Путешествие за камнем - Александр Ферсман

Долгими часами бродил я по этой тропе, ныне завалившейся и обрушенной вплоть до самой западной оконечности скалы, где стояло небольшое каменное строение, в котором отдыхал Наполеон. А перед ним на западе синели очертания его родины – Корсики. В ясную же погоду отсюда виднеются и неясные контуры Сардинии и Генуэзских Альп.

Плоский, как листик, лежит на севере островок Пьяноса, а на юге острым пиком прямо из воды поднимается сказочный остров Монте-Кристо, на котором живет всего одна семья пастухов.

Почти целый месяц я работал над изучением минералов и контактов Монте-Капанне. Здесь впервые я познакомился со сложностью и красотой пегматитового процесса. Население добывало из пегматитовых жил каменные штуфы, высоко ценя их красоту. В стенах и заборах горных деревушек, особенно в известной деревне Сан-Пьетро-ин-Кампо, можно было увидеть отдельные друзы и миаролы полевого шпата, турмалина и кварца. Эти глыбы тщательно охранялись местным населением, которое гордится минералами своего острова.

В двух отдельных каменоломнях добывался пегматит, пестроцветные турмалины с черной головкой (testa nera), закрученные двойники даккиардита, редкие кристаллы оловянного камня и самый замечательный минерал этих жил – поллукс, единственное в мире соединение силиката металла цезия, по виду похожее на простой кварц.

Целые дни проводил я здесь, на этих гранитах, и много сотен великолепных образцов были бережно вывезены мной и привезены в Москву.

Иногда я ночевал среди скал, любуясь огнями снующих пароходиков и отдаленным белым отблеском многочисленных огней далеко на востоке. Это были огни Чивитавеккьи – за ней огни Рима. Очень скоро мой древнелатинский язык стал преобразовываться в тосканское наречие. Я уже мог свободно разговаривать с населением, которое перестало дивиться приезжему «инглезе» (англичанину), как здесь привыкли называть всех иностранцев вообще.

Поздно ночью я возвращался домой на своей двуколке. У городских ворот нас грозно опрашивал таможенный чиновник, отворялись средневековые замки́, и мы въезжали с шумом на каменную мостовую крепости. Но однажды нас смутила необычная картина. Улицы были полны народа, всюду царило страшное возбуждение, открыты были все траттории. Из одной домны вырвался металл, и в расплавленной массе погибло около тридцати рабочих. По городу группами ходили итальянские жандармы с петушиными перьями на шляпах. Возбужденная толпа долго не успокаивалась, осуждая виновников этого несчастья.

Я заканчивал свой объезд острова на западной части его, там, где расположены знаменитые месторождения железного блеска, пирита и магнитного железняка, в долине реки Рио-Марина, там, где был открыт впервые новый минерал ильваит (по старому тосканскому[20] названию острова – Ильва). Трудно себе представить более замечательную картину, чем это мировое месторождение. Кристаллы железного блеска ослепительно сверкают на солнце, отливают тонкими пленками радуги. Металлические отблески сменяются красными тонами. Здесь все красного цвета. Тонкая пыль внедряется в кожу, красит руки, лицо, пропитывает всю одежду. Все дороги красные, красного цвета дома, красным языком вдается в море отвал рудной мелочи, а буро-желтые воды как бы опоясывают красный берег, намечая район превращения железного блеска в гидраты окиси железа.

Здесь я завязал дружбу с рабочими. Они собирали для меня лучшие образцы, поили вином своих виноградников и гордились дружбой с «россо», который на ломаном итальянском языке рассказывал им о великой русской стране.

Но главными моими помощниками были ребята. Ко мне сбегалась целая армия «бамбино». Я показывал им, какие кристаллы мне нужны; они, как юркие зверьки, мигом разбегались по руднику, и через час около меня уже вырастала целая груда кристаллов. За лучшие из них выплачивалась премия медными сольдо.

Такие сборы продолжались несколько дней. Превосходные кристаллы и друзы бережно укладываются в рюкзак, мальчата провожают меня дикими возгласами, а «иль паппа» погоняет свою белую лошадку, тоже уже покрывавшуюся неправильными красными пятнами железного блеска.

Увы, деньги кончаются! От 150 рублей, собранных за зиму, остается уже немного. Приходится отказаться от увлекательной поездки на рыбачьей фелюге на остров Монте-Кристо, который не только известен по роману А. Дюма, но и славится прекрасными минералами, в том числе и радиоактивными, встречающимися в пустотах гранита, который образует этот остров.

Я сдаю все свои сборы в специальную контору, которая должна все отправить в Гейдельберг, и прощаюсь с персоналом гостиницы, упорно называвшим меня «иллюстре франчезе» (знаменитый француз). Еще несколько ярких картин Италии запечатлелось у меня по дороге на север.

В тяжелом почтовом мальпосте поднимаемся мы на висящий на скалах городок Вольтерра. Здесь и дворец-гостиница, и древняя крепость, и замечательные мастерские по обработке мрамора и алебастра – все это кусочек Средних веков, так замечательно описанных во многих итальянских романах. Отсюда через пустынную маремму[21] с линзами белоснежного алебастра, положившего начало знаменитой художественной промышленности Тосканы, я проехал в район борных соффионов, где из земли вырывались массы пара и перегретой воды, содержащей борную кислоту и ее соли. Здесь целый городок Лардерелло обогревался зимой горячими водами недр, а в больших чанах вываривалась и выкристаллизовывалась чистая борная кислота.

Я проехал через город Масса на мраморные ломки Каррары на южных склонах Апуанских Альп. Каррара – это одно из богатейших в мире месторождений разных сортов мрамора, особенно белого, называемого «ординарио», и светло-желтоватого, слегка просвечивающего, очень редкого, идущего на скульптурные изделия – «статуарио». Здесь я увидел, как громадные глыбы белоснежного мрамора свозили с горных круч на быках. Затем через Геную и Милан я отправился домой.

Я так устал и был так оборван после трехмесячного пребывания в горах, что в Генуе, увидев мое одеяние, меня не пустили в ресторан. Почти без копейки денег приехал я в Гейдельберг, и вечером у меня хватило сил только на то, чтобы вывесить снаружи у входной двери надпись о том, что я вернулся, повесить мешок для хлеба и выставить кувшин для молока.

Путешествие в Италию научило меня многому и, прежде всего, познакомило с мощью гранитных процессов, с замечательным образованием гранитно-пегматитовых жил. И с тех пор почти тридцать лет моей жизни я занимался этими образованиями; с ними были связаны все мои путешествия и экспедиции; они были одной из главных тем моих научных работ.

На границе Монголии

Это было в годы первой империалистической войны – я был еще молодым ученым, неопытным исследователем Урала и Крыма. В 1916 году, в один весенний день, меня вызвал к себе директор нашего научного института, академик В. И. Вернадский, и сказал: «От правительства дано задание – поискать на территории нашей страны руды алюминия: военное дело нуждается в большом количестве этого металла, а между тем Россия не только не добывает ни одного грамма алюминия, но даже не знает, откуда его добыть. Я слышал ваш доклад на прошлом научном кружке, когда вы говорили о вероятных месторождениях руд алюминия. Вы развивали теорию о том, что их можно искать на базальтовых покровах Монголии, там, где горячее южное солнце разрушает эти породы и накапливает красные земли, богатые алюминием, среди песков и степей. Поезжайте в Монголию, проверьте вашу гипотезу, откройте нам руды алюминия, и это будет не только подарком нашей стране, но и началом вашей научной карьеры».

Не прошло и трех дней, как я уже сидел в сибирском экспрессе, позабыв взять с собой нужную литературу, карты и даже снаряжение. Я так рвался скорее под палящее солнце Центральной Азии, в те страны, описаниями которых я зачитывался в несколько фантастических рассказах Свена Гедина,[22] в точном изложении Н. М. Пржевальского и в поэтических картинах его спутника – П. К. Козлова.

Но я забыл о тех заветах, которые оставили нам эти великие исследователи сердца Азии; я забыл о том, что там нет почтовых трактов, по которым бумага, подписанная царским министром внутренних дел, открывала неограниченные возможности получать на каждый перегон тройку по 3 копейки с версты и лошади; забыл, что там нет на каждом шагу ни уютной, хотя и грязной, итальянской траттории, ни немецкого кафе или изящной жидильни чехословацких деревень.

Предстоящее путешествие казалось простым, ясным и очевидным, и сибирский экспресс уносил меня, беззаботного, укачивая в ровном ритме удобного вагона.

Вот и Верхнеудинск;[23] пароход с громадным колесом на корме, вздымающий пену Селенги; заунывное пение матроса на носу, меряющего футштоком[24] глубину; бесконечные мели, пустынные берега, оставленные улусы…[25]