Четыре танкиста и собака - Януш Пшимановский

– А с вами я тоже еще поговорю, – грозно пообещал командир бригады.

– Повара нет, а людям есть надо. Приготовите сами?

– Приготовим, – ответил Елень.

Генерал ушел. Янек и Густлик принялись за дело. Ничего тут трудного не было: вымыли картошку, потом еще раз вымыли в чистой воде, ссыпали в котел, развели огонь и стали подкладывать дрова.

Они видели, как около землянок снуют солдаты, как сменяются часовые, слышали приглушенную, словно идущую из-под земли, песню. Их кухня стояла в стороне, и к ним поэтому никто не заглядывал. Только под вечер, когда уже стало смеркаться, к ним так же неожиданно, как и в первый раз, пришел генерал.

– Будет что поесть?

– Будет, – ответил Елень, а Янек молча кивнул головой.

– Так что у вас тут было с этой собакой? И какие кости ей носили?

Янек рассказал.

– Посадил бы я эту дворняжку вместе с капралом… – Генерал говорил мягким низким голосом. – Где этот злоумышленник? Убежал, наверное?

– Шарик, ко мне! – позвал Янек.

Из-за деревьев прыжками выскочила пепельно-серая овчарка, счастливая, что ей разрешили покинуть место под сосной, что она может быть рядом со своим хозяином и поближе к сытному запаху мяса.

– Шариком зовут? Ничего себе шарик, вон какой вымахал. Ну иди ко мне, иди. Ты уж извини меня, что я тебя за дворняжку принял.

Шарик, посмотрев на протянутую руку чужого человека, заворчал было, но тут же умолк, почувствовав успокаивающее прикосновение руки Янека.

– Я вижу, песик, ты неглуп. Умеешь чужого от своих отличить. А что ты еще умеешь?

Янек отвел собаку подальше от котла и стал демонстрировать то, чему терпеливо учил сына Муры еще тогда, на склонах Кедровой. Шарик ходил, замирал на месте по приказу, ложился и полз, бегал за брошенной палкой, подавал голос.

– Недурно, недурно, – похвалил генерал. – Это все или он еще что-нибудь может?

Янек, не совсем уверенный в том, что полностью Шарик освоился в новой для него обстановке, в окружении многих незнакомых людей, решил все же попробовать показать самое трудное. Он присел рядом с Шариком и, положив руку на его голову, стал объяснять ему:

– Я потерял… Нет у меня… Видишь, нет. След, Шарик, след…

Шарик внимательно посмотрел на своего хозяина, обнюхал его, сделал вокруг него несколько кругов, каждый раз все большего размера, и, учуяв наконец нужный запах, остановился и посмотрел на Янека.

– Хорошо, хорошо. След!

Шарик коротко тявкнул и бросился в лес. Генерал достал из кармана трубку, старательно набил ее табаком. Елень, перекидывая с ладони на ладонь, принес ему из топки маленькую головешку, светившуюся в темноте, как красный фонарик. Генерал молча взял ее и прикурил.

Этого времени Шарику хватило, чтобы выполнить задание. Большими прыжками выскочил он из-за кустов с весело поднятым хвостом, перемахнул через лавку, прислонился передними лапами к Янеку и вытянул морду. В зубах он держал теплые рукавицы, сшитые из шкуры енота.

– Умный пес, – подтвердил генерал. – Я прикажу, чтобы его зачислили в штат бригады. Будет иметь полное право на порцию из котла.

Но больше других радовался успехам Шарика Елень. Забыв об осторожности, он расхвастался:

– О, это такой пес! Это такой пес, что автомашины умеет…

В то же мгновение Янек изо всей силы ткнул его в бок, и Густлик замолчал.

Генерал, однако, не стал допытываться, что Шарик умеет делать с автомашинами, а попросил обоих рассказать, откуда они родом и как попали в армию. Начал Елень. Сперва он описал, как выглядит домик его родителей, стоящий у самого леса на склоне Рувницы, как его отец ходил на работу в Кузню.

– Только в этой Кузне нет кузницы, там завод, и это его Кузней назвали, потому что давно, когда еще дед был живой, там в самом деле была кузница, – объяснил Елень.

Потом он рассказал, как в семнадцать лет встал у парового молота, как отец приучал его к работе, как началась война и пришли немцы. Они объявили, что силезцы не поляки, и взяли его в вермахт, в танковые войска.

– Я тогда еще решил: покажу вам, проклятые, кто такие силезцы. И как только прибыли на фронт…

Может быть, потому, что совсем стемнело и на погонах уже не было видно серебряной змейки и только время от времени показывалось спокойное лицо их собеседника, освещаемое горящей трубкой, Янек тоже осмелел. Он начал свой рассказ с того, как выглядела улочка, на которой он жил в Гданьске, неподалеку от Длинного рынка, рассказал, как пошел в школу, как они с матерью в один из последних дней сентября проводили отца в армию. Затем коротко, чтобы слезы не успели навернуться на глаза, рассказал о том, как погибла его мать под развалинами сожженного дома, как он на грузовике выбрался из Гданьска и потом ехал все дальше и дальше на восток. Он пробирался к тетке, которая жила во Львове, а когда повстречавшиеся ему солдаты сказали, что знали одного поручника Коса, решил разыскать отца. Так и оказался у самого Тихого океана. Был ли то его отец или другой человек с такой же фамилией, Янек так и не узнал. Голодный и разутый, набрел он на старика охотника, которого звали Ефимом Семеновичем. У него и остался Янек, потому что дальше уже негде было искать.

– А ты знаешь, где сражался отец?

– А как же, знаю, недалеко от нашего дома, на Вестерплятте. Там немцы наших солдат окружили и в плен захватили. Но люди рассказывали, что они убежали.

– На Вестерплятте? – повторил генерал. – Ты был там когда-нибудь?

– Был. Вместе с мамой. Через три дня после того, как пришла повестка. Отец был учителем, но он больше не пошел в школу, достал из шкафа свой старый мундир, положил в портфель и распрощался с нами. Он забыл шарф, и мы с мамой отнесли ему: осень была, холодно становилось.

– Ты помнишь, как там все выглядело, на Вестерплятте?

– Давно это было, но я помню. Дом из бревен стоял, а между бревнами кирпич красный проложен. Обыкновенный дом с окнами, одноэтажный, а посредине еще этаж надстроен, только внизу маленькие оконца, как подвальные. Это была бетонная стена с железным перекрытием. Отец вышел к нам, и мы втроем пошли за проволочное заграждение, за ворога, к морю. Там уже только кусты росли на песчаных взгорках, а дальше виднелся мол, длинный, с маяком на мысе.

Янек умолк. Ему казалось, что он еще помнит голубизну неба и яркое солнце того дня. Он зажмурил глаза, чтобы подольше видеть всплывшую в памяти картину, но в этот момент Елень спросил:

– А вы, пан генерал, не были в Тешинской Силезии, в Бескидах?

– Нет, не был. Вообще в Польше не был, но скоро буду там. Вместе с вами. – Он задумался на минуту, потом вдруг спросил: – А как там наш ужин?

– Ой! – спохватился Елень.

Они с Янеком сорвались с места, подхватили ведра, наполненные мясом из консервных банок, и побежали к котлу.

Картошка была уже готова, и Густлик с Янеком стали разминать ее черпаком, перемешивая с мясом.

– Еще немного, и было бы поздно, – облегченно произнес Елень.

– Ну-ка дайте попробовать… Недурно. Теперь выгребайте из топки жар. О Польше говорить нужно, только и о картошке забывать нельзя. Тем более сейчас, когда повар на гауптвахте сидит.

Янек хотел было спросить, что с поваром и что с ним будет дальше, но не отважился. Генерал ушел, а в это время со стороны землянок хорунжий Зенек, который сегодня их набирал в танковую бригаду, отправлял парами новичков к кухне. Елень сбегал к шкафу и вернулся с зажженной лампой.

– Готов ужин? Тогда начинайте раздачу, – распорядился хорунжий.

Янек встал с черпаком на подножке походной кухни, приготовившись накладывать порции в котелки, и сразу чуть ли не первой подошла Лидка. Он не очень-то представлял себе свои обязанности и сейчас зачерпнул сверху – выбирая, где больше жира и мяса. Затем осторожно переложил содержимое черпака в котелок, и тут ему пришло в голову, что он похож на повара, не вообще на повара, а именно на капрала Лободзкого, которого посадили на гауптвахту. Правда, капрал брал для себя, а Янек для кого-то, но разница небольшая.

«Ладно, – решил Янек, – зато себе положу меньше, и одну только картошку, без мяса».

Но ему не удалось выполнить это благородное намерение, потому что Елень схватил его за пояс и опустил на землю:

– Иди отсюда!

Елень стал на подножку и быстро начал, захватывая черпаком равные порции, наполнять котелки: первый – Янеку, а потом – и остальным по очереди.

Кос отошел в сторону, посмотрел, где бы присесть, в увидел сидящую под деревом Лидку. Он подошел к ней, и оба начали молча есть. Но через минуту девушка отложила ложку и стала греть свои ладони о котелок.

– Что, руки замерзли?

– Немного.

– Дай я погрею, – предложил Янек и взял ее руки в свои. Он стал растирать их, слегка массируя.

Девушка отняла руки:

– Спасибо, уже тепло, но они сейчас опять замерзнут.

– А я еще погрею, – весело сказал Янек.

Он вдруг вспомнил о принесенных Шариком из землянки рукавицах, теплых, самых теплых на свете рукавицах из шкуры енота. Янек достал их из-за пазухи и подарил девушке.