Линейцы - Андрей Олегович Белянин

— И каким чудом нам это поможет?

— Мы будем знать, где север!

— Уважаемый Василий, вы гений! Вот вам пень, вот мох — правда, он покрывает его полностью, но допустим, что север везде. И-и? Что дальше-то?

— Я откуда знаю! Вот предложил бы что-нибудь сам? Критиковать любой дурак может!

— Писарев, Белинский и Чернышевский дружно перевернулись в гробу.

— Ха, в их времена не было интернета и троллей! Чернышевский бы так огрёб за свои потаённые сны с Верой Павловной-с…

…В общем, как все поняли, разговор был о чём угодно, лишь бы не по делу. Ещё спустя какое-то время оба умника вспомнили, что они ещё и Фенимора Купера читали. Если кто не понял, эти двое приняли самонадеянное решение выследить опытного пластуна в густом лесу по примятым листочкам, опавшей хвое и сломанным под его ногой веточками. Типа, если у Чингачгука с пером такое получалось, то чем они хуже?! Пошли не торопясь, естественно, босиком, держа обувь под мышкой. Ну и надо ли говорить, что из этого вышло…

— Вася, я, кажется, во что-то чавкающее наступил.

— А я тебе говорил, смотри под ноги… Ай! Меня какая-то сволочь за пятку укусила-а!

— Не змея?

— Что, тут есть змеи?! Ну всё, мне, кажется уже плохо, голова кружится, в глазах резь… Слушай, а ты можешь отсосать яд? Нет, не в этом смысле… Ой!

От еловой шишки, летящей в башку, старшекурсник увернуться не успел. Но и Заур в свою очередь поскользнулся от резкого движения, опрокинувшись на спину, а при попытке встать вляпался во что-то ещё и руками.

— Вася-я! Кто это сделал? Я его задушу, я его вот этим же кинжалом кастрирую, я ему…

— Если только он не медведь, — философски буркнул господин Барлога и тут же поправился: — Нет, я чисто предположил. Они же тут не водятся, да?

Из леса вслед ему раздался глухой рёв крупного зверя. Джигита и офицера приподняло и подкинуло. Кажется, они начали перебирать ногами уже в воздухе и рванули от опасного места прямиком в неизвестность, где, если на минуточку задуматься, могло быть ещё хуже. Но когда за твоей спиной пыхтит настоящий медведь, то разумом правят инстинкты. Вернее, всего один — инстинкт самосохранения.

Остановились они, лишь выскочив на излучину реки, где за кудрявой изгородью плюща в небольшой заводи плескалась девушка. Молодая, красивая, с длинными чёрными волосами и совершенно голая. Видимо, в простонародной среде кавказских народов купальники в те годы ещё не вошли в повседневный обиход.

Ребята дружно замерли, распахнув рты, и как можно тише опустились на корточки. Красавица стояла к ним спиной, буквально в трёх-четырёх шагах, повернув голову в полупрофиль и отжимая блестящие мокрые волосы. Кажется, она могла бы даже слышать биение двух возбуждённых сердец, но по каким-то своим, кокетливым причинам не спешила оборачиваться.

На раскрасневшихся физиономиях Заурбека и Василия невольно расплылись счастливые улыбки. Бонус был крайне приятным…

— Что ж, хороша девка? — вкрадчиво раздалось сзади.

— Хороша, — практически в один голос сладострастно прошептали студенты-историки, и стальные клешни подняли их за уши.

— Я от вас научу, щеня шкодливая, как за внучкой-то моей подсматривать!

Парни было взвыли, но заткнулись в тот же миг, поскольку каждый увидел перед своим носом чёрное зияющее дуло. Всё та же красавица-брюнетка, уже в длинной белой рубахе на голое тело, держала в руках длинноствольные черкесские пистолеты с железным шариком вместо спускового крючка и большим костяным набалдашником на конце изогнутой рукояти.

— Пристрелю-от без жалости! — Ни тяжёлый взгляд, ни холодный голос девицы оптимизма не добавляли. — Дедуль, откачнись в сторонку, ща я их шмальну!

— Чего завелась-от, Танюшка? — широко улыбнулся дед Ерошка, не выпуская жертв, но тем не менее прикрывая их обоих. — Энто ж те самые линейцы. Их сам Ляксей Петрович на Линию отправил. Велено довесть и присмотреть!

— Дедуль, ты выпил, чё ли? Какие из них линейцыто?!

— От сама и спроси. Пистолетики опусти тока, не ровён час палец по курку скользнёт, стрельнёшь хлопцам в лоб, пулю потратишь почём зря!

Дедушкина внучка (так и хочется продолжить: брюнетка, спортсменка, казачка и просто красавица) медленно опустила стволы узорных пистолетов. Пара молодых людей, тихонечко выдохнув, отступили на два-три шага, чисто на всякий случай, мало ли чего…

— Отворотились оба!

Владикавказец с калужанином безоговорочно выполнили вежливую просьбу, значимо подкреплённую огнестрельным оружием. Разговаривали уже исключительно шёпотом:

— Кстати, чисто исторически женщинам на Кавказе не позволялось одеваться в мужскую одежду… Это же моветон и полное порушение всех основ!

— Думаю, и казачкам тоже, хотя у них вольностей побольше было. Но чтоб войсковой атаман или сам генерал Ермолов такое разрешил? Нет, не верю! Не может такого быть!

— Однако есть. Но поддержу вас. И, между прочим, мне она сразу не понравилась!

— Всё-таки грубость как-то противоестественна для женского пола, не правда ли?

— Совершенно согласен, коллега. Маньячка выросла, не зная берегов.

— У нас во Владикавказе вообще не принято, чтобы девушка в присутствии старших позволяла себе угрожать жизни незнакомым мужчинам, которые ей и слова не сказали.

— Да, да, увы, жуткое падение нравов.

— Ну что ж, хлопцы, — ободряюще позвал их старый казак. — Не хотите ли с внучкой моею от души поздоровкаться?

— Позвольте представиться…

— Нет уж, вы позвольте…

— Барлога Вас…

— Заур Кочес…

Студенты сломя голову, толкаясь и отпихивая друг друга, наперегонки кинулись знакомиться с черноволосой красавицей в потрёпанной тёмно-синей черкеске, перетянутой в тонкой талии серебряным пояском с висящим на нем небольшим узким кинжалом, облегающих чёрных шароварах и мягких сапожках без каблуков, до колена. Оба пистолета всё так же были при ней, но на пухлых губках уже играла миролюбивая улыбка: если всё-таки и убьёт, то, наверное, не сегодня.

— Татьяна, — в свою очередь кивнула она.

— А фамилию вашу можно полюбопытствовать? — Василий вежливо приподнял фуражку.

— Бескровная.

— Э-э… — У Заурбека вставшие дыбом волосы слегка приподняли папаху.

Почему-то скромный ответ девушки обрадовал студентов примерно как ушат ледяной воды за шиворот: оба они одновременно перевели фамилию казачки как «убивающая без крови». Это было жутковато до дрожи в коленях.

Меж тем Татьяна Бескровная, коротко поклонившись парням, вернулась к ожидающему в сторонке деду. О чём они там шептались, доподлинно неизвестно, но старый казак всё больше ухмылялся в усы, многозначительно пожимая плечами и возводя невинные глаза к небу. Вроде как лично он тут абсолютно ни при чём, начальство приказало, стало быть, им видней, а уж как куда кривая вывезет, про то, поди, одному только господу богу и ведомо…

Его красавица-внучка, в