Путешествие натуралиста вокруг света на корабле "Бигль" - Чарлз Дарвин

Во время нашей стоянки в Баии наиболее обычным среди светящихся насекомых был, по-видимому, один жук-щелкун (Pyrophorus luminosus, Illig.). У него также свет становился более ярким при раздражении. Однажды я с любопытством наблюдал прыжки этого насекомого, характер которого, как мне кажется, еще не был должным образом описан. Положенный на спину щелкун, приготовляясь к прыжку, отводит голову и грудь назад, так что грудной отросток выдвигается наружу и ложится на край своего влагалища. При дальнейшем отгибании головы назад отросток предельным напряжением мышц сгибается подобно пружине; в этот момент насекомое опирается на конец головы и надкрылья. При внезапном ослаблении напряжения голова и грудь вздергиваются кверху, вследствие чего основания надкрыльев ударяются о поверхность, на которую опирается насекомое, с такой силой, что его тело толчком подбрасывается кверху на высоту одного-двух дюймов. Выступы на груди и влагалище отростка служат для придания устойчивости всему телу во время прыжка. В описаниях, которые мне приходилось читать, недостаточно подчеркивается значение упругости отростка: такой резкий прыжок не может быть результатом простого сокращения мышц без помощи какого-нибудь механического приспособления.

Несколько раз я совершал короткие, но чрезвычайно приятные экскурсии по окрестностям. Однажды я посетил ботанический сад, где можно увидеть много растений, хорошо известных по приносимой ими большой пользе. Листья камфорного, перечного, коричного и гвоздичного деревьев распространяли восхитительный аромат; хлебное дерево, или жака, и манговое дерево спорили между собой великолепием листвы. Характер пейзажа в окрестностях Баии определяется главным образом двумя последними деревьями. Не видав их, я не представлял себе, что дерево может отбрасывать на землю такую густую тень. Оба они занимают такое же положение в отношении вечнозеленой растительности этих стран, как лавр и падуб в Англии в отношении деревьев с опадающей листвой. Можно заметить, что дома в тропических странах окружены самыми красивыми растениями, потому что многие из них в то же время полезны для человека. Кто посмеет усомниться, что оба этих качества соединены в банане, в кокосовой пальме, во многих других видах пальм, в апельсинном и хлебном деревьях?

В этот день я был особенно поражен одним замечанием Гумбольдта; он часто упоминает о «легком тумане, который, не меняя прозрачности воздуха, делает оттенки цветов более гармоничными, смягчая их резкость». Этого явления я никогда не наблюдал в умеренном поясе. На небольшом отрезке в полумилю или три четверти мили воздух был совершенно прозрачен, но на большем расстоянии все цвета постепенно переходили в удивительно красивую дымку, светло-серую с голубым оттенком. Состояние атмосферы с утра и приблизительно до полудня, когда эффект был всего заметнее, изменилось мало, за исключением сухости воздуха. За этот промежуток времени разница между точкой росы и температурой выросла с 4 до 9,5°.

В другой раз я встал рано и пошел к Гавии, или Топсельгоре18. Воздух был наполнен чудесной свежестью и ароматом; капли росы еще сверкали на листьях больших лилейных растений, осенявших прозрачные ручейки. Присев на глыбу гранита, я с восторгом следил за разнообразными насекомыми и птицами, пролетавшими мимо. Колибри, по-видимому, особенно любят такие тенистые, уединенные места. Всякий раз, глядя, как эти маленькие создания шумно порхают вокруг цветка, так быстро трепеща крылышками, что их едва видно, я вспоминал наших бражников; их движения и повадки и в самом деле сходны во многих отношениях.

Следуя по тропинке, я вошел в величественный лес, и с высоты 500–600 футов передо мной предстал один из тех великолепных видов, какие так обычны повсюду в окрестностях Рио. На этой высоте пейзаж принимает самые яркие краски, и каждая форма, каждый оттенок так решительно превосходят по своему великолепию все то, что европеец видал когда-либо у себя на родине, что не находишь слов для выражения своих чувств. Общее впечатление часто вызывало в моей памяти самые пышные декорации Лондонской оперы или других театров. Я никогда не возвращался с этих прогулок с пустыми руками. На этот раз мне попался экземпляр замечательного гриба, называемого Hymenophallus. В Англии всем известен гриб Phallus, распространяющий в воздухе осенью отвратительный запах; впрочем, энтомологи знают, что этот запах весьма привлекателен для некоторых из наших жуков. То же происходило и здесь: пока я нес гриб, держа его в руках, на него сел привлеченный этим запахом Strongylus. Таким образом, в двух далеких друг от друга странах мы видим аналогичное отношение между растениями и насекомыми одних из тех же семейств, хотя и те и другие относятся к различным видам. Когда же посредником при введении в страну нового вида становится человек, это отношение часто нарушается; могу привести хотя бы следующий пример: листья капуст и салатов, дающие в Англии пищу такому множеству слизней и гусениц, остаются нетронутыми в садах близ Рио.

За время нашего пребывания в Бразилии я собрал большую коллекцию насекомых. Несколько общих замечаний об относительном значении разных отрядов могут представить интерес для английских энтомологов. Круйные и ярко окрашенные бабочки (Lepidoptera) характеризуют здесь область своего обитания с гораздо большей отчетливостью, чем какая-либо другая группа животных. Я имею в виду только булавоусых, или дневных, бабочек, потому что разноусые бабочки, или моли, вопреки тому, что можно было бы ожидать при богатстве местной растительности, наблюдаются здесь, безусловно, в гораздо меньшем количестве, чем в наших умеренных странах.

Меня очень удивили привычки Papilio feronia. Эта бабочка встречается здесь довольно часто, причем чаще всего в апельсинных рощах. Хотя она летает высоко, но нередко садится на древесные стволы. В этих случаях ее голова неизменно обращена вниз и крылья распущены в горизонтальной плоскости, а не сложены вертикально, как это обыкновенно бывает. Это единственная бабочка изо всех виденных мной, которая пользуется ногами для бегания. Я не знал об этом обстоятельстве, и всякий раз, когда я осторожно приближался к насекомому со своим пинцетом, оно отбегало в сторону в тот самый миг, когда мой инструмент был уже готов сомкнуться над ним, и благодаря этому спасалось. Несколько раз, когда пара этих бабочек, вероятно самец и самка, быстро меняя направление, гонялись друг за другом и проносились в нескольких ярдах от меня, я ясно слышал какой-то треск вроде производимого зубчатым колесом о пружинную защелку. Треск продолжался с короткими перерывами, и его можно было расслышать ярдов за двадцать. Я уверен, что ошибки в этом наблюдении нет.

Жуки (Coleoptera) в общем разочаровали меня. Крохотные темно-окрашенные жучки здесь чрезвычайно многочисленны. Европейские кабинеты до сих пор еще могут похвастать только более крупными видами тропических стран. Стоит только вообразить, каких: размеров со временем достигнет полный каталог, чтобы привести в волнение душу энтомолога. Хищные жуки, или Caradibae, по-видимому, чрезвычайно малочисленны в тропиках, и это тем более замечательно, что жаркие страны изобилуют хищными четвероногими. Меня поразило это обстоятельство как тогда, когда я попал в Бразилию, так и тогда, когда я вновь увидел множество изящных и проворных форм Harpalidae в умеренном климате равнин Ла-Платы. Не занимают ли место хищных жуков многочисленные пауки и хищные перепончатокрылые (Hymenoptera)? Мертвоеды и Brachelytra, здесь очень редки; наоборот, Rhyncophora и Chirysomelidae, которые все находят себе пищу в растительном мире, встречаются в поразительных количествах.

Я имею здесь в виду не число различных видов, а количество отдельных особей, потому что именно этим определяются наиболее разительные особенности разных стран в энтомологическом отношении. Отряды прямокрылых (Orthoptera) и полужесткокрылых (Hemiptera) особенно многочисленны; то же можно сказать относительно жалящих перепончатокрылых, за исключением разве пчел. Человека, попавшего впервые в тропический лес, поражает работа муравьев: во все стороны расходятся протоптанные ими дорожки, по которым беспрестанно снуют целые армии этих фуражиров: одни уходят, другие возвращаются, нагруженные кусками зеленых листьев которые нередко больше их самих.

Один маленький муравей темного цвета кочует иногда в несметных количествах. Как-то раз в Баии мое внимание привлекла следующая картина: множество пауков, тараканов и других насекомых, а также несколько ящериц в величайшей тревоге спешили куда-то по клочку голой земли. Несколько позади них каждый стебелек, каждый листок казались черными под покрывшими их сплошь маленькими муравьями. Перебравшись через голый клочок земли, рой разделился и спустился по старой стене. Таким образом муравьи оцепили множество насекомых; бедные маленькие создания прилагали поистине поразительные усилия, чтобы спастись от смерти. Подойдя к дороге, муравьи переменили направление и узкими колоннами снова взобрались на стену. Я положил маленький камень, чтобы преградить дорогу одной из колонн; весь корпус бросился на это препятствие, но затем тотчас же отступил. Вскоре в наступление пошла другая армия, и после новой неудачной попытки что-нибудь сделать прежний маршрут был окончательно оставлен. Стоило только колонне взять на дюйм в сторону, и камень был бы обойден, и, конечно, так бы оно и было, если бы камень и прежде лежал там; но, будучи атакованы, эти маленькие воинственные герои отнеслись с презрением к мысли об уступке.