Что таится за завесой - Харпер Л. Вудс

– Нет, миледи, – слегка качнула я головой.

Шли месяцы, но официально пока никто не попросил моей руки, и это сильно било по и без того низкому статусу моей семьи. Что хорошего в дочери, которую не получается удачно выдать замуж?

– Возможно, скоро будет, – сказал лорд Байрон, подавая руку чахнущей жене.

Она прислонилась к нему всем телом, изо всех сил пытаясь удержаться на ногах. С каждым днем ей становилось все хуже. Дня не проходило, чтобы жители деревни не шептались о том, какая же болезнь точит ее столько лет и кто заменит ее, когда она наконец скончается.

Байрон был лордом без наследника, и женщины Мистфела вставали в зазывающие позы, надеясь на скорую смерть его жены. По той же самой причине многие из них едва выносили меня.

Мне он благоволил, даже если я этого не хотела.

Лорд и леди проследовали в храм, оставив меня загонять свой страх как можно глубже, чтобы никто его не заметил. Много лет он неоднократно повторял эти лишенные определенности слова, но пока жена жива, сделать он ничего не мог.

Лорду разрешалось иметь любовниц, если они уже потеряли девственность и, следовательно, их не могли выдать замуж за других женихов. Моя последняя проверка на девственность должна была обречь меня на жизнь любовницы или ночной бабочки, но доктор счел меня непорочной. Я знала – это ложь, и подозревала, что и он тоже знал. Только я не представляла, почему он скрыл мою тайну, почему защитил от суровых последствий того, чем я занималась по ночам, когда мое тело, казалось, оживало и гудело от энергии, которую я не могла сдержать. Может, он защищал сына своего друга, единственного юношу, которому я безмерно доверяла и с которым вступила в близкие отношения, хотя лорд Байрон только бы выиграл от того, что я потеряла девственность. А может, доктор действовал из гнусных целей. Как бы то ни было, я надеялась, что никогда не узнаю правду.

Мы с братом наклонились, взялись за колеса кресла матери, приподняли его над ступенькой и занесли в храм. Внутри кресло с матерью пришлось катить мне. Мы направились вправо от просторного зала и женщин, которые рядами стояли с опущенными головами, на коленях, на холодном каменном полу, пока жрецы и жрицы ждали перед входом в святилище.

Остановив кресло в проходе рядом с местом на полу, оставленным для моей матери другими женщинами, я встала перед ней. Взяв ее руки в свои, я помогла ей приподняться и встать. Под тяжестью тела ее ноги дрожали. Крепко прижав ее к груди, я приложила все силы, чтобы отодвинуть ее от кресла, и аккуратно опустила ее на колени.

Я давно поняла, что мать не чувствует боли, когда падает. Зато эту боль ощущала я и потому старалась двигаться как можно осторожнее, чтобы на сердце не возникало шрамов. Как только колени мамы коснулись пола, я медленно опустила ее, чтобы она села на пятки, а она подняла ладони, чтобы упереться в бедра. Оставив ее сидеть, я откатила кресло в заднюю часть святилища, чтобы оно не мешало жрецам и жрицам ходить по залу.

В передней части зала один из слуг похожим образом помог встать на колени леди Жаклин.

Все преклонились перед храмом – отдали себя во власть Отцу и Матери, – даже леди Мистфел.

Я вернулась к матери и опустилась на колени рядом с ней. Все ее тело дрожало, и по напряженной гримасе я видела, как трудно ей сидеть в таком положении.

Я положила руки на бедра, ладонями вверх, и открыла их Матери, а голову склонила, чтобы смотреть в пол перед собой.

С другой стороны зала на коленях стояли мужчины: на подушках, вручную вышитых для них жрицами. С ними тихо разговаривал жрец, и его голос постепенно растворялся в пространстве между нами. Я уставилась на светлое пятно на каменном полу, сосредоточившись на нем, пока между рядами женщин ходили жрицы. Некоторых они касались, твердой рукой поправляя им осанку.

– Хм-м, – тихо произнесла, проходя мимо нас, Бернис, суровая Верховная жрица, которая когда-то была моей наставницей.

Она не коснулась меня, зная, что давно выбила из меня и лень, и желание сутулить плечи и расслаблять локти, но даже звук ее задумчивого «хм», разнесшийся в воздухе, заставил мое сердце забиться сильнее. Пришлось изо всех сил сжать зубы, чтобы не дернуться в ожидании удара по плечу, к которому она меня приучила.

– Посмотрите на Мать, – сказала высокая худощавая женщина.

Она вышла в переднюю часть зала и заняла свое место рядом с каменной статуей женщины, которая сидела рядом со статуей Отца, преклонив колени у его ног и склонив голову. Ладони ее были направлены вверх, к небу, чтобы принять дары, которые он ниспослал ей за покорность и послушание. За его любовь. Его защиту. Его семя, которое она примет и использует для создания детей.

– Сезон сбора урожая заканчивается завтра, – сказала Бернис, с улыбкой оглядев группу собравшихся женщин. – Отец сообщил о своих пожеланиях Верховному жрецу, и вскоре один из нас отдаст свою жизнь Завесе, чтобы она продолжала защищать нас. В прошлом году в жертву принесли мистера Догерти, теперь настала наша очередь.

– Да, жрица, – пробормотала я, и звук моего голоса слился с голосами окружающих меня людей. – Это будет честью для нас.

Это был хорошо отработанный ритуал. Но слова обожгли мне горло, как кислота, ужалили звуком моего предательства. Эта «честь» оставила меня без отца, а мать без мужа – одну с двумя детьми. Не находила я в этом никакой чести, лишь извращенное обещание послушания, которое подтверждало, что мы добровольно пойдем на смерть, если этого потребуют те, кто утверждает, будто говорит от имени Новых богов.

– Мы – женщины. Наш долг – заботиться о наших домах и мужьях, о наших сыновьях и дочерях, чтобы следующее поколение стало еще сильнее. Теперь мы склоняем головы и молим о прощении наших дурных мыслей, наших греховных желаний, которые искушают нас, молим об отпущении грехов, которое может дать только Мать.

Мужчины на другом конце помещения поднялись на ноги, и я, снова склонив голову, принялась изучать то же место на каменном полу.

Бернис заговорила с Верховным жрецом и лордом Байроном, когда они присоединились к ней на женской половине, а я так и не могла отвести взгляда от светлого пятна на известняке.

– Женатые и замужние могут уйти, – произнес Верховный жрец.