Космический Апокалипсис - Аластер Рейнольдс

Силвест не мог, да и не хотел гадать. Буря усиливалась. Звезды исчезли, над шахтой был виден лишь колыхающийся песчаный покров, похожий на машущие крылья гигантской летучей мыши. Слышался оглушительный рев ветра. Оказаться там — значило попасть в дьявольскую переделку.

— Дайте мне что-нибудь, чем копать, — сказал Силвест и начал соскребать вечную мерзлоту вокруг того места, где был саркофаг. Он работал так, будто был заключенным, которому предстояло до наступающего восхода прорыть длинный спасительный туннель. Паскаль и студент тоже копали. А наверху дико выла песчаная буря.

— Я мало чего помню, — сказал Капитан. — Мы все еще крутимся вокруг Жировика?

— Нет, — Вольева старалась не показать ему, что их разговор повторяется многократно, иначе говоря, каждый раз, как она согревает ему мозг. — Мы покинули Крюгер 60-А несколько лет назад. После того, как Хегази добыл для нас ледяной панцирь, в котором мы безумно нуждались.

— О! Но тогда — где же мы?

— Идем к Йеллоустону.

— Зачем?

Глубокий капитанский бас гремел из динамиков, расположенных поодаль от его трупа. Сложные алгоритмы шарили по его мозговым извилинам, преобразовывая результаты в речь, отбрасывая, если нужно, все лишнее. Вообще загадкой являлось уже то, что к Капитану возвращалось сознание — ведь вся нервная деятельность должна была прекратиться уже тогда, когда температура мозга упала ниже точки замерзания. Но в мозгу Капитана трудилось множество почти микроскопических машинок. Строго говоря, думали именно они, причем действуя в условиях, когда температура была всего лишь на полкельвина выше абсолютного нуля.

— Хороший вопрос, — сказала Вольева. Что-то беспокоило ее, причем это что-то было совсем другим, нежели разговор с Капитаном. — Причина того, что мы идем к Йеллоустону, заключается в том, что…

— Да?

— Дело в том, что Саджаки полагает, будто там живет человек, который может вам помочь.

Капитан долго вникал в ее слова. На своем браслете она видела карту его мозга, по которой пробегали волны различных цветов, будто армии, выходящие на поле боя.

— Тогда этот человек — Кэлвин Силвест, — произнес Капитан.

— Кэлвин Силвест умер.

— Значит, это — Дэн Силвест. Это его решил разыскать Саджаки?

— Полагаю, другого быть не может.

— Он не пожелает прийти. Во всяком случае, в прошлый раз он отказал.

Наступило молчание. Температурные колебания время от времени отключали мозг Капитана.

— Саджаки должен был бы это знать, — к Капитану снова вернулось сознание.

— Я уверена, что Саджаки рассмотрел все возможности, — сказала Вольева, но ее тон явно свидетельствовал, что она готова поверить во что угодно, но только не в собственные слова. Нет, надо быть осторожнее, когда говоришь о другом Триумвире. Саджаки — самый верный адъютант Капитана. Они были знакомы давно — задолго до того, как Вольева вошла в команду. Насколько она знала, никто, кроме нее — включая Саджаки, — не разговаривал с Капитаном и даже не знал о существовании подобной возможности. Ни к чему было так по-дурацки рисковать, даже учитывая пробелы в памяти Капитана.

— Тебя что-то беспокоит, Илиа? Раньше ты всегда доверяла мне. Что-то, связанное с Силвестом?

— Нет, причина беспокойства гораздо локальнее.

— Что-то на борту корабля?

Вот к этому она вряд ли когда-нибудь привыкнет, подумала Вольева. Но визиты к Капитану в последние недели стали казаться ей куда более привычным и естественным делом, чем раньше. Получалось, что посещение трупа, сохраняемого в условиях сверхнизких температур, трупа, несущего временно подавляемую, но опасную для всего сущего болезнь, стало для нее немного неприятной, но совершенно необходимой обязанностью. Чем-то таким, что каждый человек обязан время от времени совершать. Сейчас, однако, в их отношениях сделан еще один шаг: она готова презреть тот риск, который остановил ее мгновение назад, когда она была уже готова выразить свое недоверие к Саджаки.

— Это насчет Оружейной… — начала она. — Помните ее, да? Помещение, из которого управляют орудиями, находившимися в Тайнике?

— Кажется, помню. Так что с ними?

— Я начала тренировать волонтера на должность артиллериста. Ему предстояло занять место в Оружейной и вступить в контакт с орудиями из Тайника с помощью вживленных в мозг имплантатов.

— Кто этот волонтер?

— Некий Борис Нагорный. Нет, вы с ним никогда не встречались, он появился на борту сравнительно недавно. Насколько возможно, я старалась держать его подальше от остальных. И уж никогда даже помыслить не могла о том, чтобы привести его сюда. Причина очевидна, — а причина была в том, что болезнь Капитана могла бы перекинуться на имплантаты Бориса, если бы они оказались рядом. Вольева тяжело вздохнула. Она подходила к кульминации своего повествования. — Нагорный всегда был несколько неуравновешенным, Капитан. Во многих отношениях человек, стоящий на грани психопатии, был для меня предпочтительнее абсолютно нормального. Так, во всяком случае, я думала тогда. Оказалось, что я недооценила глубины психопатии Нагорного.

— Ему стало хуже?

— Все случилось после установки имплантатов и первой попытки контакта с орудиями. Он стал жаловаться на кошмары. Ужасно сильные.

— Какое испытание для бедняги!

Вольева поняла. Она поняла, что испытывал Капитан, когда он заболел, но все еще сохранял сознание. Какие кошмары, наверное, посещали его! Испытывал ли он при этом боль — вопрос, но что такое боль в сравнении с пониманием, что тебя едят заживо, одновременно трансформируя в нечто совершенно чужеродное!

— Я не знаю, каковы были его кошмары, — сказала она. — Все, что я знаю, это то, что для Нагорного, чья голова и без того была набита страхами — их хватило бы на всех нас, — они оказались невыносимо тяжелыми.

— И ты уверена, что это как-то связано с Оружейной?

— Сначала я этому не верила, но потом обнаружила корреляцию с нашими занятиями, когда он занимал свое место в Оружейной, — она закурила новую сигарету, оранжевый огонек которой был единственной теплой точкой в окружении Капитана. Находка целого блока сигарет — ее единственная радость за последние недели. — Я снова перебрала всю систему, но ничего не достигла. Скорее, ему стало хуже, — она помолчала. — И тогда я посвятила в свою проблему Саджаки.

— Какова была реакция Саджаки?

— Потребовал, чтобы я перестала экспериментировать, во всяком случае до тех пор, пока не приблизимся к Йеллоустону. Пусть Нагорный проведет несколько лет в глубоком сне, может, это излечит его психопатию. Что касается меня, то я могу сколько влезет возиться с Оружейной, но Нагорного туда допускать не должна.

— Что ж… По мне — вполне разумный совет. Ты, разумеется, его отвергла?

Она кивнула, причем самое парадоксальное, ей было приятно, что Капитан сам вычислил ее преступление, и ей не пришлось размазывать всю эту тягомотину самой.

— Меня ведь разбудили на год раньше других. Дали мне время ознакомиться с Системой, велели контролировать ваше состояние. Этим я и занималась несколько месяцев. До тех пор, пока не решила разбудить Нагорного.

— Ты продолжала эксперименты?

— Да. До вчерашнего дня.

Она глубоко затянулась сигаретой.

— Не тяни, Илиа. Это похоже на зубодерню. Что случилось вчера?

— Нагорный бежал, — Вот! Наконец-то она высказалась. — У него случился сильный приступ, он накинулся на меня. Я защищалась, он бежал. Он где-то на корабле, но где — не знаю.

Капитан задумался. Она представляла, о чем он думает. Корабль очень большой, в нем есть такие области, куда даже заглянуть нельзя, ибо датчики там больше не работают. А человека, который будет скрываться активно, — вообще не отыскать.

— Придется найти его, — сказал Капитан. — Нельзя, чтобы он был на свободе, когда Саджаки и другие проснутся.

— А потом что?

— Вероятно, придется его убить. Уничтожить его надо аккуратно, тело положить в морозилку, а потом сделаешь вид, будто произошла авария.

— Вы хотите сказать, что следует представить все это как несчастный случай?

— Да, — как обычно, на лице Капитана, которое она видела в смотровое окошко, ничего не отразилось. У него столько же возможности изменить выражение лица, как у мраморной статуи, подумала она.

Это было хорошее решение. Такое хорошее, что, замороченная собственными проблемами, она не смогла до него додуматься. До последней минуты она боялась конфронтации с Нагорным, ибо та могла привести к его смерти. А такое развитие событий представлялось ей неприемлемым. Однако, как оказалось, ничего неприемлемого в нем нет, если взглянуть с правильной точки зрения.

— Спасибо, Капитан, — сказала Вольева. — Вы мне очень помогли. А теперь, с вашего разрешения, я собираюсь вас снова заморозить.