Их чужие дети (СИ) - Таша Таирова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не молчи как партизан, что там?
– Тат, я беременна. Чё делать-то теперь?
– Странный вопрос для будущего врача, ей-богу! – Татьяна пожала плечами и загнула палец: – Во-первых, сказать родителям. Во-вторых, сходить на консультацию в консультацию; блин, некий прям медицинский каламбурчик получается. А, в-третьих, рожать. Ир, ты сама понимаешь, что первая беременность – это как дифзачёт на всю жизнь.
– А что скажут? Я же не замужем и...
– Ирина, я удивлена! С твоим-то характером думать о том, что и кто о тебе скажет? Кстати, тебя будут обсуждать всю твою жизнь, поэтому живи как хочешь! И плевать на мнение тех, кто считает себя поборником морали и святости. Жизнь – не сказка, а наука. Иногда очень доходчиво объясняет свою правоту.
– Да, ты всегда говорила, что мы не пара, но я думала... Хотя да, мозг – это оpган, с помощью котоpого мы думаем, что мы думаем. Надо позвонить маме. Папу оставим на закуску, он будет зол.
– Не будет, – уверенно ответила Лапина и улыбнулась. Виктор Иванович Акони казался грозным, жёстким и непримиримым, но когда дело касалось единственной дочери, все эти качества тут же исчезали. Татьяне иногда казалось, что мама Ирины Мария Владимировна относилась к дочери намного строже, но и она, и Виктор Иванович горячо любили свою Иришку. А потому и к внукам будут относиться так же – с огромной теплотой, любовью и нежностью. – Ты теперь подумай, в какую консультацию на учёт становиться будешь?
– А чего думать? Вот она, консультация, через два квартала. Кстати, врач тамошний выше меня на два этажа живёт.
– Ты к нему на приём прям домой пойдёшь или всё-таки запишешься у него на работе?
– Вот не смешно, знаешь ли, – вдруг выпалила Ирина, лицо её искривилось, губы задрожали, и она тихо прошептала: – Я боюсь, Тат, очень боюсь.
– Господи, ну чего? – Таня подскочила к подруге и крепко прижала к себе. – Чего ты больше боишься – идти на приём к врачу или маме с папой рассказать о своём косяке?
– Вот знаешь, – Ирина вырвалась из объятий и возмущённо запыхтела, подбирая слова: – Я... вот сейчас прям...
Таня неожиданно расхохоталась и с улыбкой глянула на подругу:
– Слышь, вышли гномы на охоту! Ты такая смешная, от слёз до драки полшага. А это, моя дорогая, гормоны шалить начали, так что собирайся, я тебя провожу к родителям, а завтра ты пойдёшь к врачу. И не плачь, Иринка, вот увидишь – всё будет хорошо. Я верю в тебя.
***
Казанцев устало поднялся с кресла тренажёра, вытер мокрое лицо и шею – ежевечерние занятия с железом вот уже несколько лет спасали его от боли в травмированной спине. Хотя, конечно, бывали дни, когда не то что на тренажёре заниматься, просто подняться по лестнице стоило таких сил, что ни в сказке сказать, ни матом сформулировать. Сегодня тоже был тяжёлый день. Это только когда под крылом у своих учителей и преподавателей находишься, всё просто и понятно, когда же оказываешься один на один со своими шальными пациентками, всё оказывается куда печальнее. После того как Вера Андреевна внезапно для Константина из любимого учителя превратилась в не менее любимую тётушку, их роли поменялись – Симонова так же много оперировала, вела пациентов, консультировала, но практически никогда не задерживалась после работы и не дежурила по ночам. Теперь за неё всё это делал, так сказать, племянник. По прошествии буквально двух месяцев после празднования его двадцатипятилетия Вера Андреевна и мамин брат Леонид Анатольевич сообщили, что решили попробовать пожить вместе, и вот уже полтора года счастливы как влюблённые молодожёны. А Симонова теперь с хитрой улыбкой заявляет, что она нынче не просто профессор, а замужняя жена, так что учитесь справляться со всем самостоятельно. И Казанцев учился. Вёл приём в женской консультации, дежурил в роддоме, каждый день помогая деткам появиться на этот свет, успокаивал их мамочек и учил премудростям ухода за новорождёнными. Ругался, злился, затем отходил, улыбался, смеялся до колик, а затем опять сердился. Жизнь каждый день приносила и приятные сюрпризы, и нерадостные новости.
Константин включил душ и закрыл глаза, подставив лицо под тёплую воду. Где-то раздался какой-то посторонний звук, похожий на стук, но Казанцев не обратил на него внимания. Он вышел из душевой кабины, резкими движениями вытирая короткие волосы, и замер – в дверь позвонили. Намотав полотенце на шею, Костя щёлкнул замком и уставился на стоящую перед ним невысокую девушку с двумя косичками, огромными серыми глазами, что переминалась с ноги на ногу, опустив голову, а потом подняла глаза и тихо прошептала:
– И правда идея была дурацкая, – после чего медленно повернулась и сделала шаг к лестнице.
– Типа – «да ну вас с вашим утюгом», что ли?
– Каким утюгом? – непонимающе захлопала ресницами незнакомка. – Я про утюг ничего не думала, у меня другое. Но Татка была права, не надо было этого делать.
– Так, милая девушка, – Казанцев внимательно посмотрел на неё, оценив домашние тапочки, тёплые носки с какими-то цветочками и шерстяную клетчатую рубаху, – я так понимаю, что вы хотели со мной о чём-то поговорить? Я как раз в это время, если оно, конечно, случается свободным, пью чай. Заходите, судя по всему вы живёте где-то рядом, если в такую холодную погоду очутились у моей двери в тапочках?
Девушка молча кивнула и махнула рукой себе за спину:
– Я живу двумя этажами ниже. Меня Ириной зовут. Только как-то неудобно; получается, что я вам навязалась.
– Заходите, Ирина, а то сами можете заболеть и меня простудите.
Девушка зашла в квартиру и тихо прошептала:
– Мне болеть нельзя, иначе всё.
– Что всё? – поинтересовался Казанцев и жестом пригласил свою неожиданную гостью на кухню.
– Простуды и всякие другие инфекции для беременных нежелательны, – ответила Ирина и посмотрела на Казанцева, втянув голову в плечи.
– Так, – хозяин квартиры сложил руки на груди и опёрся на кухонный стол. – Вы, стало быть, беременны, как я понимаю? А что от меня хотите? Только учтите, я не занимаюсь подпольными...
– Нет, нет, что вы! – Ирина прижала ладони к
