Юность Ашира - Павел Карпов

— Дельно написано!

От поднятого пальца на всю заметку восклицательным знаком легла тень.

Но тут опять Ашира укололи:

— Фи-и, охота была у бракодела учиться!

После этих слов ему уже не хотелось оглядываться, к тому же Сережа дернул его за рукав.

— Смотри, ремесленник, здесь, никак, тоже тебя касается!

В конце последней колонки стояла приписка от редколлегии: «Автора поступившей заметки «Слесарь-бракодел» просим зайти к редактору стенной газеты».

С холодеющим сердцем прочел Ашир эти слова, по всей вероятности имеющие отношение и к нему.

— Твою заметку, Светлана, не дали! Почему бы это? — уловил он вкрадчивый шепоток.

Затаив дыхание, Ашир ждал продолжения таинственного перешептывании. Но вместо слов до него донеслись быстро удаляющиеся шаги. Когда он оглянулся, возле витрины, кроме Сережи, никого уже не было.

Бракодел! Он смотрел на это колючее слово, и с каждым мгновением оно становилось все более устрашающим. Подумать только, что такая заметка могла появиться! Ее читали бы и указывали бы на бракодела пальцем. Ее бы мог прочесть и мастер из училища Иван Сергеевич— он часто здесь бывает.

«Как же так, — ломал он голову, — на заводе я совсем недавно, но уже всё про меня знают, и хорошее и плохое знают. Сотни глаз, что ли, следят за моей работой?»

Он виноват, он сделал негодный каркас, а главное — он подсунул его вместе с хорошими. Если бы в шишельной не доглядели, отлили бы бракованную деталь. А это значит — затраченный даром труд и металл, и к хлопкоробам могла бы негодная машина попасть. Он виноват. Но почему же тогда не поместили заметку? Значит, поверили, что он больше не допустит брака.

В эту минуту Ашир невольно вспомнил комсорга Николая Коноплева и даже поискал его глазами. Ему казалось, что Коноплев где-то рядом. Конечно, это он похвалил его за чистоту.

Ашир немного успокоился, отчаиваться не следовало, Сегодня его поставили в пример.

Это и радовало, и обязывало.

Светлана

— Неси, Ашир! — воскликнул громким, но тоненьким голоском Максим Зубенко, пересчитав готовые каркасы. Он заложил за спину сомкнутые руки, с хрустом в костях прогнул поясницу и крикнул: — Нагрузочка что надо!

В конце месяца завод окончательно освоил изготовление новых машин — окучников-удобрителей — и сразу же получил на них большой заказ. Хлопкоробы с нетерпением ждали эту умную машину. Один окучник-удобритель заменял в работе двадцать человек. Работы прибавилось во всех цехах, особенно у кузнецов и литейщиков.

Чтобы не загромождать мастерскую, слесари решили, что лучше самим относить готовые каркасы в шишельную, не дожидаясь, пока за «ими придут. Ашир уже освоился с работой, и сегодня Зубенко принял его каркасы без единого замечания. Правда, они были простенькие, но и то хорошо, ничего не пришлось переделывать.

— Неси, Ашир, меси, — повторил Зубенко, заметив его замешательство.

— Пусть Федор снесет, а я пока вот это доделаю. — И он поднял такой стук, хоть уши затыкай.

— Не задерживай! — Настойчивости Максиму не занимать, сказал — кончено.

Ашир не решался итти, он помнил разговор возле стенной газеты и боялся опять попасть девушкам на язык.

— Ты еще не ушел? — спросил Максим.

— Иду-у!

Появления Ашира стерженщицы сначала как будто не заметили, но ©друг одна из девушек повернулась к нему и с притворным изумлением проговорила:

— Слесарь каркасы принес!

Светлана уставилась на Ашира серыми округлившимися глазами и повела плечиком:

— Сами принесли? Что это случилось с нашими слесарями!

Озираясь вокруг, Ашир удивился переменам, происшедшим в шишельной. Для формовочного песка посреди мастерской стоял новый ящик, на окнах висели занавески с расшитыми узорами. Под столом он заметил бадейку с разведенной известью, — видно, девушки собрались белить стены. У двери возле умывальника висела дощечка с надписью: «Не сорить!»

Девушки дали ему возможность вдоволь насмотреться на занавески и умывальник, а потом, — как бы невзначай, завели такой разговор:

— Побелку сегодня начнем? — нарочито громко спросила краснощекая толстушка со вздернутым носиком и пухлыми губами.

— Что ты, Тоня, сперва со слесарями посоветуемся, подучимся у них! — в тон ей ответила Светлана.

— Берите каркасы! — напомнил о себе Ашир. Он чувствовал, как у него начинает гореть лицо.

Но девушки продолжали свое:

— Светлана, расписание дежурств у тебя? Сегодня кому убирать?

— И договор готов, только не мешало бы его со слесарями согласовать.

— Зачем же дело стало, покажи!

Пожилая стерженщица выручила Ашира.

— Прими, Света, каркасы… Вы вот смеетесь, а слесари нам нос утерли.

— Это еще неизвестно, Клавдия Ивановна! — Светлана раскраснелась и смешно надула щеки. — Через стенгазету вызовем их на соревнование, пусть попробуют угнаться за нами… Клади сюда каркасы.

«В училище девушки тоже хотели обогнать нас по чистоте, да не вышло, — стоял и думал Ашир. — Вызывайте на соревнование, вызывайте, мы еще не то сделаем…»

Светлана вытерла о фартук руки и перебросила косички с пруди а а спину. Она быстро осмотрела и приняла верхние каркасы, и только — нижний долго вертела в руках.

— Твой? — негромко опросила она.

Лучше бы у Ашира здоровый зуб выдернули. Он сморщился и настороженно взглянул на Светлану.

— Почему думаешь — мой? — отрывисто спросил он.

— Грубо сделан… Получше прежних, но и в нем красоты нет.

Какую она в проволоке красоту ищет, не понимал он.

— Надо делать вещь красиво. Я тоже лака не умею так красиво работать, как Клавдия Ивановна, — Светлана прерывисто вздохнула и опустила свои длинные ресницы. — Но учусь… И ты учись красиво работать.

От того, что она умолкла, ему стало совсем не по себе Сказала бы сразу: принимает каркас или нет?

А Светлана вскинула ресницы и улыбнулась одними глазами. В ее взгляде блеснул Аширу лучик надежды.

— Ладно, приму. — Она чуть заметно кивнула головой.

Ее «ладно» было для Ашира обиднее отказа. Лучше бы выбросила каркас в окно, чем это снисхождение.

— Годится или не годится? — вскипел Ашир и сжал кулаки так, что побелели косточки пальцев. Он решил постоять за себя.

Вид у него, очевидно, был грозный. Во всяком случае стоявшая рядом краснощекая Тоня попятилась и села в ящик с песком. Но Светлана была не из робкого десятка. Она подошла к нему ближе и, горячо дохнув в лицо, тихо, но внятно сказала:

— Беру — стало быть годен. Был бы чуточку похуже, ни за что в жизни не взяла бы. — Она выдержала длинную паузу, повела бровями и с гордостью добавила: — Мы не можем принимать негодные каркасы и делать плохие шишели, у нас бригада отличного качества!

Сказала — как ножом отрезала. У Ашира сами собой разжались кулаки. Ну и Светлана! В училище было много девушек, но такой, как она, он еще не встречал… О красоте она правильно сказала, он и сам иными глазами смотрел сейчас на свою работу.

Ашир не преминул еще разок глянуть ка оконные занавески и ушел. В конце коридора он услышал за собой торопливые шаги, однако не оглянулся, а, наоборот, прибавил шагу.

— Подожди, Ашир! — Ему на плечо легла легкая, слегка дрожащая рука.

И опять она, Светлана. Не каркас ли обратно принесла? Нет! У Ашира отлегло от сердца.

— Возьми наш договор, посмотри с ребятами, может мы что забыли. Потом вместе подпишем и в стенгазете поместим.

Ашир несмело улыбнулся. Глаза Светланы уже не казались ему такими строгими. В них можно долго смотреть, и это, оказывается, ничуть не страшно.

Разговор по душам

Ашир сидел у себя в каморке, не зажигая света. Луна холодно блестела прямо перед окном. На стене; словно на экране, отпечаталась рама, в нижнем квадратике рамы — ветка глядичии с неподвижными перышками листьев и изогнутый стрючок, похожий на уснувшего червяка. За тонкой перегородкой тоскливо бубнила гитара — почему-то слышались преимущественно басы, густые, тягучие. В их утробный гуд изредка вплетались громкие, перебивающие друг друга голоса.

В свободные от занятий вечера Ашир часто так просиживал часами один, не зная, как скоротать время. Он любил читать и все собирался записаться в библиотеку, но так и не удосужился узнать, где она находится.

Иногда заглядывал Сережа. Сегодня и его не было. На память невольно пришли другие вечера, в училище, не похожие один на другой, каждый по-своем у интересный и памятный.

Ашир вспомнил мать, родной колхоз… Взгрустнулось. Он сидел возле залитого лунным светом окна и смотрел на деревья, но мысли его были далеко. Мать, наверно, вернулась с колхозной фермы и уже подоила корову и теперь месит тесто для чурека, а маленькая сестренка Садап возится со своими куклами. Лохматый Карабаш, должно быть, заглядывает в открытую дверь и тихо повизгивает.