О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 2. 2008–2011 - Наталья Казьмина

«Апостол» Ю. Мороза. В главной роли Павла Истомина – наш единственный и неповторимый, из которого делают «лицо нации» и «лицо поколения», Е. Миронов. Играет примерно так, как когда-то «В августе 44-го». Там мне это нравилось, здесь – уже повтор, и однообразно. Сериал явно растянут, логика сюжета оставляет желать. Круто закрученный сюжет, но не всегда понятный.

Ю. Мороз: «Павел Истомин – тот же Штирлиц, только лишенный идеологической нагрузки». Как это возможно? «Штирлиц» без нагрузки не получается. Благородство ему как раз придает задача, спасение страны, как бы мы к ней ни относились сегодня. А что и зачем делает Истомин, даже не всегда понятно. Внутренние монологи Истомина – Миронова явно построены по типу внутренних монологов Штирлица, но местами смотрятся пародийно. Там – психологическая игра, тут – американский драйв. В итоге – вампука, ощущение игры, а не войны. Все понарошку. И все чаще обидно за актера, из которого делают «героя-любовника» со всеми вытекающими, а он на это амплуа никак не годится.

Музыку в фильме – по стилю, характеру, напряжению, фразам тревоги – стибрили явно из «Места встречи изменить нельзя».

11 мая

Книжка интервью Ларса фон Триера (датский кинорежиссер и сценарист) с каким-то известным шведским киношником. Купила, показалось интересно. В итоге – еле дотащилась до конца. Такие книжки можно печь каждые два месяца. На 300 стр. этот персонаж не тянет – такое впечатление. Да и собеседник не особенно старался. Вопросы однотипные, много повторов, структура книжки рыхлая и вялая. Сидят и беседуют, как пойдет. В стиле «Догмы». (Догма 95 – это своеобразный к луб режиссеров, основанный в Копенгагене весной 1995 года. Целью Догмы является противостоять актуальным тенденциям современного кинематографа). При этом Догма рассматривается как своеобразная акция по спасению кино. Основная тема вертится вокруг техники. Триер, конечно, тоже «головастик», вроде Тарантино. Очень много умеет. Технологически подкован, все попробовал своими руками. Если копирует кого-то (и охотно в этом признается), то сознательно, и прием использует по назначению. Весь сконструирован. Но мне его фильмы любопытны. Хотя вот спроси меня сейчас – хочу ли я пересмотреть «Рассекая волны» или «Танцующую в темноте»? Нет. Пересматривала бы для души только «Догвилль».

И что я узнала из этой книжки про героя? Что он мой ровесник, что у него две взрослые дочери от первого брака и маленькие близнецы – от второго. Обожает «Зеркало» Тарковского, Бергман для него – пунктик, исток многих его комплексов. Он в ужасе постоянно думает о смерти и бессмысленности жизни (самое время – после 50-ти), находит у себя все виды рака, хипповат внутри, хочет казаться циником и даже пошляком, но на самом деле сентиментален и добропорядочен (не случайно прославился после 40, до этого просто хулиганил). А в целом – интерес к нему, как персонажу книги, я потеряла где-то на середине. И герой мне разонравился. Так ли это на самом деле или автор книжки неталантлив и поэтому Триер неинтересен, не знаю. В общем – разочарование. Надо бы перечитать сборники о И. Бергмане (шведский режиссер театра и кино, сценарист, писатель, 1918–2007), Ф. Трюффо (французский режиссер, киноактер, сценарист, 1932–1984), Д. Орсоне (американский кинорежиссер, актер, сцкнарист, 1915–1985), Г. Уэллсе (английский писатель и публицист, 1866–1946). А они-то чем меня держали?

20 мая

«Год без В. Гвоздицкого». Вечер памяти в «Эрмитаже».

Хорошая идея – выступить только режиссерам, которые с Витей работали. Отказались, но под уважительным предлогом, только Кама и Гета. Кама звонил мне накануне, признался, что не понимает этой идеи. «Все, что хотел и мог я о Гвоздицком уже сказал. Но, согласитесь, это странно. “Год без Смоктуновского” мы почему-то не отмечали». Но попросил меня, поскольку я буду на вечере, потом его пересказать. Сказал, что верит в мою объективность. Резон в его словах есть. Мне не нравится нагнетание пафоса Колей Шейко. И вообще его выступление, хотя он на меня с пиететом ссылался, не понравилось.

Что было замечательно: в фойе, между колонн, огромная фотография Вити. Солнечная, у моря, он стоит на коленях, улыбается, раскинув руки. Такие огромные. Такой летящий. И, кстати, никакого пафоса. Миша (Левитин) придумал.

Хорошо начал А. Шапиро. Строго, как всегда продуманно и чуть намеренно холодновато, сказал Фокин, по смыслу хорошо. Про то, что их репетиции были «сочинениями из воздуха», про «воспалительность реакций», про то, что умел «схватить точку», как говорил Достоевский. Вместо Камы и Геты вышел В. Семеновский, который прочел кусок своего текста из «Театра» – про их общие спектакли. Не понравился Ю. Еремин (российский театральный режиссер) – пафосно, самоуничижительно. Видел «Зверинец» и был в восторге. А. Зельдович (российский режиссер, сценарист) сказал неплохо, но очень заикался, никак не мог закончить, повторялся. Главная Витина черта – изысканность. Это огромная утрата, потому что он нам показал сущность идеала и движения к нему. Фома (Петр Фоменко), как всегда, еле слышно и задыхаясь, прочел кусок из блоковского «Возмездия». «А мир прекрасен, как всегда» – резанула фраза. Сказал, что хотел это делать с Витей. Никогда об этом не слышала от Вити. «Он разрушил границу между театром переживания и представления» – это правда. Прекрасно все это подытожил Миша Левитин. А перед этим был еще один замечательный момент. Справа, за роялем, на котором музицировал А. Семенов (заведующий музыкальной частью театра Эрмитаж, композитор, пианист), в огромном зеркале, поделенном на сегменты (наверное, чтобы скрыть слишком плохое качество пленки), Витя читал «Ди Грассо», его великолепное соло в плохом (на мой взгляд) Мишином спектакле по Бабелю. Что-то Миша пальнул в сторону МХАТа («знаю, что в зале есть представители, но пусть они не обижаются»). Представителями были Таня Горячева (помощник ректора Школы-студии МХАТ) и А. Шполянская (заведующая лиературной частью, помощник художественного руководителя, 1939–2014). А в финале Миша сделал кунштюк в своем духе. Я сначала задохнулась от натурализма, подумала «плохой вкус», а потом вдруг так схватило горло, что я притихла. Нет, хорошо придумал. Весь вечер слева стоял под рогожей какой-то «стог». В финале, когда на сцену вышла и вокруг него стала вся труппа, рогожу скинули и под нею оказалась телега из «Вечера в сумасшедшем доме», а на ней несколько манекенов, наряженных в Витины костюмы. Поскольку среди них были костюмы Казановы, очень эффектные, это было ошеломляюще. Но страшнее было другое: у всех манекенов не было лиц. Головы, обернутые мешковиной (как на картине Магритта (бельгийский художник сюрреалист, 1898–1967), или как у приговоренных к смерти, или как в чумном городе). И телега медленно двинулась вдоль прохода к правому выходу. Это было так страшно, что слезы чуть не брызнули из глаз. Образ смерти. Хотя Миша сказал, что не верит в смерть, и мы продлим Вите жизнь.

Я даже поздравила Мишу с таким финалом. Сказала: «Вы, конечно, сволочь, такое себе позволить. Но искомого эффекта добились». Режиссеры узким кругом остались у В. Жоржа (директор театра Эрмитаж до 2011 года) выпивать. Я быстро ушла, и потому что была с мамой, и потому что не хотела разбавлять этот мальчишник. Для всех остальных столы были накрыты под колоннадой. Жорж успел мне подарить «Епифанские шлюзы», радиоспектакль, сделанный Мишей с Витей.

21 мая

«Сцены из «Бесов». Славянский институт. Ю. Авшаров.

Г. Демин посоветовал пойти: получишь удовольствие. Какое там! С ума посходили. Расстроена и даже удручена. Все в целом – убогое впечатление. Этот с громким именем обшарпанный институт. Стыдно. Сарай, сельский клуб, все сидят в пальто, не топлено, сыро.

Ю. М. как всегда интересно придумал. Зрители на сцене, спиной к залу, а действие происходит вокруг. Перед нами – первая массовая картина, прием у Ставрогиной, чтобы мы могли со всеми познакомиться, а потом вспышками – то на диванчике слева, то за столиком справа, то со свечой сзади. Но исполнение… жалкое, самодеятельное, полупрофессиональное. Дети, что называется, неформат, не стандарт, отсеянные, видимо, везде, некрасивые, то коротышки, то дылды. Наигрывают страшно.

22 мая

Уехала в Питер на «Радугу».

Рада невероятно. Последние пару лет Питер меня лечит. Еду с Любой Лебединой (тетральный критик, газета Труд). Везу журналы «Театр», последний номер. Валера приедет в воскресенье. Будет вести встречу с Шапиро в СТД.

23 мая

Открытие «Радуги».

В жюри почти все те же. О. Скорочкина (татральный критик) приехала из своей Дании, О. Савицкая (театральный критик) из Киева окончательно перебралась в Питер, Е. Горфункель – с лекции, чопорная Е. Тропп… (театральный критик).