Филиал. Истории для кино - Александр Житинский

– Кто она?

– Зам Сергея Ефимовича. По коридору налево.

Я двинулся по коридору, точно разведчик во вражеском тылу. Не успел ступить двух шагов, как приоткрылась дверь ванной и оттуда выглянула хорошенькая женская головка, обмотанная полотенцем.

– Анна Семеновна, не приходил? – спросила она вахтершу пугливым шепотом.

– Нет. Давай быстрей! – так же шепотом отозвалась вахтерша.

– А Горгона?

– У себя.

Женщина с тюрбаном пулей вылетела из ванной, успев улыбнуться мне чуть-чуть заискивающе, и кинулась по коридору прочь. Она была в халате и банных резиновых шлепанцах. Оставляя мокрые следы, она добежала до какой-то двери и юркнула в нее, как мышка.

Я пошел дальше и постучал наугад в дверь по левую сторону.

– Заходи, не стесняйся! – отозвался хриплый женский голос.

Я заглянул. В большой жилой комнате, тесно заставленной разномастной мебелью, сидела за столом женщина лет сорока с грубым лицом и строчила на швейной машинке.

– Вы Горгона Михайловна? – робко спросил я.

– Следующая дверь, – она мотнула головой, не переставая крутить ручку машинки.

Я отворил следующую дверь. Там был небольшой учрежденческий кабинет с унылым набором: шкаф, стулья, письменный стол. За столом сидела начальница в строгом костюме. Перед нею стояло зеркальце. Начальница примеряла детский слюнявчик с цыпленком. Увидев меня, она молниеносно сорвала слюнявчик с груди.

– Вы ко мне? Почему без стука?!

– Извините, – сказал я. – Мне нужна Горгона Михайловна.

– Я вас слушаю.

– Я Румянцев. Мы договари…

– Я в курсе. Трудовая книжка при вас?

Я протянул трудовую книжку. Она раскрыла ее и стала листать. Но, как видно, ее больше интересовало происходящее в коридоре, откуда донесся звук шагов. Она отбросила книжку и подбежала к дверям, вся обратившись в слух.

– Вода. Вам не кажется?

– М-м… – промычал я.

– Вы не заметили в коридоре ничего подозрительного? – тихо спросила она.

Для меня здесь все было подозрительным, поэтому я опять пожал плечами.

– В районе ванной, – уточнила она.

– Да нет… Девушка какая-то мылась…

– Ага! – ее глаза вспыхнули. – За мной! Вы будете свидетелем.

И она бросилась вон из кабинета, увлекая меня за собой.

КАТЯ. Главное в воспитании ребенка – это делать все по режиму. Вот сейчас мы пришли с гулянья, переоделись и до обеда у нас с Митенькой культурная программа. Я читаю ему сказки. Он стоит в кроватке, вернее, прыгает, уцепившись ручками за оградку, и таращит на меня свои глазенки. Очень похож на Володю, но Володя даже никогда не узнает об этом. Это решено.

– Слушай дальше… Вот бежит мышка, влезла в эту рукавичку и говорит: «Тут я буду жить». А в это время лягушка – прыг-прыг! – спрашивает: «Кто, кто в рукавичке живет?» – «Мышка-поскребушка. А ты кто?» – «А я лягушка-попрыгушка. Пусти и меня!» – «Иди». Вот их уже двое…

За стеной загудело.

– Слышишь, Митенька? Это фен… Скажи: фен… Тетя Люся опять ванну принимала в рабочее время. Никогда так не делай!

ЛЮСЯ. Люблю ходить по острию бритвы! Это упоительно!

Фен в одной руке, он гудит. Волосы еще мокрые. Другой рукою застегиваю последние пуговицы. Все это я проделываю в бешеном темпе, как солдат по боевой тревоге. Я стою за занавеской, которая отгораживает угол нашей комнаты, где мы обычно пьем чай, примеряем наряды и занимаемся косметикой. Занавеска от фена развевается, как знамя.

Наши девушки по ту сторону наверняка сейчас за меня болеют, как на стадионе. Девушки – это наши сотрудницы Ира, Нина и Ксения Дмитриевна. Последняя уже далеко не девушка, ей скоро на пенсию, но так уж мы друг друга называем. Она, кстати, в душе меня осуждает, я знаю. Но не выдает.

– Люська, быстрей! – зовет Ира.

– С огнем играет… – голос рассудительной Нины.

– Я не понимаю… – вздох Ксении Дмитриевны.

ГОРГОНА МИХАЙЛОВНА. Первым делом я осмотрела место преступления, то есть ванную комнату. Налицо явные улики: колонка теплая, воздух повышенно влажен, зеркало запотело. Я обратила на это внимание Петра Васильевича.

– Видите?

Мы вышли из ванной, и я обратилась к вахтерше.

– Кто сейчас мылся, Анна Семеновна?

– А я почем знаю. Я за этой дверью смотрю, за той не смотрю… Дельцы не мылись.

Я направилась в лабораторию женщин. Новичок покорно шел за мной. Несомненно, симпатичный молодой человек.

– А почему дельцы? – спросил он несмело.

– Ах, глупости! Ненавижу это слово. Придумают тоже! Те, кто живут, – жильцы, а кто работает, делом занимается, – дельцы. Понимаете?

– Понимаю…

ЛЮСЯ. Только бы успеть! Вылетаю из-за занавески, мчусь к своему столу, плюхаюсь на стул, успеваю открыть план социального развития отрасли, хватаю карандаш…

…И в эту же секунду появляется Горгона. У меня невинные глаза. Девушки еле сдерживаются. Успела! Горгона понимает, что проиграла. Свирепо смотрит на меня. За нею вваливается незнакомый молодой мужик. Симпатичный, но сразу видно, что тюфяк.

Вопросительно смотрим на Горгону.

– Разрешите представить нового сотрудника, – говорит она медовым голосом. – Петр Васильевич Румянцев, специалист по вычислительной технике.

– У нас разве есть вычислительная техника? – ехидно спрашивает Ксения.

– Нет, так будет, – отрезает Горгона.

Она приближается к нам, улыбаясь. Хочет представить этому хмырю. Много чести!

– Ксения Дмитриевна, наш старейший сотрудник…

Ксения, конечно, взвивается.

– Мы же с вами выяснили. Вы – старейший, Горгона Михайловна.

– Два месяца туда-сюда. Пустяки, – Горгона идет к Ире.

– Ирина Петровна, лаборант…

Ирка молодец! Вскакивает и делает книксен.

– Нина Александровна, инженер по технике безопасности.

Нина скромно кивает. Горгона перемещается ко мне. Ох, не нравится мне это!

– Наш социальный психолог Людмила Серге… А почему у вас волосы мокрые? – внезапно обращается она ко мне.

– Да где же они мокрые? – я дотрагиваюсь до виска.

– Да вот же они мокрые! Вот! – и цап меня за волосы.

– И не мокрые вовсе, а просто… влажные.

– А влажные они почему? – шипит Горгона.

– От работы мысли, – бухает Ира.

– Мысли?! – взвизгивает Горгона и оборачивается к Ирине, как собака, которую дернули за хвост. – Молодой человек, подите сюда.

Хмырь приблизился. Видно, что боится.

– Скажите, могут ли так повлажнеть волосы от работы мысли? – она хватает его за руку и погружает ее в мою прическу. Этот эксперт чуть в обморок не падает.

– Вы принимали ванну! Не отпирайтесь!

– Неправда! – ору.

– Принимали ванну в рабочее время на рабочем месте! В ванной комнате следы мытья.

– Это жильцы, – парирую.

– Жильцы на работе.

– Это Виктория Львовна, – обороняюсь дальше.

– А то мы не знаем привычек Виктории Львовны! Ваш почерк… Петр Васильевич, вы видели, как эта дама принимала ванну?

Правдолюбец закатывает глаза, вздыхает и говорит:

– Видел.

– Вы меня в ванной видели?! Ну знаете!.. – я вне себя от возмущения.

– Нет, я вас в ванной не видел. Вы оттуда вышли, – оправдывается он, не зная куда девать глаза.

– Я мыла руки! Я должна работать чистыми руками!

– И все-таки голова у вас влажная, – заключает Горгона. – Я вынесу вопрос на профсоюзное собрание.

– Выносите куда хотите.

– Пойдемте, Петр Васильевич.

Они направляются к двери. Хмырь пытается взглядом попросить у меня прощения, но я игнорирую. Хлопает дверь.

– Шпиона нам только не хватало… – вздыхает Ира после паузы.

АННА СЕМЕНОВНА. Утром у нас ну прямо цирк, ей-богу!.. Вот уж попала в учрежденьице на старости-то лет. Хотя мое дело маленькое – пропуска проверять и проявлять бдительность.

Перво-наперво появились эти прошмандовки, сабуровские двойняшки Валька и Галька. Здоровые кобылы, уж замуж пора. Сегодня чуть ли не голышом, на ногах вязаные носки до колен, головы обмотали лентами, чтоб прическа не мешала. Одинаковые, как две капли молока, и такие же белые. Упитанные.

– С добрым утром, Анна Семеновна!

– Ну здравствуйте…

Включили музыку – не приведи Господь! – и сразу начали дергаться. Скачут, задницами вертят, стыдно смотреть. Пол ходуном. Называется аэробика.

И тут же в дверях Горгона, как назло. Показала пропуск честь по чести, кивнула.

– Анна Семеновна, почему танцы в служебном помещении?

А что я ей скажу? Попробуй им запрети.

– Это аэробика! – скачет Валька.

– Прихожая общая! – выдрючивается Галька.

– Я буду ставить вопрос.

– Ставьте! – разворачиваются и дергают задом.

Горгона пошла к себе – будто аршин проглотила. Принципиальная. Жалко ее. Никого у ней нет, одна служба.

ГОРГОНА МИХАЙЛОВНА. Каждое утро с тяжелым сердцем прихожу к себе в кабинет, достаю журнал прихода и ухода, расписываюсь и начинаю ждать сотрудников. В прихожей гремит музыка. Можно ли так работать?..