Паника - Андрей Ждань

собственной жизни, лишив ее другого человека. Я ощущал, что танцую подле черты, отделяющей меня от трясины безумия, лихорадочно ища возможность продлить эту пляску и не переступить черту.

Причин для паники у меня было предостаточно. Но как только мне начало казаться, что я систематизировал их все, и нашел пути к их подавлению, всплыла еще одна причина. Грозящая стать приоритетной.

«Сахаптин 1Э». Плоский кусочек ярко-зеленого пластика, лежащий во внутреннем кармане спортивной куртки и хранивший тонкую иглу и емкость с препаратом, поддерживающим во мне жизнь.

Этим злополучным утром я как раз направлялся в туалет, чтобы сделать себе инъекцию и спокойно покурить. Судя по сорванной пломбе – инъекцию я сделал.

Случилось все между одиннадцатью и двенадцатью. Одной инъекции мне хватало на срок от двадцати до двадцати двух часов. Значит, самое позднее завтра в восемь мне понадобится еще укол. У меня, конечно, еще будет двенадцать часов на то, чтобы ввести половину дозы и позже выйти на стандартный объем инъекции, но это работало с обычными инсулиносодержащими препаратами.

«Сахаптин» работал иначе. Как мне объясняли в центре Якамы, подсаживая на их препарат, элементы, высвобождающие инсулин, имеют срок годности, после чего распадаются и выводятся из организма, и нужно повторить инъекцию. Ну, или как-то так. Слушал я тогда в пол-уха.

Я в принципе человек не особо внимательный и собранный. В школе миссис Льюис, школьный психолог, все норовила диагностировать мне синдром дефицита внимания, хорошо, что мои родители старой закалки и не дали заклеймить меня этой хворью, в те времена усиленно набирающей популярность.

В общем, я был болен. Сахарный диабет первого типа. Его причиной стал вирус Коксаки, который меня поразил в возрасте девяти лет. Помню, врач, сообщая диагноз моей маме, чесал затылок, а его глаза бегали. «Первый раз с таким встречаюсь» – мямлил тогда он. Как я потом выяснил в медицинском справочнике, взятом в библиотеке, врач скорее всего был неопытным, потому что вирус Коксаки не был редкостью. Даже в благополучных странах.

Когда мне было десять, другой врач, в другой больнице, широко мне улыбаясь сказал, что у него две новости. Плохая заключалась в том, что вирус, которым я переболел год назад дал осложнения и теперь у меня диабет первого типа. А в чем состояла хорошая новость? В том, что диабетом первого типа страдает всего пять процентов заболевших. Вроде как редкость. Он считал, что это должно было меня чем-то порадовать.

Проклятье, если бы я обнаружил в туалете труп именно того доктора, я бы не терзался всеми этими угрызениями совести.

После диагноза я прекрасно помню, как мама тайком плакала. Долго плакала. Где-то месяц я замечал ее покрасневшие глаза и темные круги под глазами. Отец тоже переживал, но, по-своему, так как умел – увеличив количество алкоголя до уровня, приемлемого чтобы смирится с тем фактом, что его наследник неизлечимо болен. Меня все жалели, а все та же миссис Льюис потратила не один час в пустых беседах со мной, убеждая меня в том, что я переживаю и это все – сильный удар по моей неокрепшей психике.

Вот только это было не так. Никто из окружающих не мог усвоить простую вещь – мне было все равно. Диабет, СПИД, диарея – все это лишь новые переменные в сложном уравнении жизни. Я относился к этому как к удалению аппендикса. Его больше нет, мне предстоит жить с этим. Точка.

С возрастом я начал понимать, что, возможно такое отношение стало попыткой бегства от реальности, защитным экраном. А, возможно, я просто не хотел признаваться самому себе в том, что я, в каком-то смысле, испорченный образец человека, плюя на рекомендации врачей и игнорируя жизнеутверждающие статейки из разряда «как жить полноценной жизнью с диабетом». Возможно, я убедил себя, что здоров, надеясь, что моя искренняя вера в это, вместе с презрительным отношением к недугу, в итоге излечат меня.

Нет, конечно, я делал инъекции и, порой, даже не забывал проверять уровень глюкозы. Но, все основные рекомендации я вольно или невольно игнорировал. Взять хотя бы сегодняшнее утро – омлет сигаретой вряд ли лучший выбор для диабетика.

Все-таки я хотел жить. И не за решеткой, иначе чем еще объяснить мой побег и прятки от полиции. И, если во мне есть тяга к жизни, то мне необходимо озадачится вопросом как раздобыть «Сахаптин», воду и еду.

После рассылки сбивчивых и нелепых писем, которые я написал, скорее для собственного успокоения, чем для достижения какого-то иного результата, я разобрал телефон и выбросил детали за забор, ограждающий строительную площадку. С тоской посмотрев на шприц-ручку использованного «Сахаптина», я отправил ее следом. У меня остались деньги, аккуратно сложенные в портмоне и солнцезащитные очки. Не самый лучший набор для выживания в условиях побега.

Я вспомнил известное правило, что молния не бьет дважды в одно место, потом затолкал в темный чулан сознания, где пытался спрятать панику, понимание, что это правило лжет, и направился в сторону откуда, где-то с полчаса назад, ехала полицейская машина. Я рассчитывал на то, что они не смогут объехать свой район так быстро, а идти куда-то в другое место не хотелось из-за неясной вероятности встретить там их коллег.

Пройти мне сегодня предстояло немало. У меня была идея где мне можно было переночевать, и для этого нужно было добраться до района с плотной высотной застройкой. К тому же, если сериалы меня чему-то и научили, так это тому, что хочешь спрятать дерево – спрячь его в лесу.

Я снял куртку, повязал га пояс и уверенно двинулся вперед, стараясь скрыть дрожь в конечностях. Если идти прямо и уверенно, то патрули не обратят на меня внимания. Всего лишь очередной прохожий, средний рос, средний вес, ничем не выделяющийся из толпы горожан, задыхающихся в жаре. Темный спортивный костюм, конечно, бросался в глаза, но если я доживу до вечера, то он превратится в преимущество.

Полицейские не могут вглядываться в глаза каждому прохожему, поэтому подсознательно разглядывают силуэты, обращая внимание на странности в поведении людей. Именно таких субъектов они начинают пристально изучать. Поэтому, теоретически у меня был шанс. Но, я ни на секунду не забывал, что мое лицо, наверное, прямо сейчас показывают на всех местных телеканалах, а радиостанции не устают озвучивать мои приметы. Тут уж оставалась надежда на искаженное восприятие обывателей, которые завидя знаменитость зависают и медленно оценивают вероятность такого стечения обстоятельств, чтобы не выставить себя в глупом свете. С другой стороны, некоторые члены современного