О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 2. 2008–2011 - Наталья Казьмина

Стала переделывать беседу с Райкиным. Страшно не хочется. Она мне разонравилась совершенно. Хотя Юлька Маринова говорила всякие хорошие слова («она номер держит», «номер наконец-то сложился, благодаря ей»). Костя текст прочел и несколько фрагментов сократил. Зачем? Не понимаю. «У меня есть правило, коллегам оценки не раздавать» – это, действительно, его правило. Но тут оценки, по-моему, не обидные. Особенно про Каму. А мне жалко «предать забвению» эти оценки.

– Увы, я не могу себе позволить, например, пригласить на нашу сцену такого замечательного режиссера, как Кама Гинкас… Он мало заботится о публике. Он любит ее помучить.

– Ну почему? Полный зал МТЮЗа слушает его «Нелепую поэмку» прекрасно.

– Но там не 1000 мест! (С сожалением.) Нет, у нас это не пройдет. – Просто у вашего театра другая история, другая аура, другая публика, у которой другие привычки.

– Нет, вы поймите меня правильно, Кама – замечательный режиссер, большой мастер. Да, он мучает меня, но он же и вытрясает из меня душу. В результате – это всегда побеждает. Меня – побеждает. Но он… слишком непростой, что ли, для моего зрителя. Тут не будут ходить на это.

– Вы, когда пускаете на свою сцену антрепризу, делаете это с закрытыми глазами или выборочно?

– Мне кажется, что таких уж безобразий на нашей сцене давно нет. Спектакль «Ledies’ night», например, это толково («Независимый театральный проект», режиссер Виктор Шамиров. – Н. К.). Тут даже есть, о чем поговорить.

– Согласна, хотя…

– …это можно было бы сделать так, чтобы «крышу» совсем снесло, да? Как когда-то в наших «Служанках».

Костя рассказывает, как ненавидит лентяев.

– Вот выгнал, например, со своего курса Ваню Макаревича, сына Андрея…

– …после чего он благополучно снялся в роли Пущина в фильме «1814». А теперь учится в РАТИ.

– Пожалуйста. Он и еще будет сниматься! И у него все будет хорошо! Но у меня такой человек работать не может. Он был уверен, что я его не выгоню. Но есть вещи, с которыми я мириться не могу и не буду. Со мной это не пройдет.

Театр Райкина, как и его спектакли, могут удивить, смутить, развеселить, разочаровать. Не могут только раздражать и вызывать ненависть, потому что в них слишком много человеческого. Это уже моя мысль.

10 апреля

Разговор по телефону с М. Заболотней. «Вы же суперпрофессионал!».

Пустячок, а приятно.

«Чайка» К. Люпы. Гастроли Александринки. Спектакль стал хуже. Декорация встала в Москве очень плохо. Выяснилось, что сцена Александринки гораздо больше и выше мхатовской. И рампа выше и дальше от зрителя. В Питере на сцене было много воздуха, а тут как-то все скученно, тесно, там была перспектива, и театрик Треплева терялся где-то вдали, а тут все рядом, на носу. Кое-кто из актеров (Полина, Маша, Медведенко) раскричался, нажимает. Кое-кто (Треплев, Нина) потерял внутреннее состояние постоянного думанья (о судьбе, об утраченных иллюзиях), эту душевную надтреснутость. Тригорин – А. Шимко стал гораздо интереснее. Свой монолог о славе прочел в зал блестяще. И. Волков (Дорн) стал размягченнее, и это плохо, драмы нет. М. Игнатова по-прежнему лучше всех. Ее все хвалят и везде, заслуженно, но хвалят единственную – в пику то ли Фокину, то ли Петербургу, потому что в прошлом она захаровская, т. е. московская. В. Коваленко, к сожалению, ругают все. «Двойника» я не решилась пересмотреть – после Вити и Девотченко. Мне совсем не понравились фотографии. Коваленко слишком здоров для роли Голядкина. А как «Иванова» с Коваленко в Москве приняли? Не знаю. В Питере – мне понравилось. Но здесь многие раздраконили спектакль А. Баргмана. Слышала устные отзывы неважнецкие.

Боюсь, что на «Маске» никому из питерцев ничего не светит, кроме Игнатовой. Ну, и, может быть, А. Могучего, его «Иванова» в прессе превознесли до небес. Преувеличили, как всегда (больше всех Егошина и Годер). Хотя спектакль талантливый. Но слишком витиеватое, тяжелое, громоздкое, а в результате этого прямолинейное объяснение слишком простой мысли – что в России все и всегда одно и то же. Этой метафоре России не хватило философии, мистериальности, краткости, технологизма даже, чтобы вышла в итоге почти античная трагедия, и ужас объял зрителя в финале. Опять сверхзадачи у режиссера не было.

На «Чайке» мне не повезло. Сзади сидел Виктюк, который все время хихикал и комментировал. Справа – его мальчик, который все время вертелся, поворачивался назад и выдыхал: «Р. Г., вы гений!». Слева сидела Л. Максакова, похожая на сварливую старуху (не внешне, тут все прекрасно, а по сути), и все время скрипела-комментировала действие: хватала меня за локоть, шептала на ухо, вздыхала, призывала к ответу так, как будто я это поставила. «Ну что это!? Зачем!?» Когда я пыталась объяснить «что это», шла вторая серия. «Ты думаешь, я не понимаю? Смысл я поняла. Но зачем?!» Я объясняю… Опять двадцать пять. «Скучно». Есть такое, но не потому, что это плохо, неинтересно, бессмысленно, а потому что ритм такой намеренно и надо в него впасть, чтобы перестало быть скучно. Когда в зале все свои и все пришли несколько на взводе, заранее надеясь разочароваться, «впасть» трудно. Меня удивило другое: Максакова сказала, что «Чайка» Жолдака для нее мотивированнее. Вот это неправда. А на «скучно», сказанное в сотый раз по поводу К. Люпы, я, уже разозлившись, ей ответила: «Хотите, чтобы весело было, идите на “Лес” Серебренникова». Почему-то она не обиделась. А во втором действии даже потеплела к спектаклю. Ведь умная баба. Неужели тоже включилась в современный процесс?

По-моему, не понравилось и Семеновскому с Алей, что-то они, дальше за Максаковой сидя, возмущенно переговаривались, и Алин комментарий до меня доносился.

В зале было три человека (из тех, кого я видела и слышала), точно прекрасных зрителя, которые реагировали открыто и естественно, улыбались и даже хохотали. Три актера разных поколений – Юрий Яковлев, Константин Райкин и Паша Белозеров, бывший Сашкин (Наташин брат) одноклассник. (Позже выяснилось, что и Гинкас очень веселился.)

11 апреля

Сектор. Выступление А. Шендеровой по итогам сезона. Уровень ликбеза для НИИЧАВО Стругацких. В «тенденциях сезона» у нее оказались новоселье Фоменко и Женовача, ЦДР, назначение Рощина (это было еще в том сезоне), а также «тайм-аут, взятый лидерами прошлых сезонов для обдумывания новых идей». В «лидерах» она назвала Серебренникова, Чусову, Карбаускиса и примкнувшего к ним.

«Закрытый показ» по ТВ, у А. Гордона. «Груз 200» А. Балабанова.

Это сильно. Не могу сказать, что понравилось. Слишком жестокая и омерзительная «картинка». Но такое кино шоковое тоже нужно. Он молодец, что не плывет в потоке.

12 апреля

ТВ. «Королев» Ю. Кары. Вот же неталантливый человек, а теперь подвизается еще и на телевидении, непотопляем, как режиссер биографических фильмов. Испортил в принципе хороший материал – жизнь В. Серовой и К. Симонова, теперь принялся за С. П. Королева. Тот старый фильм Д. Храбровицкого «Укрощение огня», где играл К. Лавров, кажется сейчас гениальным, хотя был просто хорошим. Тут – скольжение по поверхности, бесконечные хождения в кадре (холостое «физическое действие»), испытания ракет, взрывы в лаборатории, которые вкупе со словами больше напоминают детские игры в песочнице, потом история посадки, допросы, битье, зона, и опять все разговоры про ракеты, но не дает это объема. Потому что у С.Астахова, красавчика, глаз стеклянный. А. Бобровский в роли Рокоссовского, к сожалению (хотя он милый парень в жизни), выглядит пародией на настоящего Рокоссовского. Да все плоско.

13 апреля

ТВ. «Связь» Д. Смирновой.

Миленькое дамское кино. Ответ дочки на папину «Осень». Переливы состояний, атмосфера есть, хотя по стилю не выражена, так было у многих и много где. Ровно, без кульминации и с плохой точкой в финале. Смотришь холодно, не погружаешься и не сочувствуешь. И что еще интересно: сама Дуня вся такая острая, ироничная, победная, а тут – такой инфантилизм в основе, такой романтизм и даже сопливость, что легко разбабахать фильм с ее же позиций.

14 апреля

«Деревья умирают стоя» Алехандро Касоны (испанский поэт и драматург), Театр Леси Украинки.

Ходила по старой памяти, плюс Боря Курицын (завлит театра) очень звал. Привезли пять спектаклей, посвятили гастроли Д. Боровскому (он их все оформлял). Грамотно. Выставку открыли, книжечку о нем продают. Зал полон. Успех есть. Восторга нет. Я клевала носом.

В главных ролях В. Заклунная и Ю. Мажуга. Он всегда обаятелен и, кажется, не меняется с годами. Она – хозяйка Нискавуори, а не Бабушка. Скала. Сдержанна слишком, говорит – почти не слышно. Спектакль посвящен памяти Л. В. Варпаховского. Это тоже хорошо, что помнят о корнях, говорят о них, просвещают народ. Но спектакль плохой, никуда не деться. Я вначале в программку не заглянула, думала, что поставил М. Резникович. Слышавшая про его талантливую юность и гениальный (по мнению многих очевидцев) спектакль «Подросток» в Театре Станиславского, я с досадой для себя отмечала: старомодный язык, поверхностный психологический разбор и такую же приблизительную игру. Не жилисто, растекается: вещи проходные, особенно начало, режиссер растягивает. Вещи важные не может выделить. В самых драматичных местах подкладывает музыку, очень прямо иллюстрирующую состояние героев (особенно, когда это песни Земфиры). Переживания актеров «изображаются» (герой нервничает – кричит; волнуется или страдает – закрывает лицо руками). В итоге – антрепризный вариант. А вышла кланяться в качестве режиссера – молодая, тоненькая в джинсах девица (Ирина Барковская), от 30 до 40. Стыдно.