Сказки. Том 3 - Эльдар Ахадов

И была мышь. И звалась она слоновою. И были слоны. И звались они мышиными. Огромные–преогромные, неторопливые такие. Чуть больше мыши.

День восьмой.

В те времена в неделе восемь дней было… Как соберутся мышиные слоны посреди озера, как налетят да начнут крякать: хоть уши под подушку складывай! А по берегу слоновая мышь бродит, лапки потирает. Мышам слоновым доверья нет. Недаром они по деревьям ночью лазают и кричат по–дикому, глазищи выпучив. Нагловатый народец, вечно что–нибудь замышляет, пока простые мышиные слоны крякают посреди озёр да гнездятся в камышах.

Прибежал тут к ним как–то мух перепончатый. Уж как он добрался — никто не видел, и шепчет мух страшным голосом: «Берегитесь, слоны! Берегитесь! Ох, нехорошее что–то будет!»

А слоновая мышь на дерево забралась, с ветки свесилась и зреет. Весь день она зрела, а ночью, когда луна поднялась над водой, и ветерок подул, вдруг разлетелась во все стороны. Поднялась она тучей над озёрами да как прыгнет на всех мышиных слонов сразу! Такой переполох начался: вы бы видели! Слоны визжат, отбиваются. А мышь хохочет не по–доброму и не отпускает бедненьких слоников, не даёт им в траве укрыться или под воду нырнуть. Хорошо, что ёжик шестикрылый мимо проходил. Он–то и спас мышиных слонов. Повернулся ёжик к слоновьей мыши спиной и давай её своими хвостами шлёпать. Отшлёпал он проказницу и дальше потрынькал. Пока слоновая мышь отвлекалась на ёжика, все мышиные слоны поразлетелись и сидят по кусточкам, не пикнут даже…

Угомонилась слоновая мышь, спать улеглась в дремучих кустах, а глазом–то по сторонам всё равно иногда зыркает. Для порядка. А слоны мышиные не очень–то и испугались: полчаса не прошло, как они опять закрякали в разных местах. Но, уже, конечно, потише. После одиннадцати часов ведь громко–то и нельзя. Спят же все.

Вон, даже мух перепончатый, и тот — похрапывает в своём логове. И даже шестикрылые ёжики — собрались возле книжки, сказки на ночь читают. А как дослушают до конца, сразу глазки закроют и полетят сон догонять, в котором про восьмой день ещё много чего интересного увидеть можно. Айда, и мы с тобой за ёжиками скорей–скорей…

ВОСЬМОЙ ДЕНЬ

К восьмому дню недели заколосилась слоновая мышь. Раздольно, широко пошла! Слоны мышиные жужжат над ней, так и радуются: «Ку–вырк! Ку–вырк!» Взошла мышь слоновая над полями да над лесами. Да и над горами взошла бы она, то есть почти уже.

Но как раз тут вжикнуло что–то по–над ухом её островерхим, закоулистым, — будто эхо осеннее разнеслось, подзинькивая. И заненастилось. И кругом пошло, по древесам небесным растекаясь. Заколготились в мышиной головушке мысли странные, непонятные. Совестью запахло вокруг — о делах её прежних, неправедных…

Спешились мышиные слоны, по углам распряглись и хлынули, забурлили возле мыши–то слоновой. А та уже едва вздрагивает: по бочинам ажно свистунчики кудрявятся. Прыгают свистунчики, шебуршат ножонками, мышь родную щекочут.

Захохотала сова пучеглазая, по кусточкам проламываясь, к мыши слоновой подбираючись: трёх или даже четырёх мышиных слонов, не глядя, насмерть почти затоптала пока добрела. Вот уж и впрямь верно говорят: охота пуще неволи! Запыхалась, дышит тяжело, а от своего не отступает. «Ну, что, слоновая? Доигралася?» — говорит ей пучеглазое чудище, а само лает озорно так.

Закручинилась мышь слоновая. А куда деваться–то? И полезла она сама прямо в пасть чудищу лесному ненасытному. Идёт она, идёт по пасти–то, углубляется. А там темнотища несусветная, не прибрано толком. Она и запнулась с размаху да как грохнется! Хорошо, что на мягкое шлёпнулась, а то бы беды не миновать. Зашевелилось мягкое–то под ней и как откинет её назад. Чихнула сова пучеглазая не знамо с чего: инда мышь слоновая наружу вылетела. А совища–то языком еле ворочает: оно и не мудрено, когда такая громадина посередь языка шлёпнется.

Подлетели слонишки к мышеньке, зачирикали наперебой: гляди, мол, прежде ты нас терзала, тиранила, а теперь вот тебе, матушка, досталося.

Ай–яй–яй! А ещё с хоботом, с ушами!.. Нехорошо–то как над чужой напастью смеяться…

Сова пучеглазая оклемалась маленько, помыкалась да и утекла куда–то не солоно хлебавши. Так и не поняла, видать, что стряслось с её агромадной пастью: первый раз та её подвела, от живой пищи сама отказалась. Вот ведь что может случиться с теми, кто прибираться не любит.

А слоновая мышь в себя долго ещё приходила. Постоит, постоит и опять присядет ошеломлённая. Стыдно ей стало за себя! Никогда стыдно не было, а тут — нате: видать, за всю прежнюю жизнь стыд в ней накапливался, и вот — как прорвало его.

Разнеслась мышь слоновая во все края, по всем путям–дорожкам. А потом опять собралась в одном месте и как давай сразу со всеми слонами мышиными дружить! Те поначалу загоготали, закрякали с перепугу, ну, а потом — ничего, привыкли даже, дружат себе со слоновой–то мышью. А куда деваться? И мир кругом, и покой не тронут, и день никак не кончается — особенный день, восьмой.

СКАЗКА ПРО БУРУНДУЧКОВ

Жил–был ужасно дикий, но безумно красивый бурундучок. И была у него бурундучиха с бурундучатами.

Бурундучок жил в настоящем логове для бурундучков, то есть, там он прятался ото всех, кто ему мешал или мог помешать, которые свoим длинным носом суются везде, где их не просят.

Только настырные, хитрющие, прожорливые бурундучата, которые тоже жили в логове для бурундучков, постоянно выскакивали откуда–нибудь из–за угла и всё время проверяли куда делся бурундучок. На самом деле, куда же он опять подевался?

«Наверное, он куда–нибудь ушёл," — подумали бурундучата и решили устроить ему настоящую засаду, то есть затаиться, спрятаться и оттуда внимательно подглядывать наружу пока не появится ни о чём неподозревающий бурундучок, который ничего такого не знает, что надо прятаться, и что сейчас выскочат из засады бурундучата и как заорут страшными огромными голосами на бедного бурундучка: «А–а–а! Попался! Попался!» И бурундучок сразу поймёт, что он попался, а деваться уже некуда. Вот как здорово всё будет, если правильно получится.

И бурундучата затаились в разных местах, которые, конечно, специально придуманы для таких случаев везде–везде: под столом, в шкафу, на кровати под одеялом и даже в кастрюльке с кашей. Ждут они бурундучка, ждут, а того всё нет и нет, как нарочно куда–то пропал…

Тут пришла мама–бурундучиха и давай выяснять куда это бурундучата запропастились. Как нашла кого–то непонятного, который в каше сидел, почему–то сразу совсем не обрадовалась, а заохала, запричитала: «Ох, и что же мне с тобой делать, горе ты моё луковое?! Всё папе расскажу!» Расстроился маленький бурундучок, которого нашли, заревел громким зарёванным голосом: «Не на–а–адо папе рассказывать!..»

А папа–бурундучок всё это услышал и сразу пришёл. Оказывается, он ходил в лес за кедровыми орешками и целую кучу насобирал. Бурундучата как повылезали изо всех дырочек, как начали радоваться да плясать: «Ай да, папа! Ай да, молодец!»

ПАПИНЫ СКАЗКИ

Только мама скажет толстым голосом «Ну–ка, марш спать!», как бурундучатам тут же срочно что–нибудь требуется. Например, молочко перед сном, или тёплая кашка, или игрушка, которую все потеряли, а нужно непременно найти и не просто найти, а найти всем вместе, потому что это — самая важная засыпательная игрушка, без неё ни один бурундучишка никогда не уснёт, особенно сегодня. Вот.

А чаще всего зовут ребята папу–бурундучка — такого дикого–предикого, зверски красивого, тёпленького, который один только и может сейчас же рассказать самую главную сказку — сначала страшненькую, но потом обязательно с хорошим концом. Мама обижается. А делать нечего, надо папу звать, раз уж так вежливо хором просят.

И начинается… Ох, ты гой еси, бурундучий сын! Ты почто кашки не ел, молочка не пил?! Ох, не сносить тебе буйной–то головушки!

Ах, куда же ты, бурундучья дочь? Куда всё спешишь да торопишься?…

А синие ветры у–у–у-у!.. А скрипучие кедры тр–р–р-р! А с болота туман плывёт! За еланью медведь ревёт! Его сизый комарище покусывает, сам в трубу трубит да погудывает! А ну, кто спать не боится — поможем дяденьке медведю! Прогоним комара на болото!

Заволновалась бурундучья молодёжь, срочно спать подалась: неровен час медведя без них спасут! Он ведь давно уже там, в сказочном папином сне, а мы всё тут ворочаемся без толку, эх…

Поелозили ребятишки немножко, поднатужились, глазёнки позакрывали крепко–накрепко, притихли, как могли, и вдруг уснули один за другим. Ох, и достанется сейчас от них комарищу–то! Знай наших, не трожь дяденьку медведя!

Представьте себе: мама–бурундучиха тоже потихоньку слушала папину сказку. Всю–всю, до последнего слова. Когда ребята заснули, она улыбнулась и сказала: «Пошли на кухню, чаю попьём с вареньем, может, и мне расскажешь про что–нибудь эдакое … Ага?»