Минский козёл - Федор Галич

Как только Катерджина скрылась из его поля зрения, Коля в бешенстве набросился на предателя и стал жестоко его избивать. Повалив его на землю, он с остервенением пинал его по рогатому рулю, по булькающему (горючим топливом) бензобаку, по тускло мерцающей фаре. И будь в тот момент у него под рукой пистолет, он избавил бы загнанного «коня» от мучений и пристрелил бы его прямо в заглохшее железное «сердце», ставшее причиной его любовного фиаско. Мотоцикл терпеливо, по-мужски, держал удары, а когда Коля выдохся и, рыдая от обиды, упал на землю возле него, он начал сочувствующе ему «подмигивать» оранжевым «поворотником», как бы давая хозяину понять, что это не последняя девушка в его жизни и что убиваться из-за неё не стоит.

Утром следующего дня венгерские автобусы, в отличие от минского мотоцикла, взревели своими мощными двигателями и, оставив за собой солярное густое облако чёрно-серого дыма, навсегда увезли от Николая в далёкую Чехословакию его первую любовь.

Затем, через пару лет, железный «конь» стал причиной расставания Коли с его «второй» любовью, потом с «третьей», «четвёртой», «пятой», и каждый раз он «подмигивал» огорчённому хозяину оранжевым «поворотником», напоминая, что это не последняя женщина в его жизни. И только сейчас, посмотрев на всё это со стороны, Николай Иванович Сидоров понял, кто является главным виновником его хронического невезения в любви и причиной холостяцкого проклятия! — МИНСКИЙ КОЗЁЛ! А он-то, дурак, всю свою жизнь утешал себя тем, что тот дворник Серёжа был «змеем — искусителем», а его мотоцикл — «ангелом — хранителем», сберегшим его тогда от проблем, связанных с прекрасной чешкой. А оказалось, что никакой он, нахрен, не «ангел-хранитель»! А самый обыкновенный «козёл-разлучитель», нагло лишивший его в то лето счастья! Николай Иванович с грустью представил, как круто могла бы сложиться его жизнь, если бы в ту ночь этот чёртов мотоцикл завёлся, и у него с Катерджиной всё получилось. Как она отказалась бы возвращаться на Родину и осталась бы навсегда в СССР. Как они поженились бы, нарожали бы кучу будущих хоккеистов и олимпийских чемпионок по русскому языку! Как переехали бы они с Катерджиной жить на его дачу, завели бы коз и пили бы самое полезное в мире молоко за своё здоровье и за вечную любовь! А вместо этого, у него ни семьи, ни детей, ни коз, а только ржавый, дряхлый мотоцикл, так сильно подведший его в юношеские годы. А ему, между прочим, сейчас уже тридцать шесть лет, столько же, сколько было тогда дворнику Серёже. Но в отличие от того ловеласа, он абсолютно одинок.

Иногда, в момент расставания с очередной «гражданской женой», Николай Иванович, мысленно, винил Катерджину в своём «семейном неблагополучии» и считал, что это прекрасная чешская ведьма приворожила его к себе и наложила на него «венец безбрачия» на всю жизнь, а оказывается, все эти козни строил ему минский «козёл»! Старый, облезлый, ревнивый «козёл»! Ведь если припомнить, то все его романы (после Катерджины) заканчивались ссорами, главной причиной которых всегда становился мотоцикл «Минск»…

— Ну, так что, продашь мне эту рухлядь за двести рублей? — спросил Николая Ивановича ушлый сосед голосом маленького человека, делающего большое одолжение и, скорчив благодетельную физиономию, помахал перед носом индивидуального предпринимателя Сидорова двумя сторублёвыми купюрами.

— Он не продаётся, — хмуро ответил Николай Иванович с лицом человека, замыслившего что-то нехорошее, — Могу обменять его на свою молодость или на чешскую пионерку! У тебя есть красивые иностранные школьницы, великолепно говорящие по-русски?

— Ё*нутый извращенец! — сплюнув, сматерился сосед и, спрятав замусоленные купюры в карман рабочей куртки, прихрамывая, ушёл.

Несколько минут Сидоров, задумчиво почёсывая подбородок, угрюмо «водил хороводы» вокруг разоблачённого им белорусского «диверсанта», молча «переваривая» в голове «всплывающие» в его памяти замаскированные детали «подрывной» деятельности этого злодея, сыгравшие роковую роль в судьбе несчастного влюблённого юноши. Заходя на очередной круг, Сидоров неожиданно остановился прямо напротив бесстыжей фары и, надев на лицо «маску примирения», пошёл навстречу транспортному средству.

— А как ты смотришь на то, чтобы тряхнуть стариной и прокатиться по местам былой «боевой славы»?! — с ностальгическим азартом в голосе обратился к мотоциклу Николай Иванович и, похлопав его по бензобаку, как по лошадиной морде, ловко запрыгнул в «седло».

Мотоцикл, обрадованный тем, что вновь понадобился своему хозяину, дрыгнул рычажком зажигания и, громко заурчав несмазанным двигателем, затрясся от радости.

— Чудеса! — искренне удивился живости ржавого «старичка» Николай Иванович и, выкрутив до отказа ручку «газа», сорвался с места.

«Проскакав» на одном дыхании несколько километров, Сидоров въехал в раскрытые ворота заброшенного пионерского лагеря и, минуя заросший густой травой спортивный стадион, остановился на том самом месте (на берегу реки), где и произошло тогда его первое свидание с Катерджиной.

Заглушив мотор, Николай Иванович слез с мотоцикла, поставил его на подножку и, закрыв глаза, глубоко вздохнул. Всплески воды, шуршание камышей, шелест листвы, мотоцикл «Минск», Сидоров Коля… Всё было точно так же, как и на том свидании. Всё! И атмосфера, и действующие лица. Не было только Катерджины. На душе у Николая Ивановича «заскребли не миниатюрные домашние кошки», а огромные дикие львы, беспощадно разрывающие его сердце на куски, а на глазах навернулись слёзы.

— Помнишь, как ты не хотел заводиться и вести нас с Катерджиной на дачу, а сейчас, простояв несколько лет в пыльном сарае, с лёгкостью затарахтел и, практически на бензиновых парах, доставил меня на место, где я встретил и потерял свою первую любовь? — с трудом сохраняя самообладание, спросил у мотоцикла Николай Иванович, продолжая стоять к нему спиной с закрытыми глазами. — А помнишь, как ты СПЕЦИАЛЬНО нырнул в реку и, якобы, стал тонуть, чтобы не позволить нам совершить половой акт и привлечь внимание старой «черепахи»? Или ты хочешь сказать, что это было простым совпадением?

— Ты прав. Я это делал нарочно, — вдруг, неожиданно, признался мотоцикл гнусавым механическим голосом, доносящимся откуда-то из-под фары.

— Так почему ты мне говоришь об этом только сейчас, когда уже ничего не исправить? — в бешенстве заорал на мотоцикл Николай Иванович, выпучив глаза от негодования. Потом опомнился, упал на задницу и, пятясь в противоположную сторону от транспортного средства, заикаясь, шёпотом произнёс, — П-п-почему ты, в-в-вообще, Г-Г-ГОВОРИШЬ?!

— Тебя удивляет тот факт, что у каждой вещи есть свой характер, своя энергетика и своё мнение о хозяине? — ответил вопросом на вопрос мотоцикл и ритмично заскрипел рессорами, имитируя смех.

— Меня удивляет то, что вещь,