Путешествие натуралиста вокруг света на корабле "Бигль" - Чарлз Дарвин

В другую ночь мы оказались свидетелями великолепной картины естественного фейерверка: на верхушке мачты и концах рей сверкали огни св. Эльма, а форма флюгера обозначалась так, словно он был натерт фосфором. Море так сильно светилось, что пингвины, плавая, оставляли за собой огненные следы, а мрак небес на короткие мгновения разрывался яркими вспышками молний.

В устье реки я с интересом наблюдал, как медленно смешивались воды моря и реки. Вода реки, мутная и окрашенная, из-за меньшего удельного веса всплывала поверх соленой воды. Это своеобразно проявлялось в кильватере корабля: видно было, как полоса синей воды смешивалась там в маленьких водоворотах с мутной водой, ее окружающей.

26 июля. — Мы бросили якорь в Монтевидео. В течение двух следующих лет «Бигль» занимался гидрографической съемкой у восточных и самых южных берегов Америки к югу от Ла-Платы. Во избежание излишних повторений я извлеку из моего дневника те разделы, в которых речь идет об одних и тех же районах, не всегда считаясь с тем, в каком порядке мы эти районы посещали.

Мальдонадо расположен на северном берегу Ла-Платы, не очень далеко от входа в эстуарий. Это на редкость тихий, заброшенный городок; улицы, как и повсюду в городах этих стран, идут под прямым углом друг к другу, оставляя в середине города большую пласу, т. е. площадь, размеры которой только подчеркивают малочисленность населения. Торговля развита очень слабо; вывоз ограничивается небольшим количество кож и живого рогатого скота. Жители — по большей части землевладельцы; имеется здесь и несколько лавочников, и таких неизбежных ремесленников, как кузнецы и плотники, услугами которых пользуется почти все население на пятьдесят миль в окружности. Город отделен от реки полосой песчаных бугров шириной с милю; со всех сторон он окружен открытой, слегка холмистой местностью, поросшей однообразным покровом прекрасной зеленой травы — подножного корма для неисчислимых стад коров, овец и лошадей. Обработанной земли очень мало, даже у самого города. Живые изгороди из кактусов и агав отмечают немногочисленные места, засеянные пшеницей или кукурузой. Характер местности одинаков по всему северному берегу Ла-Платы. Единственное отличие состоит в том, что гранитные холмы здесь несколько более обрывисты. Пейзаж чрезвычайно скучный, и лишь изредка какой-нибудь дом, огороженный участок земли или даже единственное дерево едва оживляют картину. И тем не менее после того, как вы в течение некоторого времени находились в плену на корабле, возможность свободно пройтись по бескрайним равнинам, поросшим травой, полна очарования. Да и помимо того, если ограничить свой взор только небольшим пространством, найдется немало красивых объектов. Некоторые из птичек отличаются великолепным оперением, а ярко-зеленая трава, коротко ощипанная скотом, украшена крохотными цветками, среди которых растение, с виду похожее на маргаритку, я встретил как старого друга. А что сказал бы любитель цветов при виде обширных пространств, до того густо заросших Verbena melindres, что даже издали они кажутся ярко-алыми?

В Мальдонадо я пробыл десять недель и за это время собрал почти полную коллекцию зверей, птиц и пресмыкающихся. Однако, прежде чем сообщить свои наблюдения над ними, я расскажу о небольшой экскурсии к реке Поланко, протекающей миль за семьдесят к северу отсюда. В доказательство того, как дешево всё в этой стране, могу заметить, что я платил только два доллара, или восемь шиллингов, в день двум проводникам с целой дюжиной верховых лошадей. Мои спутники были хорошо вооружены пистолетами и саблями, что мне казалось излишней предосторожностью; но накануне — и это была первая новость, которую мы услышали здесь, — какой-то путник из Монтевидео был найден на дороге мертвым с перерезанным горлом. Это произошло поблизости от креста, поставленного в память о другом некогда совершенном здесь убийстве.

Первую ночь мы провели в уединенном сельском домике, и здесь я обнаружил, что две-три мои вещи, особенно карманный компас, возбуждают безграничное удивление. В каждом доме меня просили показать компас и, пользуясь им и картой, указывать направление к различным местам. То обстоятельство, что я, совершенно чужой в этой стране, могу узнать дорогу (в этой открытой местности направление и дорога означают одно и то же) к местам, где никогда не бывал, вызывало самое оживленное восхищение. В одном доме молодая женщина, которая не могла встать с постели из-за болезни, просила меня зайти к ней и показать компас. Как ни велико было их удивление, но я был удивлен еще больше, обнаружив такое невежество у людей, владеющих тысячами голов скота и обширнейшими эстансиями [имениями. Объяснить это можно разве лишь тем обстоятельством, что эта глухая часть страны редко посещается иностранцами. Меня спрашивали, что движется — земля или солнце, жарче или холоднее к северу, где находится Испания и многое другое в этом роде. У большинства жителей было весьма смутное представление, будто Англия, Лондон и Северная Америка — различные названия одного и того же места; те же, кто был лучше осведомлен, знали, что Лондон и Северная Америка хотя и разные страны, но расположены рядом и что Англия — большой город в Лондоне! У меня были прометеевы спички, которые я зажигал, надкусывая1; то обстоятельство, что человек может добывать огонь при помощи своих зубов, казалось таким чудом, что люди целыми семьями сбегались посмотреть, как это делается; раз мне предлагали целый доллар за одну спичку. Умывая лицо по утрам, я вызвал этим множество толков в селении Лас-Минас; один именитый купец с пристрастием допрашивал меня по поводу такой странной привычки, а равно и о том, почему, находясь на борту корабля, мы отращиваем бороды, ибо он слышал об этом от моего проводника. Он смотрел на меня с большим подозрением; быть может, он слыхал об омовениях, предписываемых магометанской религией, и, зная, что я еретик, вероятно, пришел к заключению, что все еретики — турки. В этой стране существует повсеместный обычай просить ночлега в первом подходящем для этого доме. Удивление, которое возбуждал мой компас и прочие мои искусные «фокусы», сослужило мне известную пользу, ибо все это, вместе с длиннейшими рассказами моего проводника о том, как я раскалываю камни, отличаю ядовитых змей от безвредных, собираю насекомых и т. д., и было моей платой за гостеприимство. Я пишу обо всем этом так, как будто находился среди обитателей Центральной Африки: Банда-Орьенталь не будет польщена подобным сравнением, но именно таковы были мои впечатления в то время.

На следующий день мы направились в селение Лас-Минас. Местность стала несколько более холмистой, но в остальном оставалась все той же; впрочем, житель пампасов, несомненно, счел бы ее настоящими Альпами. Эта страна так слабо-заселена, что за целый день мы не встретили ни единого человека. Лас-Минас очень мал даже по сравнению с Мальдонадо. Он расположен на небольшой равнине и окружен низкими скалистыми горами. Построен он, как это принято здесь, симметрично и, с выбеленной церковью в центре городка, выглядел весьма привлекательно. Крайние дома одиноко возвышались на равнине; возле них не было ни садов, ни дворов. В тех местах это обычное явление, и потому все дома выглядят как-то неуютно. На ночь мы остановились в пульперии, т. е. в питейном заведении. Вечером сюда пришла толпа гаучосов пить водку и курить сигары. Наружность их весьма замечательна; в большинстве они статны и красивы, но лица у них надменные и разбойничьи. Нередко они отпускают себе усы, а их черные длинные вьющиеся волосы падают на спину. В своей яркой, красочной одежде, со звенящими на каблуках огромными шпорами, с ножами, заткнутыми за пояс наподобие кинжалов (и часто в качестве таковых употребляемыми), они выглядят совсем не так, как можно было бы ожидать, судя по названию «гаучо», т. е. попросту крестьянин. Вежливость их не имеет границ; они никогда не выпьют водки, если вы наперед не попробуете ее; но даже когда они отвешивают свой чрезвычайно изящный поклон, вид их таков, будто они не прочь при первом удобном случае перерезать вам горло.

На третий день мы не раз меняли направление пути, так как я занялся осмотром нескольких пластов мрамора. На красивых, поросших травой равнинах мы видели много страусов (Struthio rhea). Некоторые стаи насчитывали двадцать-тридцать птиц. Когда они стояли на каком-нибудь небольшом возвышении, то выглядели очень величаво на фоне ясного неба. Я никогда не встречал таких доверчивых страусов где-либо в других частях этой страны: к ним можно было легко приблизиться, быстро подъезжая верхом, но тут они, распустив крылья, пускались, как на парусах, прямо по ветру и вскоре оставляли лошадь далеко позади.

Вечером мы подъехали к дому дон Хуана Фуэнтес, богатого землевладельца, с которым, однако, никто из моих спутников не был лично знаком. Приближаясь к дому незнакомого человека здесь принято выполнить несколько мелких требований этикета: медленно подъехав к двери, вы восклицаете в знак привета «Ave Maria», и, пока кто-нибудь не выйдет и не пригласит вас спешиться, не полагается даже слезать с лошади; хозяин по установленной форме отвечает: «Sin pecado concebida», т. е. «зачавшая без греха». Войдя в дом, вы несколько минут поддерживаете какой-нибудь разговор общего характера, прежде чем попросить разрешения провести здесь ночь. Это встречают согласием, как нечто само собой разумеющееся. Затем приезжий ест вместе с семьей, и ему отводят комнату, где он устраивает себе постель из попоны своего рекадо (пампасского седла). Любопытно, что сходные условия вырабатывают и сходные обычаи. На Мысе Доброй Надежды повсюду наблюдается такое же гостеприимство и почти такие же детали этикета. Однако разница между характером испанца и голландца-бура сказывается в том, что первый никогда не задаст гостю вопроса, выходящего за рамки самых строгих правил вежливости, тогда как голландец допросит его, где он был, куда едет, чем занимается и даже сколько у него братьев, сестер или детей.