Аромат счастья сильнее в дождь - Виржини Гримальди

Я достала фотоаппарат из футляра, проверила, есть ли в кармашке запасная батарейка, и доверила видеосъемку моему отцу.

Директрисе зааплодировали, потом раздалась музыка, и на сцену, танцуя, вывалилась целая корзина фруктов и овощей. В сторонке, ожидая своей очереди, переминался с ноги на ногу мой малыш с перекошенным ртом. Я прекрасно знала, предвестником чего было это страдальческое выражение, оно не обещало ничего хорошего. Я стала приветственно махать ему, посылать воздушные поцелуи и улыбки, чтобы его подбодрить. Все напрасно. Когда ребенок хотел по-большому, это оказывалось сильнее всего.

Отец мой тоже заметил.

– Надеюсь, он сумеет сдержаться…

– Он не сможет, это было бы чудом.

Наконец мой маленький садовник вышел на сцену вприпрыжку, с лейкой в руке. С сосредоточенным лицом он останавливался перед каждым из своих товарищей, стоявших на коленках, и делал вид, что поливает их. Впервые в жизни я волновалась, видя, как орошают водой морковку. Все испортилось, когда дело дошло до огурца. Внезапно Жюль выпустил из рук лейку и схватился за попку, пританцовывая на месте. Он не отрывал глаз от моего лица, словно моля о помощи. Я защелкала пальцами изо всех сил, чтобы остановить действо, но это не сработало.

Я вскочила и поспешила к воспитательнице, чтобы попросить ее увести моего сына со сцены. Жюль понял и побежал прямо ко мне. Остальное случилось в мгновение ока. С глазами, полными слез, он споткнулся о «корешки» Лука-Порея и растянулся во всю длину. Он немедленно поднялся на ноги и начал пятиться назад, увидев, что разорвал фартук. Все его личико было мокрым от слез. Я стала показывать ему жестами, чтобы он бежал ко мне, но он продолжал пятиться, приближаясь к краю сцены. Я уже кричала во весь голос, зрители кричали, воспитательница кричала, и наконец ножка Жюля оказалась в пустоте, перед тем как туда рухнуло его маленькое тело.

– О, да вы поменьше ростом, чем ваша предшественница!

Именно эта фраза дала старт моим отношениям с твоей мамой. Правда, ты меня предупредил: твоя мать и благожелательность всегда старались держаться друг от друга подальше.

Я почувствовала, как твоя рука крепко сжала мою, когда мы вместе переступили порог дома, в котором ты вырос.

Сам Людовик XIV не украсил бы его иначе: дуб, позолота, гобелены, натюрморты, заслуживающие своего названия[21], кресла, обитые бархатом, семейные портреты, бронзовые статуэтки и прямо посреди гостиной – стол, уставленный настоящим фарфором и серебряными приборами.

– Присаживайтесь, мы сразу начнем с еды.

Суд состоял из трех заседателей: твоей матери, отчима и его пятнадцатилетнего сына. Семейство было в полном сборе, в отличие от меня, распавшейся на мелкие кусочки.

Допрос проходил крещендо. К концу главного блюда все уже знали, что я люблю устрицы и не очень – стручковую фасоль, что я на год тебя старше, что у меня был кот по кличке Нестор, и, уж конечно, что я еще не закончила учебу и потому пока не зарабатывала, но учиться мне нравилось, слава богу, мои родители до сих пор живут в браке, мама по специальности акушерка, а отец раньше работал на заводе, что нет, разумеется, они не шикуют, да, снимают жилье, нет, можно чувствовать себя вполне счастливой, даже если ты вырос в скромной семье, да, я представляю, чем они занимались всю жизнь и не скажу, чтобы это приводило меня восторг, да, я охотно съем еще немного жаркого.

На втором кусочке десерта твой отчим и его кустистые брови задали мне дополнительный вопрос:

– А почему вы решили встречаться с Бенжаменом?

Намек на то, что мы из разных социальных кругов, был завуалирован едва-едва. Честно говоря, мне трудно было понять их озабоченность. Ты рассказывал, что мать происходила из состоятельной семьи, которая впоследствии разорилась, то есть богатства там не было. Кроме того, она считала, что ты обязан сам себя содержать, и не давала тебе ни гроша. Будь я нацелена на богатенького, уж точно, успела бы обучиться прицельной стрельбе.

Ты смотрел на меня, улыбаясь:

– Можешь сказать им правду.

Кровь прилила мне к лицу.

– Что значит «правду»?

– Объясни, почему ты на самом деле со мной.

Я пробормотала что-то, пытаясь найти ответ в твоих глазах.

– Полина не осмелится признаться, – продолжил ты, приковав к себе внимание семейства, – но она со мной по единственной причине.

Троица наблюдала за твоим ртом в ожидании. И ты решил их добить, чтобы не мучились.

– Потому, что я очень хорош в постели.

Я отчетливо видела, как в их глазах застыл ужас. А ты прыснул со смеху, прежде чем проглотить кусочек пирога. Больше никто из них не раскрыл рта. В тот вечер, когда ты проводил меня до дома, я впервые сказала: «Я тебя люблю». Уточнив, что вовсе не только за то, на что он намекнул за столом.

· Глава 16 ·

В коридоре перед рентгеновским кабинетом было полным-полно народу. Меня не пустили туда вместе с сыном, но врач «Скорой» меня обнадежил. У Жюля сработал защитный рефлекс, и он приземлился на руки, а голова осталась невредимой.

Бен сидел рядом. Мы не обменялись ни единым словом с тех пор, как сюда приехали. Почти парализованная от страха, я и не думала о том, чтобы завязать разговор. Мой малыш, мое сердечко, сейчас там один, пока незнакомые люди его обследовали. Наверное, он сейчас в ужасе, у него все болит, и я считала секунды, чтобы время шло быстрее.

Не знаю, какие воспоминания он сохранит от своего детства. Мне неведомо, каким образом мозг отбирает то, что должно остаться в памяти, а что будет предано забвению. Когда мне было шесть лет, я однажды упала с дерева и разбила лоб. С тех времен у меня сохранились шрам и отрывочные воспоминания. Как меня на руках нес отец. Как кричала мама. Кровь, заливавшая мне глаза. Плохие моменты врезаются в память сильнее, чем хорошие. Последние я тщательно заношу в тетрадку с момента рождения сына. Немножко для него, немножко для себя. Тетрадку эту я отдам ему в день его восемнадцатилетия, положив ее большую голубую картонку вместе с первыми башмачками, пустышкой, мягкой игрушкой и первой медицинской картой. Если бы я могла, то все плохие воспоминания я бы сложила в другую коробку и сожгла ее.

– Я пошел, – заявил вдруг Бен, поднимаясь с места.

– Как это «пошел»?

– Мне нужно кое-что сделать сегодня вечером, я никак не могу отложить. Доктор сказал, что нет ничего серьезного, ведь ты будешь меня держать в курсе, не так ли?

– Ты шутишь, Бен?

– Ой, вот только не надо… не начинай… Я же пришел, не старайся упрекнуть меня, что я плохой отец! Мы здесь сидим больше двух часов, и теперь мне нужно уехать. Ты сможешь позвонить, когда выяснится, что с ним?

Разбей я сейчас ему челюсть, доктора долго искать не пришлось бы – мы как раз находились в подходящем месте.

– Нет, не позвоню. Хоть это ты мог бы сделать сам? Тебе не приходит в голову, что ему было бы приятно видеть рядом отца?

– Вот в чем твоя проблема, Полина. Ты думаешь за сына. Ты всегда думаешь за кого-то. Жюль даже не обратит внимания на то, что меня нет рядом. Оставь свои перфекционистские штучки. Я веду себя так, как могу.

Он кивнул, раскрыл было рот, чтобы что-то добавить, но передумал. Я погрузилась в созерцание рисунка на стене, чтобы удержаться и не сказать ему: «До свидания!»

Едва он ушел, как ко мне подбежал Жюль в сопровождении медсестры. Глазки у него покраснели от слез. Он сообщил, что у него перелом запястья, очень распространенный у детей. Шесть недель ему придется провести в гипсе, потом еще три месяца он должен быть очень осторожным с этой рукой, чтобы вновь ее не сломать. Я его внимательно выслушала, спрашивая себя, сколько мне потребовалось бы упаковочной пузырчатой пленки, чтобы полностью завернуть в нее моего драгоценного мальчика.

· Глава 17 ·

Чемоданы были уложены в багажник, Мина разлеглась на заднем сиденье, отец ставил галочки в списке, пока мама проверяла, не забыли ли они чего-нибудь. Это был день великого исхода ради семейного отдыха в аркашонском домике.

– Ты уверена, что не затоскуешь, если мы оставим тебя одну? – настаивал отец.

– Прекрати, пап! Что, я не могу прожить месяц без родителей? Знаешь, девочка успела вырасти.

– Знаю, знаю, но ты никогда не жила одна. Когда Бен заберет Жюля в отпуск?

– Завтра.

– Тебе трудновато будет. Лучше бы уж мы находились рядом.

– Дай ей спокойно подышать, в конце концов, – прервала его мама. – Вечно ты над ней трясешься. Неудивительно, что она так же себя ведет с малышом…

– Как я себя веду?

– Сама знаешь… Как следует закрывай дверь, если будешь уходить, с каждым годом в летнее время краж в нашем районе становится все больше. На столе в кухне я кое-что для тебя оставила, увидишь. А где Жюль?