Директор - Юрий Нагибин

— А я и думал, что это последняя моя весна, — отозвался Зворыкин. — И не только моя… Не щекотись!.. Мы так вкалывали, что где уж тут тело сохранить. Зато у тебя талия что надо! — произнес он с искренним восхищением.

— Да будет тебе! — смутилась Саня.

— Не балуйся тут без меня. Доноси Володьку по высшему классу.

— Во-первых, не Володьку, а Ниночку, а во-вторых…

— Я что сказал?! — загремел Зворыкин. — На кой мне твоя Ниночка?.. Мне парень нужен, наследник моих дум!.. Инженер-автомобилист… потомственный мировой гонщик, мой первый друг и товарищ! Чтоб пивка с ним холодного попить, в бане попариться, о машинах поспорить.

— А мне нужна дочка, — упрямо сказала Саня. — Хочется, чтоб рядом нежное было. Устала я от тебя, от братанов твоих и всех друзей-приятелей. То вы ругаетесь, как ломовые, то водку жрете, храпите по ночам, а утром прокашляться от табачища не можете, и вечно у вас дела… Мне Ниночку хочется, тихую, ласковую.

— Знаешь, я как вернусь с пробега, все по-другому пойдет… Я нежным буду, ласковым, как телок… Очищу живую речь. Водку изгоню. Только сухие кавказские вина и… кофейный ликер. Но и ты постарайся, сделай мне Володьку.

— Девушка тоже может стать инженером и даже гонщицей, и чем хочешь. А пиво нынешние молодицы не хуже мужиков хлещут. Вот только в баню ты с ней не сходишь, так для этого Степа Рузаев существует…

— А давай так: сразу парня и девочку! — осенило Зворыкина. — У тебя получится!

— Я попробую, Алеша… Слушай, а ты за пробег не опасаешься? Ну как провалитесь?

— Нет! — твердо сказал Зворыкин. — Не можем провалиться… Я когда от Форда уходил, устроил он междусобойчик, по-ихнему коктейль, и тост за меня поднял, за советского, мол, Форда. Я, конечно, отвечаю, что мне далековато до этого высшего в автомобильном мире звания, но мы отблагодарим за учебу тем, что построим грузовик лучше фордовского. Он усмехнулся — старик умнейший: «Когда, говорит, русские чего сделают: ваксу или ночной горшок, или там сеялку, — они тут же объявляют это лучшим в мире. Сделайте просто хороший грузовик, чтоб по земле катился, этого достаточно!» И вот тогда дал я себе клятву в душе: воткнуть Форду, доказать, что не швырялся я словами… Нет, Саня, мы не имеем права провалиться…

— Откуда у тебя, замоскворецкого парня, такая помешанность на автомобиле?

— Я, еще когда мальчишкой был, ни одной машины пропустить не мог. Мы возле дороги на Царицыно жили, а богачи ездили туда на травку. Представляешь, идет такая вот «карета», синим дымом плюется, за рулем шофер усатый, в перчатках с крагами, жмет резиновую грушу, а у меня сердце заходится. Все бы, кажись, отдал, чтоб эту клизму нажать. А в башке стучит: ничего, мы вас еще ссадим и сами прокатимся. Я к революции, можно сказать, через автомобиль пришел, ей-богу!.. — Зворыкин засмеялся, но вдруг лицо его стало серьезным и озабоченным. — Сань, знаешь, ты не ходи завтра на проводы. Не ровен час, затолкают. Народищу поднапрет — будь здоров, еще повредят наших Володьку с Нинкой. Я тогда с горя помру или, того хуже, пробег сорву Давай лучше здесь попрощаемся.

— Алеша, мне нельзя прощаться.

— Да мы аккуратненько…

…Автозаводцы провожают своих товарищей в трудный, долгий поход. Даже при беглом взгляде видно, как разительно изменился облик толпы: люди одеты чисто, справно, даже нарядно. Колышутся флаги стран, участвующих в пробеге. И грает военный оркестр.

Зворыкин пробирается к трибуне, его останавливает инженер Марков. Он выглядит причудливо: на нем клетчатые галифе с кожаным межколеньем для верховой езды, краги и кепи с очками-консервами.

— Или вы берете меня в пробег, — говорит Марков, — или я подаю заявление об уходе.

— В пустыне и так хватает песка, Марков, — небрежно отозвался Зворыкин.

— Вы не научились уважать людей, с которыми работаете, — горько сказал старый инженер.

— Вы думаете?.. Кстати, Махарадзе завел со мной разговор о кандидатуре на пост главного инженера реконструированного завода..

— Ну а вы? — побледнел Марков.

— А я сказал, что главный инженер у нас уже есть.

— Кто же это, позвольте спросить?

— Нудный, вздорный и въедливый старикашка Марков… — И, оставив радостно ошеломленного инженера, Зворыкин прошел на трибуну.

Оглядев знакомые, родные лица, Зворыкин начал тихо, совсем не по-ораторски:

— Ну что сказать в эти последние минуты?.. Может, лучше просто помолчать, по русскому обычаю. Благодарить нам друг друга незачем. И те, кто уезжают, и те, кто остаются, вкалывали поровну И там мы тоже все вместе будем. До свидания, товарищи, до встречи. Вернемся и начнем по-современному автомобили строить — по тридцать, сорок штук в месяц!.. — Зворыкин закончил с подъемом, но реакция совсем не та, на которую он рассчитывал.

— Мало! — крикнул из толпы Сухарик.

И вся толпа как взорвалась:

— Мало!..

— Неча было огород городить!..

— Ма-ло!..

— Даешь сто машин!..

— То есть как это — мало? — растерянно произнес Зворыкин. — Нам сверху план спускают.

— А мы встречный двинем! — опять крикнул Сухарик.

И толпа дружно поддержала:

— Даешь встречный!..

— Ну надо же, как зазнались! — сказал Зворыкин улыбающемуся Махарадзе.

Из-за корпуса какого-то грузовика нежно и гордо глядели на него глаза Сани, нарушившей мужнин запрет…

…Парит в небе на недвижных крыльях каюк. Он кажется подвешенным на незримой нити. Ушастый еж выбежал на спекшийся блин такыра, замер, будто к чему-то прислушиваясь, и юркнул прочь. Краем гигантского, покрытого белой солью озера тянется караван машин.

Колесо автомашины прокладывает след по хрупкому соляному покрову, а вдалеке, плавно покачиваясь, тянется цепочка верблюдов.

Палящая жара, всепроникающая песчаная пыль, жажда наложили отпечаток на участников пробега смуглых курчавых итальянцев, французов в беретах, англичан в тропических шлемах, рослых американцев в широкополых стетсонах, русских в картузах и косоворотках… Лица обгорели и подсушились. На ключицах — следы ожогов, носы заклеены бумажкой, волосы выгорели, побурели. Но все это не способно омрачить настроение участников пробега. В машинах поют песни, играют на гитарах, баянах, губных гармошках.

Тянется, растворяясь у горизонта, караван машин…

Вот машины остановились у сухого колодца. Нестерпимо палит солнце.

Зворыкин объясняется с двумя толмачами-проводниками. Один из проводников ухватил горсть песку и ссыпал его в ладони, старается уловить направление ветра. Получив ответ, Зворыкин достал ракетницу и дал сигнал к движению в нужном направлении.

…И снова идут машины. Сбоку от колонны притормозила машина Зворыкина. Он достал бинокль, оглядел местность.

В бинокль видны два разрушенных саманных домика с края такыра, а перед ними — колодец. Зворыкин снова достал ракетницу и дал направление колонне.

Машины, взревев, круто развернулись в указанном направлении и, не нарушая строя, ринулись к долгожданному колодцу.

Машины останавливаются возле двух сломанных домиков, и люди, размахивая ведрами и фляжками, бегут к колодцу. Перед ними — мертвый, засыпанный песком водоем. На всех языках звучат возгласы разочарования, на русском — мат.

Зворыкин дает распоряжение: раздать водителям из НЗ по полфляги питьевой воды.

— Привет, — послышался в это время голос. Зворыкин обернулся.

Из низкой двери саманного домика вышел Кныш, одетый в белую, но сильно запачканную одежду.

— Кныш?.. Какими судьбами?..

— Вот видишь — встречаю вас цветами и поцелуями, — он устало улыбнулся, — трое суток не слезал с верблюда…

Видя недоумение Зворыкина, Кныш отвел его подальше от людей…

— Назначен к тебе в помощь.

Зворыкин удивленно вскинул брови.

— Не ты один учился, — добродушно сказал Кныш. — Я промакадемию закончил… Поступил в ВСНХ… Ну а в Москве, сам знаешь, автопробегу придается огромное значение.

— Ладно, — сказал Зворыкин, — будем работать.

В этот момент к нему подошел, яростно жестикулируя, французский водитель. Оказывается, у него выкипела вода в радиаторе, о чем сообщает Зворыкину переводчик.

— Огнев! — окликает Зворыкин одного из наших водителей, собиравшегося залить воды в свой грузовик из брезентового ведерка. — Отдай воду мусью!

— А как же я? — огорченно говорит Огнев. — У меня тоже хана.

— Наверное, француз сам виноват, — вмешался Кныш, — почему он не обратился вовремя за техпомощью?

— Отдай воду, — даже не взглянув на Кныша, говорит Зворыкин Огневу, — и зови ребят. Знаешь, как пионеры костры тушат? Сейчас мы заправим твою машину из личных запасов.

Француз удаляется с ведерком.

А у нашего грузовика со смехом собираются водители, чтобы пополнить недостаток воды в охладительной системе за счет «внутренних» запасов. Слышится чей-то веселый голос: