Гнев викинга. Ярмарка мести - Джеймс Нельсон

В дальнем конце нефа выломали изукрашенную алтарную дверцу, рукописи валялись вокруг алтаря: их отбросили прочь, оторвав инкрустированные золотом и драгоценностями переплеты. Золотые дароносицы, реликварии – все, что Луи много раз видел во время мессы в этой церкви, – все исчезло.

Луи услышал чужие шаги и увидел Ранульфа, приближавшегося из нефа. Мертвецов на полу он не удостоил и взглядом.

– Дикари, – сказал Луи. – Проклятые, проклятые дикари.

– Да, господин. И мы еще успеем их перехватить.

– Но где сестры? – спросил Луи, все еще слишком потрясенный увиденным, чтобы уловить не столь уж тонкий намек Ранульфа. – Как думаешь, они спрятались?

– Нет, господин. Их наверняка здесь нет.

– Нет?

– Их увели. Чтобы продать на рабских рынках Фризии. Или… – Он замолчал.

Луи взглянул на него и чуть было не потребовал, чтобы он закончил фразу. Но не потребовал, поскольку знал, что скажет ему Ранульф, и не хотел этого слышать.

– Как думаешь, они ушли? Отправились на запад, обратно в море?

– Они взяли хорошую добычу, – сказал Ранульф, – и никто не попытался их остановить. Сомневаюсь, что они готовы вернуться.

– Тогда едем на восток. Найдем этих ублюдков прежде, чем они опять сотворят подобное.

Они сели на коней и отправились на восток, Луи указывал путь. Его ужас превратился в ярость, и он хотел одного: догнать данов и изрубить их на куски. Пусть он усердно обучался фехтованию, стрельбе из лука и борьбе, однако Луи де Румуа никогда еще не бывал в битве, не разил людей в гневе. Но он не боялся такого опыта. Он страстно желал его получить.

По дороге они встречали все больше людей, бегущих от северян, – крестьян из деревень, которым нечего было защищать, кроме убогих хижин. Поэтому они бежали прочь от демонов, которые на них напали. Каждый имел при себе лишь те жалкие пожитки, которые мог унести. Крестьяне гнали перед собой коров, овец и коз, и Луи все удивлялся: неужто даны не побрезговали бы такой скудной добычей?

Кавалькада двигалась дальше, к тому месту, откуда бежали крестьяне.

– Там. – Луи указал на восток, где за рощей возник первый клуб черного дыма. – Вон они, ублюдки, жгут деревню. Мы помчимся галопом, нападем с ходу и порубим их всех на куски.

– Господин, – сказал Ранульф, – нам следует поступить разумнее. Сейчас они готовы к атаке, полагаю, даже ждут ее, а мы не знаем, сколько их там. Тем беднягам в деревне мы уже ничем не поможем. Пусть даны вернутся на свои корабли и двинутся к следующей. Мы пошлем всадников, чтобы те следили за ними и сообщали об их перемещениях, а сами скроемся. При высадке они станут уязвимы: после того, как вытащат корабли на сушу, но прежде, чем построятся в боевые порядки. Тогда мы нападем на них и перебьем почти всех, это я обещаю.

Луи взглянул на Ранульфа так, словно тот начал богохульствовать во время литургии. И подумал, не растерял ли старый боевой конь всю свою храбрость, не оставил ли ее в уютном доме в Руане.

– Чепуха, – сказал он. – Мы нападем на них открыто, как мужчины. Без промедления.

И они напали, потому что, несмотря на отцовский наказ слушать Ранульфа, Луи оставался предводителем и сыном графа, его слова обладали властью. Именно Луи, а точнее, именно отца Луи эти воины боялись сильнее. И они не знали, о чем граф говорил сыну наедине.

Они галопом помчались к деревне, взбивая на дороге пыль, появившуюся в отсутствие дождей. Копыта коней поднимали целые тучи пыли, которые предупредили данов об их приближении за полчаса. Но все это Луи понял много позже, когда вновь и вновь вспоминал многочисленные глупости, совершенные им в тот день.

Глава седьмая

Хильдерика же, который ложно пользовался именем короля, после того как была острижена его голова, отправили в монастырь. [11]

Когда они подъехали к деревне, та уже горела. Норманны находились там, но Луи заметил лишь нескольких, и они не казались готовыми к бою, поскольку расхаживали с награбленным добром в руках. Конные франкские воины ринулись на них, даны бросили добычу и скрылись среди глинобитных хижин, терявшихся в огне и дыму.

Луи вел своих людей; они на полном скаку погнались за бегущими данами. Копыта загрохотали по единственной в деревне дороге, мечи блеснули в руках. Их встретил сначала дым, затем жар пламени, а после – смертоносный рой стрел лучников, притаившихся по обе стороны дороги, невидимых в дыму.

Все полетело кувырком раньше, чем Луи смог понять, что происходит. Он увидел, как один из воинов выпал из седла, словно его ударили, со стрелой в защищенной кольчугой груди. Затем споткнулся другой конь и его всадник перелетел через голову животного, и до того, как он рухнул на землю, две стрелы вонзились ему в спину. После этого конь Луи попятился и заржал. Луи увидел торчащую из его шеи стрелу и понял, что падает.

– Проклятье, проклятье, проклятье! – В шуме, замешательстве и панике Луи не мог вспомнить никаких других слов.

Стрела скользнула по его шлему, и его оглушило звоном и вибрацией. Из линии лучников выдвинулся один северянин, бросился к нему, вытаскивая из-за пояса боевой топор, издавая на бегу боевой клич. У дана были рыжие волосы, заплетенные в две косы, и Луи они просто заворожили. Он смотрел, как эти красные змеи извиваются перед ним, и не мог пошевелиться, пока дикарь мчался на него.

А затем между ним и северянином возник конь; Луи не видел, что случилось, но услышал мерзкий утробный вопль, после чего струя крови хлынула из того места, где у северянина только что была голова. Он посмотрел вверх. На коне сидел Ранульф с мечом в руке, и по клинку стекал ярко-алый ручеек.

Луи встал, и Ранульф, не говоря ни слова, схватил его за кольчужную рубашку и поднял вверх, демонстрируя, как позже понял Луи, невероятную силу. Без церемоний перекинув Луи через седло, словно собираясь его отшлепать, Ранульф пришпорил коня и что-то прокричал остальным. Луи не разобрал слов. Он не знал, куда они едут. Лежа на спине коня, он лишь смотрел, выгнув шею, как мимо проносится земля. Когда он понял, что они отступают, отряд уже оказался за деревней.

Северяне одержали уверенную победу: пятерых воинов Луи убили на месте, семерых ранили, трех тяжело. Восемь человек захватили в плен, и никто не хотел представлять себе их дальнейшую судьбу. Но при этом вид множества вооруженных всадников все же убедил налетчиков, что их удача закончилась и легкой добычи больше не будет, по крайней мере в Румуа и на данный момент времени. Они погрузили награбленное, пленников и припасы на драккары и направились в открытое море.

Луи же встал перед отцом на колени, чего с ним еще не случалось. Обычно он отрицал свои проступки, придумывал оправдания, пытался переложить на кого-то свою очевидную вину, но не в этот раз. Он часто делал ошибки и грешил, но редко об этом задумывался. Но никогда еще он не совершал ничего настолько непростительного, как в тот день. Он признался отцу во всем, сказал, что Ранульф был прав с самого начала, что сам он не прислушался к его советам. Если бы не Ранульф, говорил Луи, он был бы уже мертв и его тело расклевали бы вороны.

И его отец, не всегда готовый прощать, смилостивился над ним. На него произвела впечатление искренность Луи, которой он раньше не замечал в этом юноше. Он не только простил его, но и предложил ему остаться на том же посту, если он пообещает слушаться Ранульфа и учиться у него. И Луи согласился.

Будучи несдержанным, упрямым и высокомерным, Луи де Румуа все же не был дураком, а некоторые уроки ему не требовалось повторять дважды. Когда северяне в очередной раз пришли по Сене, чтобы грабить деревни, Луи подчинялся Ранульфу во всем, и вскоре даны отступили к своим кораблям, оставив множество раненых и убитых.

Теперь франкские воины устраивали засады и наблюдали, как норманны попадают в них и гибнут. С точки зрения Луи, это было прекрасное зрелище.

Между Луи и Ранульфом завязалась дружба, а со временем они стали уважать друг друга, когда Луи начал постигать искусство войны и водить своих людей на врага так же продуманно и успешно, как Ранульф, а иногда и лучше. Луи вдохновлял своих воинов, проявляя бесстрашие, порожденное юностью и талантами, благодаря которым он чувствовал себя неуязвимым для врагов.

Четыре года Луи и Ранульф отбивали вторжения данов. Их конников отлично знали в северных странах, знали и боялись. Луи де Румуа нашел свое призвание.

Он любил солдатскую жизнь. Бешеная скачка, схватки, выпивка, шлюхи – все это ему нравилось. Он любил своих воинов, и те платили ему взаимностью, так что с радостью последовали бы за ним и в адские врата, не остановившись даже для того, чтобы глотнуть воды. Насколько Луи знал, северяне представляли себе рай как место, где воины вечно пируют и сражаются. Луи никогда не сказал бы этого вслух, по крайней мере будучи трезвым, но тут он викингов понимал.