ветчина тоже! Вот молоко можно, его буренка добровольно отдает!

Ленка раскрыла рот и замерла, а я вспомнил анекдот, недавно рассказанный Максом, моим ближайшим приятелем, тем самым, что работает в милиции. У одного фермера корова каждый день давала по пятьдесят литров молока. Соседи, страшно удивленные, пришли к парню и спросили:

– Каким образом ты добился таких надоев, чем кормишь животину?

– Ест она как все, – ответил фермер, – все дело в ласковом подходе. Утром открываю сарай, смотрю нежно на буренку и спрашиваю: «Ну, милая, что сегодня давать будешь: молочко или говядину?»

– Чего кушать-то? – отмерла Ленка. – Если колбасу нельзя, тогда, значит, можно курицу, рыбу…

Николай схватился за голову:

– Дремучая неграмотность, пещерное отношение к себе! В курятине не тот набор белков, в рыбе чуждые нам аминокислоты. Сказал же: зубами себе могилу роем. Сначала надо очиститься по моей методе. Постойте-ка, сейчас принесу книги.

С этими словами он вышел в коридор. Я тяжело вздохнул: нет хуже человека, чем тот, кто, овладев неким знанием, решил осчастливить человечество.

– Вы пока напишите на бумажке день, месяц, год, час и место вашего рождения, – велела Вера, – я составлю карту, а потом о диете подумаем.

Поняв, что от активной дамочки просто так не избавиться, я покорно нацарапал на салфетке требуемую информацию.

– Не помню, – протянула Ленка, тоже хватаясь за карандаш.

– День рождения? – удивилась Вера.

– Не, час!

– Неприятно, но не страшно, – завела было гостья, и тут в прихожей раздался звонок.

Радуясь, что у меня нашелся хороший повод покинуть кухню, я пошел открывать. Скорей всего, за дверью маются новые клиенты, придется разочаровать их.

Не посмотрев в глазок, я распахнул дверь и вздрогнул. Стройная, если не сказать, тощая, маменька бросилась мне на шею.

– Вава!

Вот тут я перепугался основательно. Николетта никогда не приходит ко мне в гости, хоть и давным-давно знакома с Норой, собственно говоря, благодаря этому я и получил место секретаря. И вообще маменька никогда не показывается из дома, не приняв соответствующего вида: макияж, драгоценности, духи. А сейчас стоит растрепанная, практически в дезабилье[3].

– Вава! – закричала Николетта. – Ну что за хамство! Звоню, звоню, никакого результата! К телефонам никто не подходит!

– Мобильный я на зарядку поставил, – начал оправдываться я, – а домашний на ночь выключили и…

– Мне это неинтересно! – взвизгнула Николетта. – Смотри! Я еле жива осталась! В чем была, выскочила!

– Да что произошло? – перебил я маменьку, быстро окинув ее взглядом.

Внешне Николетта кажется неповрежденной, никаких синяков, ссадин или порезов.

Маменька вошла в прихожую и рухнула на стул.

– Боже! – застонала она. – Меня чуть не убило! Током! Ужасно! А ты спишь! Вот как случается! Упал кирпич на голову, и все.

Я вздрогнул, последняя фраза будила не слишком приятные воспоминания.

– Голая, босая… – причитала Николетта, – эй, что ты там возишься! Входи скорей, дует с лестницы! Кха, кха, вот я уже и простудилась!

Последнее замечание относилось не ко мне. В проеме двери появилась Тася, домработница Николетты. Баба тащила два огромных, по виду совершенно неподъемных кофра.

– Фу, еле доперла, – сообщила она, грохнув баулы об пол.