Сумерки невежества. Технология лжи, или 75 очерков о современной фальсификации истории Украины - Александр Каревин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напрасно вступает она и в дискуссию по языковому вопросу. Наличие при Посольском приказе переводчиков «языка малороссийского и польского» кажется сочинительнице «уникальным свидетельством», «бесспорным аргументом современным украинофобам, утверждающим, что в XVII–XVIII вв. не существовало украинского языка» (с. 435). Между тем сей «бесспорный аргумент» указывает лишь на то, что речь малорусов, долгое время находившихся под польским игом, была сильно ополячена. «Як поляцы у свой язык намешали слов латинских, которых юж (тоже) и простые люди з налогу уживают (по привычке употребляют), так же и русь у свой язык намешали слов польских и оных уживают»[48], — свидетельствовал анонимный автор «Перестороги», антиуниатского полемического произведения, написанного в Галиции и датируемого 1605–1606 годами. Как это доказывает существование в ХVII веке самостоятельного украинского языка?
Подводя итоги, нужно констатировать одно: Татьяна Таирова-Яковлева — поклонница Ивана Мазепы, но ни в коей мере не исследовательница его жизни. Исследователи изучают факты и на их основании делают выводы. Поклонников факты по большому счету не интересуют. В своем воображении создают они образ кумира. Все, что этому образу противоречит, ими отвергается, извращается, замалчивается. Не важно, что сей образ не соответствует ни истине, ни просто здравому смыслу. Поклонники об этом не думают. Они вообще не думают, они — поклоняются. Чем, собственно, занимается и Таирова-Яковлева. Ее книга — не монография, а сборник суждений о Мазепе весьма некомпетентной особы. И последнее. В своем сочинении Татьяна Геннадьевна назвала «великим историком» Михаила Грушевского (с. 4). Такого восторженного эпитета не удостаивается у нее ни Соловьев, ни Костомаров, ни Устрялов, ни кто-либо иной. А ведь сам Грушевский в свое время признал, что всегда излагал историю Украины, сообразуясь с политической целью распространения «украинской идеи». То есть был он и не историком даже, а скорее политическим пропагандистом. Недаром настоящие ученые в частных разговорах именовали его «научным ничтожеством»[49]. Причем такого мнения придерживались не только «черносотенцы», но и либерально настроенные деятели науки.
С еще большим основанием научным ничтожеством следует назвать некоего Александра Оглоблина. Не имевший даже высшего образования, этот неприглядный во всех отношениях тип в первые послереволюционные годы был назначен «профессором» по приказу советской власти. Старательно, но (по причине недалекости) недостаточно квалифицированно обслуживал он идеологические потребности сначала большевиков, затем гитлеровцев, затем украинской диаспоры. А вот для Татьяны Геннадьевны Оглоблин «глубокоуважаемый мэтр» (с. 45). Впрочем, кого считать великим и глубоко уважать — каждый волен выбирать сам. И выбор Таировой-Яковлевой вполне логичен. Как говорится: «Рыбак рыбака…»
Едет кума…
Едет кума, да не ведает куда.
Русская пословицаУбежденная поклонница украинства (не Украины, а именно украинства — украинской разновидности русофобии). Горячая почитательница Ивана Мазепы. Россиянка, получившая украинский орден лично из рук Виктора Ющенко… Не заметить такую персону невозможно.
О работах профессора Санкт-Петербургского университета, доктора исторических наук, директора Центра по изучению истории Украины Татьяны Таировой-Яковлевой мне доводилось писать неоднократно. Татьяна Геннадьевна привлекает к себе внимание тем, что умудряется сочинять исключительно скандальные книги. Причем скандальность их обусловлена не позицией автора (каждый имеет право на свое мнение), а наличием огромного количества грубейших ошибок. По этой причине сочинительница не раз становилась объектом едкой критики. Да только все не впрок…
Честно говоря, увидев на книжном рынке очередное произведение «ученой» дамы («Гетманы Украины. История о славе, трагедии и мужестве». М., 2011), я не ожидал, что она сможет меня чем-то удивить. Заранее было ясно, что любое действие, направленное против России, будет изображено в книге как подвиг и героизм. Не обойдется без курьезных ляпов (ну не получается у Татьяны Геннадьевны по-другому!). Также было понятно, что текст окажется переполнен домыслами, выдаваемыми за факты.
Все это действительно имелось в наличии. И тем не менее я ошибся — удивить Таирова-Яковлева смогла. Никогда до тех пор не встречал я печатного труда, автор которого столь старательно противоречил бы сам себе. Правда, Татьяна Геннадьевна грешила этим и раньше, но все же не до такой степени. А тут…
Кажется, «ученая» дама строчила свое сочинение абсолютно бездумно, не понимая смысла написанного. То, что утверждалось на одной странице, тут же опровергалось на следующей. Взаимоисключающие тезисы подавались как единое целое. Концы не сходились с концами…
Так, касаясь избрания гетманом Ивана Выговского, сочинительница замечает: «Справедливости ради надо признать, что в 1657 году Выговский объективно был практически единственной кандидатурой, способной стать достойным преемником Хмельницкого… сохранять силу и единство Украинского гетманства» (с. 150).
А уже на следующей странице говорится: «Яркая, но противоречивая личность нового гетмана могла только усилить смуту на Украине», Выговский «не мог стать признанным всеми лидером». И чуть дальше (с. 152): «Таким образом, уже само избрание Выговского гетманом вызывало много споров и не могло способствовать единению Украины».
Тут же Татьяна Геннадьевна заявляет: «В литературе широко распространено глубокое заблуждение, что Выговский принял от Богдана Хмельницкого цветущее и успешное гетманство, которое затем своим правлением довел до Руины. На самом деле булава досталась Ивану в крайне тяжелый для Украинского гетманства момент» (с. 150). Однако через страницу сочинительница сама оказывается в плену упомянутого «глубокого заблуждения», ибо признает, что «джинна своеволия и анархии», погрузившего «украинское гетманство в пучину Руины», выпустил Выговский.
Еще через десять страниц объявляется, что Украина все-таки была в то время «цветущим краем», пока «под лозунгом наказания «изменника» Выговского» ее не опустошили «огнем и мечом» кровожадные русские воеводы. «Кровавые бои между русскими и украинцами продолжались до февраля 1659 года», — сокрушается автор (с. 162). Далее в ходе повествования временные рамки «кровавых боев» несколько сдвигаются: «Реальные военные действия между русскими и приверженцами Выговского начались лишь в феврале 1659 года» (с. 212).
Здесь надо бы заметить, что в реальности огнем и мечом восставшую против Выговского Украину прошли призванные гетманом на помощь крымские татары. И об этом разрушении края и уничтожении населения он сам с удовлетворением сообщал польскому королю. Письмо сохранилось и опубликовано, о чем, вероятно, Татьяна Геннадьевна не знает. Но разговор сейчас не о ее невежестве, а о противоречиях.
Другой пример. «Интересно, что ни на одном официальном документе той эпохи нет подписи Богуна», — отмечает Таирова-Яковлева (с. 187). И на следующей же странице приводит фотокопию «универсала с подписью И. Богуна», восхищаясь «прекрасным почерком» казацкого полковника. Нечто подобное встречается в книге и дальше. «Многие историки, — уверяет сочинительница, — считали, что он (Богун. — Авт.) даже был арестован и заключен в Мальборкскую крепость. Однако документальных подтверждений этому нет» (с. 216). Между тем документальные подтверждения приводятся на той же (!) странице (цитата из наказа гетмана Правобережной Украины Павла Тетери, направляемого к польскому королю посланцу с просьбой: «Дабы Богун, оскорбивший Величество, был выпущен со всем имуществом и освобожден») и на следующей (цитата из письма Тетери королю с благодарностью «за освобождение Богуна»). Трудно поверить, что можно допустить такие ляпы. Тем не менее это так.
Дальше — больше. Петр Дорошенко под пером сочинительницы предстает «человеком глубоких и искренних убеждений». «Его можно назвать одним из самых бескорыстных гетманов Украины, ведь собственные интересы и власть он ценил значительно меньше общественных целей», — умиляется Татьяна Геннадьевна (с. 231). А после этого повествует, как Дорошенко неоднократно менял политические симпатии исходя из собственных интересов (с. 233). Она даже пытается определить, «в какой момент Дорошенко перестает руководствоваться принципами общественной целесообразности и начинает спасать собственную власть» (с. 252).
Тот же Петр Дорошенко в одном месте книги назван в числе «известных со времен Богдана казацких лидеров» (с. 173). А в другой главе констатируется, что «роль Дорошенко вплоть до второй половины 1660-х годов оставалась скромной» (с. 235). То есть никаким казацким лидером ни во времена Богдана Хмельницкого, ни в течение почти десятилетия после него Дорошенко не являлся.