Сумерки невежества. Технология лжи, или 75 очерков о современной фальсификации истории Украины - Александр Каревин

В главе 8 читаем: «Можно предположить, что Мазепа не только сам хорошо знаком с шахматами, но и игрывал партии с Федором Алексеевичем (Головиным. — Авт.), так как писал ему, что настало время сделать полякам «шах и мат» (с. 257). Довод не бесспорен (и сегодня шахматные, футбольные, боксерские термины употребляются в разговорной речи не одними спортсменами), но строить предположение действительно можно. Откроем, однако, главу 9, где предположение становится утверждением: «Мы знаем, что он (Мазепа. — Авт.)… играл в шахматы» (с. 288). И в примечании: «Об игре в шахматы автор узнала из письма И. Мазепы Ф.А. Головину» (с. 447).

Возвращаясь к главе 2, стоит остановиться на освещении «ученой» дамой переворота 1689 года. В предыдущей «монографии» Татьяна Геннадьевна выставила гетмана эдаким «серым кардиналом», задумавшим и осуществившим отстранение Софьи от власти. «Аргумент» в пользу этой версии сочинительница привела один: за десять лет (!) до описываемых событий Мазепа приезжал в Москву и вел «долгие, смелые разговоры» с думным дьяком Ларионом Лопухиным, «отцом Евдокии, жены Петра»[32], а значит, по мнению Таировой-Яковлевой, был связан с Нарышкиными. Учитывая, что в Кремле тогда сидел другой царь, Софья не была правительницей, Мазепа гетманом, а Евдокия женой Петра, «весомость» такого «доказательства» можно не обсуждать. Однако в процессе создания новой «монографии» отпало и оно. Таирова-Яковлева выяснила: собеседником будущего гетмана в 1679 году был не Лопухин, а Ларион Иванов. Признав ошибку и возложив вину за нее на С.М. Соловьева, «ученая» дама… вновь завела речь об «активной роли» Мазепы в перевороте (с. 89).

Никакие доказательства для этого Татьяне Геннадьевне не нужны. «Почему Мазепа не принял сторону Голицына? На самом деле это очевидно. Голицын и Софья придерживались внешнеполитического курса, который Мазепа (как и Самойлович) совершенно не разделял: мир с Польшей, отдача Правобережья, война в Крыму», — пишет она (с. 80).

На самом же деле очевидно, что сочинительница не разбирается в том, о чем вещает. У Мазепы не было никаких оснований предполагать, что с отстранением царевны внешнеполитический курс Москвы изменится (он и не изменился). Никакой «активной роли в перевороте» гетман не играл. От него ничего не зависело. Заявление автора «монографии» о будто бы имевшейся у Мазепы возможности «в кратчайший срок» организовать марш казацких войск на столицу, на что якобы рассчитывали Софья и Голицын (там же), следует отнести на счет чрезмерно разыгравшегося воображения «ученой» дамы. Сама же она не один раз утверждала, что Софья и ее окружение (в том числе Голицын) гетману не доверяли (с. 64, 72–74, 386), что Мазепа «не пользовался популярностью среди казаков» (с. 74), был окружен «личными врагами и соперниками» (с. 76), мог положиться только на «немногих» (там же). Какое уж тут активное участие в заговоре и организация марш-броска?

Указание на то, что, будучи выдвиженцем Голицына, гетман вышел сухим из воды («Вспыльчивый молодой царь, ненавидящий все, связанное с именем сестры и ее фаворита, должен был иметь очень вескую причину, чтобы становиться добрым гением Ивана Степановича», (с. 88)) также несостоятельно. Петр ненавидел совсем не «всё» и не всех. Он умел отличить по-настоящему близких к царевне и Голицыну от служивших им в силу обстоятельств. Г. Косагов и Е. Украинцев, хотя и считались приближенными фаворита, как и Мазепа, были прощены. И Таирова-Яковлева пишет об этом (с. 81).

Достоин отдельного рассмотрения вопрос о так называемых «Московских статьях», утвержденных царем в сентябре 1689 года (по версии сочинительницы, как благодарность за «активное участие» в перевороте). Они называются «главным достижением Мазепы» (с. 88). «Именно Московские статьи стали документом, регулирующим отношения Гетманщины с Россией на протяжении гетманства Мазепы петровского периода. Это был действительно кардинально новый документ, доставшийся гетману в нелегких дебатах с дьяками Посольского приказа. В нем, в частности, предусматривалось восстановление «аренд», отмененных В. Голицыным, а они давали основной доход и экономическую независимость гетманскому правительству… Московские статьи укрепляли гетманскую власть и автономию Гетманщины (например, гетман получил исключительное право земельных пожалований в Украине)» (с. 88–89).

Процитированный тезис — один из основных в книге. Как считает «ученая» дама, «Московские статьи» отменили «ряд важнейших положений Каламакского соглашения 1687 года» (с. 88) и даже «многих положений Каламакских статей» (с. 89)[33]. Поскольку текст «Московских статей» опубликован в приложении к книге, трудно заподозрить Таирову-Яковлеву в стремлении сознательно ввести в заблуждение читателей. Уместнее предположить, что сама Татьяна Геннадьевна по каким-то причинам не разобралась в сути документа. Что там было в действительности? А были челобитные по ряду текущих политических вопросов и ответы на них царской власти (такие челобитные будут периодически подаваться и в дальнейшем). Положений Коломакских («Каламакских») статей они не отменяли, разве что в отдельных моментах уточняли и дополняли их[34]. Восстановления «аренд» (отмененных по инициативе не Голицына, а казацкой старшины, встревоженной народными бунтами) не предусматривалось. Говорилось о том, чтобы «учинить раду и помыслить о той аренде накрепко не будет ли оная посполитому народу малороссийскому тягостна» (с. 494). Упорядочивалась выдача царских «жалованных грамот на села и мельницы» (с. 497–498), что вовсе не означало предоставления гетману «исключительного права земельных пожалуваний». Причем это упорядочение, укреплявшее, по заверению автора «монографии», автономию Украины, было одобрено еще Голицыным, проводившим, по тому же заверению, «жесткий курс на сокращение автономии» (с. 89). Как совместить эти два обстоятельства, сочинительница не знает и теряется в догадках.

Завершая тему «Московских статей», нельзя не отметить высказывание тут автора о Мазепе: «Будучи человеком барокко, воспитанным на западной культуре, он свято верил в нерушимость «договорных статей» и рассматривал их как нечто незыблемое и священное» (с. 89). Желание возвеличить гетмана явственно просматривается на протяжении всего сочинения. Но в данном случае чувство меры откровенно изменяет «ученой» даме. Оценивать Мазепу можно с разных позиций, но изображать его наивным идеалистом все же не стоит.

А из ошибок главы 2 нужно еще указать на путаницу с саном Лазаря Барановича. При описании событий, произошедших до 1688 года, его именуют в книге епископом, дальше — архиепископом. Очевидно, Таирова-Яковлева считает, что в последний сан черниговский архиерей был возведен около указанной даты. На самом деле это случилось в 1667 году (по другим данным — в 1666-м).

В главе 3 «Внутренняя политика Мазепы» вновь затрагиваются «аренды». Они не совсем точно охарактеризованы как «запрет на производство горилки (самогона) «домашним способом» (с. 102). Подчеркивая мудрость гетманской политики, Таирова-Яковлева отмечает, что по указу Мазепы запреты не распространялись на случаи свадеб и крестин и «это было сделано впервые» (там же). Здесь вновь необходимо констатировать слабое знакомство сочинительницы с документами эпохи. Исключения для свадеб и крестин делались и при Самойловиче[35].

Кроме того, заявление, что «аренды шли совсем даже не «на гетмана» (с. 91), противоречит другому заявлению: «аренды» «давали основной доход и экономическую независимость гетманскому правительству… На эти деньги на протяжении всего петровского периода своего гетманства Мазепа содержал наемные охотницкие войска» (с. 89).

Касаясь универсала Мазепы, устанавливавшего двухдневную панщину, «ученая» дама многозначительно подчеркивает, что в начале ХVII века (в период польского владычества) панщина на украинских землях была трехдневной (с. 119–120). Однако логичнее проводить сравнение не с порядками почти столетней давности, а с гораздо более близким временем после Освободительной войны, когда панщины не было вообще.

Очень уж примитивно выглядит объяснение автором причин ненависти коренного населения Малороссии к евреям: «Ведь они не давали даром горилку!» (с. 104). При всей деликатности данной темы сводить ее к подобным штампам просто недопустимо.

Ошибки главы 4 «И.С. Мазепа и внешняя политика петровской России»: очередное упоминание о руководстве Мазепы Азовскими походами (с. 143) и комментарий к одной из Коломакских статей, условия которой, дескать, «запрещали любые внешнеполитические контакты гетмана. Но Петр не только игнорировал это положение, но и напрямую нарушал его, давая Мазепе указания вести ту или иную дипломатическую переписку» (с. 136).

Коломакские статьи запрещали гетману сноситься с иностранными монархами «от себя»[36], а не выполнять приказы царя (последнее было бы странно). Достойно удивления, что доктор исторических наук не разобралась в простой ситуации.