Возвращение магии - Лиза Клейпас

- О, нет, - ответил он, криво ухмыльнувшись. – Ты возвращаешься домой. Я не могу работать, когда ты здесь.

- Я буду вести тихо, - сказала она, мятежно выпятив нижнюю губу. – Ты даже не будешь знать, что я здесь.

- Нет. буду, - он опустил глаза на свое возбужденное тело и бросил на нее лукавый взгляд. - Мужчине трудно делать свою работу, когда он в таком состоянии.

- Я облегчу его, - промурлыкала она, и ее рука медленно потянулась к завораживающей выпуклости его естества. – Просто скажи, что я должна делать.

Со смеющимся стоном, Маккенна сорвал с ее губ быстрый теплый поцелуй и оторвался от нее. – Я уже сказал, что ты должна делать – возвращайся в дом.

- Ты заберешься сегодня ко мне в комнату?

- Возможно.

Она окинула его притворно-угрожающим взглядом, и Маккенна широко улыбнулся и, качая головой вернулся к экипажу.

Хотя оба помнили, что им надо быть осторожными, они пользовались каждым удобным случаем, чтобы вместе ускользнуть. Они встречались в лесу или на их месте у реки, или ночью на ее балконе. Маккенна стойко отказывался переступать порог спальни Алины, уверяя, что не сможет отвечать за свои действия, если окажется рядом с ней и кроватью. Его сдержанность была гораздо сильнее ее, хотя Алина прекрасно понимала, каких усилий она ему стоит, и как сильно он хочет ее. Он еще дважды доставлял ей наслаждение, целуя, обнимая и лаская ее, пока она не слабела от удовлетворения. А затем однажды после полудня, когда они вместе отдыхали у реки, Маккенна, наконец, позволил Алине дать ему освобождение. Это навсегда останется самым эротическим переживанием в ее жизни: Маккенна, тяжело дышащий и стонущий ее имя, его плоть, твердая и шелковистая, во власти ее обжигающих пальцев, его сильное тело, беспомощное от ее прикосновений. Алина наслаждалась его разрядкой сильнее, чем своей собственной, в восторге от того, что смогла доставить ему то же удовольствие, что и он ей.

Однако, эти безмятежные дни для них оказались лишь кратким затишьем перед бурей. Алина знала, что ее роман с Маккенной, какой бы он ни был, не продлится долго. Но все же она не ожидала, что он закончится столь скоро, и столь ужасным образом.

Однажды вечером после ужина ее отец вызвал Алину в свой кабинет – раньше он никогда этого не делал. У графа никогда не было причин беседовать с ней или с ее сестрой Ливией наедине. Его сын Маркус был единственным отпрыском, которому граф когда-либо уделял внимание, но никто из сестер не завидовал старшему брату. К своему наследнику граф был особенно требователен, ища совершенства во всем, он предпочитал воспитывать кнутом, а не пряником. Но несмотря на суровое обращение, Маркус рос добрым и отзывчивым мальчиком. Алина очень надеялась, что он никогда не превратится в подобие отца, но впереди его ждали долгие годы жестокого воспитания.

К тому времени, как Алина добралась до кабинета, она почувствовала, как у нее внутри похолодело. Холод проник во все ее члены, добрался до кончиков пальцев. У нее не возникало вопроса, почему она получила этот необычный приказ от отца. Должно быть, граф как-то узнал о ее отношениях с Маккенной. Если бы это было что-нибудь еще, он бы велел матери или миссис Фэйрклоз поговорить с ней. Но тот факт, что он взял на себя труд побеседовать с ней лично, говорил о том, что причина была важной. И ее интуиция предупреждала, что грядущее столкновение будет по-настоящему ужасным. Она в отчаянии пыталась придумать, как лучше защитить Маккенну. Она сделает что угодно, пообещает что угодно, лишь бы он был в безопасности от графского гнева.

Вся в холодном поту, она добралась до отделанного темными панелями кабинета с массивным письменным столом красного дерева – здесь велись почти все дела поместья. Дверь была приоткрыта, и внутри горела лампа. Она вошла в комнату и увидела отца, который стоял у стола.

Граф не был красивым мужчиной – его черты были чересчур крупными и грубыми, словно вылеплены скульптором, который слишком торопился, чтобы сделать глубокие линии, вышедшие из-под его резца, более благородными. Если бы в графе было хоть немного теплоты, остроумия или добродушия, может быть, его черты приобрели бы некую суровую привлекательность. Но, к несчастью, он был абсолютно сухим человеком, который, несмотря на все данные ему богом преимущества, считал жизнь горьким разочарованием. Он ни в чем не находил удовольствия, и уж тем более не в семье, которая для него была не более, чем общим бременем. Единственным одобрением, которое когда-либо выказывал Алине, была неохотная гордость ее красотой, которую так часто хвалили друзья и знакомые. Что касается ее мыслей, характера, надежд и страхов - о них он ничего не знал – его не заботило нечто столь не нематериальное. Он ясно дал понять, что единственное предназначение Алины – удачно выйти замуж.

Смотря ему в лицо, Алина удивлялась, как такое возможно, так мало чувствовать к человеку, который приходится ей отцом. Одной из множества причин, которые объединяли их с Маккенной, было то, что никто из них не знал, на что это похоже – иметь любящих родителей. Только благодаря миссис Фэйрклоз, они оба имели хотя бы какое-то представление о родительской любви.

Читая неприкрытую ненависть во взгляде отца, Алина отметила про себя, что именно так он всегда смотрел на Ливию. Бедняжка Ливия, которая не вовсе не по своей воле, была дочерью одного из любовников графини.

- Вы посылали за мной, отец, - сказала она невыразительно.

Свет лампы отбрасывал неровные тени на лицо графа Уэстклифа, когда он холодно оглядел ее. – В настоящий момент, - заметил он, - я как никогда раньше убежден, что дочери – это проклятье божье.

Лицо Алины осталось непроницаемым, хотя ее легкие внезапно сжались, и ей пришлось резко вдохнуть.

- Тебя видели с помощником конюха, - продолжал граф. - Вы целовались и обнимались, - он прервался, рот его скривился, прежде чем ему удалось взять себя в руки. – Похоже, кровь твоей матери наконец-то дала о себе знать. У нее тоже вкус к низшему сословию… хотя даже у нее достало ума забавляться с лакеем, а тебе, похоже, хватило конюшенных отбросов.

Эти слова наполнили Алину ненавистью, почти смертельной. Она хотела ударить отца прямо по его ухмыляющемуся лицу, уничтожить его, поразить его до глубины души… если она у него есть. Сосредоточив все внимание на небольшом квадрате отделки, Алина пыталась обуздать свои эмоции, пока не стала удивительно спокойной, так что лишь немного вздрогнула, когда отец протянул руку и сжал ее подбородок. Его пальцы безжалостно впились в мышцы ее лица.

- ОН забрал твою девственность? – рявкнул он.

Алина посмотрела прямо в его обсидиановые глаза. – Нет.