Главный детский доктор. Г. Н. Сперанскому посвящается… - Алексей Овчинников

Бетонный каток для укатывания корта, датированный 1913 г.

Рядом с теннисным кортом поставили стол, за которым в хорошую погоду пили чай

Георгий Несторович с детьми. Зима приблизительно 1910–1911 г.

У лестницы на террасу. Елизавета Петровна с Колей и Катей и родители Георгия Несторовича Нестор Михайлович и Александра Егоровна (1908 г.)

В гостях у Побединских. Слева сидят Николай Иванович Побединский и Елизавета Петровна (приблизительно 1908–1909 гг.)

По краю участка Сперанских протекала речка Икша. В то время она была довольно глубокой, с каменистым и песчаным дном и чистой водой

Рядом с речкой был выкопан небольшой пруд, вода в который поступала из родников и была очень чистой. На пруду Сперанские держали лодку, на которой Георгий Несторович со старшим сыном Колей плавали на Волгу. На нижнем снимке: Катя и Сережа в лодке на пруду (около 1910–1911 гг)

Георгий Несторович и его брат Михаил Несторович вскапывают картофельное поле на огороде

После работы можно и отдохнуть. Георгий Несторович в шезлонге

Георгий Несторович и Михаил Несторович за расчисткой снега

Георгий Несторович и Михаил Несторович на лыжной прогулке

На лыжах. Сверху: Михаил Несторович и Коля. Снизу: Георгий Несторович

Георгий Несторович, неизвестная гостья и Елизавета Петровна

На берегу Икши. Стоят слева направо: Георгий Несторович, Пётр Фёдорович Филатов (в венке на голове), Коля, Владимир Петрович Филатов (в кепке), Катя. Сидят: Сережа и Елизавета Петровна (приблизительно 1909–1910 гг.)

У дачного крыльца. Стоят: Георгий Несторович Елизавета Петровна и Катя Сидят: Серёжа Пётр Фёдорович Владимир Петрович и Коля (1911 г)

Глава 6

Первая Мировая война. Февральская революция – надежды и разочарования. Октябрьский переворот

19 июля (1 августа по новому стилю) 1914 года Германия объявила войну России. Во время Первой мировой войны Георгий Несторович не был призван в армию. Его сыновья были ещё детьми, и трагедия 1914–1916 годов непосредственно не коснулись семьи Сперанских, хотя война существенно изменила распорядок их жизни. «Война 1914 года, – пишет дед в своих воспоминаниях, – отвлекла благотворительные средства и врачебные кадры от работы по ребенку, и стационар «Дома грудного ребенка» стал обслуживать детей-сирот и беженцев с западных окраин в связи с военными действиями. Они целыми вагонами прибывали в Москву. Все, что можно было, было занято беженцами. «Дом грудного ребенка» был переполнен сиротами и беженцами, и город стал давать субсидию на их содержание. Благотворительное общество извлекало, сколько возможно, средств на поддержку учреждения». Сотрудники Дома дежурили на Брестском (теперь Белорусском. – А. О.) вокзале, где встречали поезда с беженцами из оккупированных немцами областей и отбирали больных детей для помещения в больницу.

Но этим общественная деятельность Георгия Несторовича не ограничивалась. Здесь мне хочется снова привести выдержку из воспоминаний С. Н. Куманиной-Декапольской: «…Я снова встретилась с Георгием Несторовичем в 1914 году, когда началась война с Германией. Никто не был готов к такой войне. Уже с середины августа в Москву стало поступать громадное количество раненых. В Москве не хватало госпиталей… Все больницы были заполнены, и множество раненых лежали на эвакопунктах на вокзалах в ужасных условиях. И тут пришлось принимать срочные меры. В Александро-Мариинском институте, где я в то время работала, задержали начало учебного года и организовали прекрасный госпиталь. Училось там приблизительно 300–400 девочек. Кроватей хватало, была столовая, и всё это было предоставлено раненым воинам. Палаты были организованы в дортуарах, как мы называли спальни. В одном из классов, самом большом, где я сама училась пять лет… была организована операционная, в другом классе рядом – перевязочная. Здание было прекрасное, и нашим воинам были предоставлены отличные условия. И всё это организовал Георгий Несторович Сперанский, молодой, энергичный администратор. Он пригласил хороших врачей. Обслуживающий персонал был из служащих института, а медицинский персонал был отлично подобран. Я, как и многие бывшие воспитанницы Института, была привлечена к работе с ранеными. Я работала в качестве сестры милосердия, окончив краткие сестринские курсы при 1-й Градской больнице. Постепенно помощь раненым начала налаживаться, и в декабре было решено закрыть наш госпиталь, сделать ремонт и дать возможность девочкам, исключительно дочерям военных, продолжить учение. Но Георгий Несторович проявил громадную энергию и госпиталь не закрыли, а перевели его в только что отремонтированный жилой дом на улицу Мясницкую, теперь Кирова. Весь медицинский состав перешёл в новый городской госпиталь. Возглавлял его Георгий Несторович, и он был на высоте. К сожалению, Сперанский не долго руководил госпиталем. Он вел громадную медицинскую и общественную работу с больными детьми и, спустя несколько месяцев, был вынужден передать руководство госпиталем другому врачу. Мы все были очень удручены его уходом, так как он был необычайно дельным, энергичным и чутким руководителем. Я горжусь, что в жизни я так много сталкивалась с этим прекрасным человеком и врачом».

Несмотря на свою занятость и военные тяготы, Сперанский часть своего времени отдавал преподаванию. В 1915 году он начал работать внештатным ассистентом детской клиники Высших женских курсов, где читал слушательницам лекции по физиологии новорожденных [14]. Позже дед вспоминал: «Когда я впервые загорелся мыслью об изучении здорового ребёнка, многие из моих коллег не понимали меня. Заниматься здоровыми детьми в то время, когда болезни уносили тысячи жизней, когда устав не позволял принимать в больницы детей моложе двух лет только потому, что больше половины их там просто погибали! А дело всё в том, что физиология ребенка, особенно новорожденного, была тогда белым пятном в науке. Но я понимал, что, не изучив её, нам не одолеть болезней». Проработал он там до самого октябрьского переворота, когда курсы закрыли. Думаю, что хорошим подспорьем в изучении физиологии маленьких детей была для деда его собственная семья. Весной 1915 года к уже подросшим детям Сперанских прибавился четвертый ребёнок – только что родившаяся дочка Наташа, Наля, как её будут называть родные и близкие. Елизавета Петровна уже не справлялась со своим увеличившимся потомством, и ей в помощь взяли молодую девушку Матрёшу. Она прожила у Сперанских всю жизнь до глубокой старости, вынянчив не только мою мать, но и меня.

После Февральской революции Георгий Несторович надеялся, что при новой власти удастся широко наладить работу по снижению детской смертности, которая в России была очень высокой. Уже в феврале 1917 года он пригласил на заседание Московского общества борьбы с детской смертностью всех видных педиатров и акушеров для того, чтобы обсудить задачи и перспективы охраны материнства и младенчества в новых условиях. Была создана комиссия под председательством Сперанского, в которую вошли профессора и доктора А. А. Кисель, В. И. Молчанов, С. И. Федынский, Н. Ф. Альтгаузен, Т. Л. Грауерман, А. Н. Рахманов, С. О. Дулицкий, Алексеев (главный врач Морозовской больницы), Н. И. Ланговой, Б. Э. Эгиз. Секретарями комиссии были назначены М. М. Райц (бывшая секретарем Московского общества борьбы с детской смертностью) и А. И. Баландер. Эта комиссия разработала план мероприятий по охране материнства и младенчества и в первую очередь решила заняться Московским воспитательным домом на Солянке, находившимся в ужасающем состоянии. Мирра Марковна Райц вспоминает, как она в первый раз пришла в это учреждение: «Отделение для здоровых детей представляло собой огромную залу, в которой было размещено 100 детских колыбелек, закрытых марлевым пологом. У входа в «палату» была сложена гора матрацев, которые на ночь расстилали кормящие матери (они же ухаживали за сиротами) на полу среди детских кроваток».

Второй задачей комиссии Георгия Несторовича было разработать план открытия специальных курсов по подготовке медицинских сестер и воспитательниц. Была составлена, обсуждена и утверждена программа курсов и основные положения о детских учреждениях. Разразившийся большевистский переворот парализовал деятельность комиссии, и её планы остались на бумаге. Известный акушер Т. Л. Грауерман утешал своих коллег, правильно предвидя и говоря, что «нас ещё позовут».