Победительница - Алексей Слаповский

Ты доставал творожок, и, если он был угаданный, ты смеялся и радовался так, что я была счастлива, глядя на тебя.

Они были прекрасны, эти творожки. Красивая обертка с тонко металлизированной поверхностью, сверкающая, – ты разворачивал, и там лежал волнистый от наплывшего шоколада параллелепипед, ты аккуратно оборачивал его до половины, чтобы не испачкать пальцы, откусывал, появлялся белый или бежевый, лимонный, розоватый цвет, окруженный коричневой каймой. Ты опять откусывал, понемногу выдавливая творожок из обертки, и вот не оставалось ничего, ты с удивлением заглядывал: неужели уже всё, неужели кончилось? Я знаю, ты делал это, чтобы повеселить меня.

Мой дорогой сын, я подумала, что, если бы прочла сейчас это кому-то, то у людей моего поколения, которых немного, выступили бы слезы воспоминаний на их глазах, а те, кто моложе, не поняли бы меня, они не помнят, что такое творожок в шоколаде, они никогда его не пробовали!

Впрочем, я уже писала об этом...

Ты любил после прихода из сада залезть в (емкость для мытья тела), наливал туда горячую воду с пеной, брал игрушки, которые держались на поверхности, и целый час сидел там, играл, пел (петь – это издавать мелодичные звуки), разговаривал сам с собой. После этого мы ужинали, а потом вместе сидели и коротко смотрели на телевизор. Телевизор – такое внешнее устройство для показа событий и людей, находящихся в другом месте. Они потом исчезли. Появились сначала устройства в виде маленьких фонариков, позволяющих проецировать изображение на любую поверхность, а потом внутричерепные компьютеры, которые могли передавать всё непосредственно в зрительные и слуховые соединенияи нервы. Но все же телевизоры держались довольно долго, ибо большинству населения психологически требовалось смотреть то, что смотрят другие, – иначе просто нечего было обсуждать, не возникало общих тем.

Потом мы рисовали или лепили, ты рисовал солнце и деревья, а лепил... такие ушастые и пушистые, ты очень их любил. И ведь я помню это животное, я помню, как оно выглядит, но выскочило, хоть убей, его имя. А старые люди бывают упорными – хочешь вспомнить именно сейчас, когда приспичило. Поэтому я пока прощаюсь с тобой, целую тебя на ночь в щеку два раза, как обычно, – и ты недовольно хмуришься этим нежностям, недостойным взрослого мальчика, но, я знаю, не спишь и ждешь, когда я приду и поцелую...

Письмо седьмое

Дорогой Володечка, это заяц, он же кролик, rabbit, один из любимых персонажей сказок. В жизни его использовали на мясо и шкурки для пошива шапок и шуб. Я вспомнила при помощи женщины, которая живет в ржавой железной бочке. Я спросила ее, потому что у нее доброе лицо. Не всех тут спросишь о прошлой жизни, некоторые начинают злиться. Это вообще не приветствуется: мысли о прошлом приводят к депрессии, надо думать только о будущем, хотя никто не знает, будет ли оно вообще. Я показала этой женщине уши, а потом сделала руки лапками, будто они короткие, и немного попрыгала. И она тут же сказала:

– Кролик! Или заяц!

И мы вспомнили не только это, но и много сказок, много книг, посидели рядом и поплакали о том времени, когда заяц казался обыкновенной вещью, забыв о том, что уже тогда их было всё меньше и были миллионы людей, которые ни разу в жизни не видели живого зайца.

Итак, Володечка, у меня кончились отношения с твоим первым не-отцом, хотя он имел шанс стать им. Мне было трудно, я несчастнела с каждым днем, но взяла себя в руки. Кажется, в это время я наткнулась в книге Вэна Щипалова на такие строки (помню их дословно): «Нет того негатива, который нельзя перевести в позитив. Больше того, жуткий, блин, негатив может привести к просто охренительному позитиву»24.

Я потерпела крах своих первых любовных отношений, зато стала женщиной, что немаловажно. И почти избавилась от аллергии на людей, что еще важнее – иначе вообще непонятно, как бы я жилась среди них. Хотя все-таки избавилась не вполне, аллергия возникала приступами. А иногда я нарочно говорила, что она у меня есть.

Работа моделью не прошла даром. Все-таки мои портреты были в журналах и висели на центральных улицах города, меня многие узнавали, это была настоящая популярность. Лара говорила мне, что я просто обязана использовать это и сделать карьеру, имея в виду не какую-то профессиональную деятельность, а личную жизнь, которая для многих женщин того времени и считалась карьерой. На самом деле меня интересовали простые человеческие отношения. Но мои сокурсники и сокурсницы со мной почти не общались, как и я с ними. Зато повышенный интерес был со стороны людей, имеющих власть и деньги. Я сначала не понимала этого, но потом проанализировала. Человек, имеющий власть и деньги, становится всё наглее и увереннее там, где эта власть и эти деньги играют роль. Но тем больше у него комплексов в личных сферах, где невозможно действовать властью и деньгами, – в отношениях, например, с детьми или любимыми женщинами. Подчеркиваю, любимыми, а не покупными. Ухаживая за кем-то обычным человеческим способом, они, привыкшие к победам, страшно боятся отказа, поражения, насмешки. Именно поэтому им было легче приступать ко мне: если я не пойду навстречу, это всегда можно объяснить моей болезнью: «Она меня не полюбила, но она вообще людей не любит». То есть мой отказ для любого мужчины был психологически комфортен.

А с Ларой история продолжилась. Хоть она и вернула предположительному Петрову деньги, тот не успокоился. Я ошиблась, считая, что такие люди злятся, если после «а» не говоришь «б». Они злятся и тогда, когда не произносишь ни звука. К тому же его конфуз видели охранники, подчиненные, посетители, о нем рассказали начальству предположительного Петрова, которое, конечно, не упустило возможности подикобразничать.

И он стал преследовать мою сестру. Сначала были звонки с различными предложениями. Лара твердо отвечала нежеланием общаться. Тогда его машина начала подъезжать к нашему подъезду, он сидел там и ждал, когда Лара выйдет. Мама однажды не выдержала и забросала машину с балкона помидорами, предположительный Петров не вышел, но зато выскочил его драйвер и начал нецензурно обижаться на маму. Я вышла на балкон и громко сказала, обращаясь к предположительному Петрову, что мужчина, допускающий, что в его присутствии другой мужчина грязно оскорбляет женщину, есть не мужчина, а тряпка и слизняк. Только после этого предположительный Петров высунулся и приказал драйверу замолчать.

Лара несколько дней не выходила из дома. Вызывала милицию. Милиция два раза приезжала, беседовала с предположительным Петровым и уезжала. Больше она не стала появляться, сколько Лара ни звонила.

Потом все-таки терпение предположительного Петрова исхудалось, он уехал.

Но подкараулил ее через несколько дней, грубо приставал, выдвигал откровенно негодяйские предложения.

Лара была вынуждена позвать из Москвы своего жениха Бориса, хотя сначала не хотела впутывать его в конфликт. Он приехал, Лара, вся в слезах, рассказала ему обо всем, Борис сказал:

– Да я убью его, дурака!

Лара даже испугалась, стала уговаривать Бориса, чтобы он этого не делал.

Борис пообещал держать себя в руках.

И действительно, он не только не убил этого дурака, но полдня провел в его кабинете, о чем-то переговариваясь. В результате домогания предположительного Петрова прекратились, а вскоре мы узнали, что он стал деловым партнером Бориса. Лару это слегка обидело, но я сказала ей: не так уж плохо, когда даже свиноподобной личности дают шанс сделаться человеком. Кстати говоря, не таким он уж и свиноподобным оказался, когда мы познакомились поближе. Подтвердилась моя мысль: если с вами допускают вольности, значит, вы сами позволяете это делать или даете на это явный или скрытый намек.

А в моей жизни продолжали появляться мужчины, которых поразила моя красота в журнале или на рекламном плакате. К сожалению, многие были уверены, что если девушка показывает себя людям, то она готова и на все остальное: вечная путаница роли человека и его сути.

Один из них сумел поразить меня своей оригинальностью. Это было во время 25, любимого праздника русского народа. Снег в те времена, насколько я помню, лежал до мая, но в этот год весна была ранняя, он начал испаряться уже в феврале. А тут как раз праздник. А снега уже нет. И вдруг я просыпаюсь и вижу, что во дворе и на улице полно снега, а у дома стоят, ты не поверишь, Володя, сани, запряженные в трех лошадей черного цвета. Тогда еще сохранялись лошади в цирке и в спортивных учреждениях, где на них ездили. Гипподром, кажется так. В санях сидел уже знакомый мне министр губернского казначейства Чижинцев, который всех убеждал, что он происходит от дворян, поэтому в нем генетически заложено стремление к старинному образу жизни. Я согласилась с ним прокатиться: у него была репутация человека порядочного, веселого, у него была любимая жена и две дочки, которых он обожал.