Мерило истины - Роман Злотников

— Я заплачу, не проблема.

— Лады, — кивнул тот. И добавил, словно ставя точку в недавнем разговоре: — Значит, предварительно договорились, да?

— Договорились, — подтвердил полковник.

Собеседник его неуклюже задвигался, собираясь подняться.

— Поеду я тогда, — сказал он. — Дел еще по горло…

— Михаил Сигизмундович, — старательно выговорил имя-отчество крупного мужчины Самородов. — Извините, что завожу разговор, но все же… общее дело у нас… Я слышал, у вас проблемы? Вроде наехал кто-то по беспределу?

— Да какой «наехал», — с досадой буркнул Михаил Сигизмундович. — Так… бытовуха.

— А мне говорили… — начал было полковник Самородов, но замолчал, когда сотрапезник тяжело глянул на него.

— Случай такой… — с явной неохотой принялся объяснять Михаил Сигизмундович, — странный. Понимаешь, влепился в меня на перекрестке какой-то додик. Мой Ефим — я с сыном был, с Ефимом, — стал разбираться, а этот додик ему нос сломал. Ну, впрягся я, конечно. И тут…

Мужчина, поморщившись, замолчал, потрогал пальцем шрам под глазом. Самородов терпеливо ждал продолжения.

— Короче, не понял я, что случилось, — заговорил снова Михаил Сигизмундович, все так же морщась, — помрачение на меня нашло. То есть, не само по себе нашло — со мной такого не бывает… А этот додик напустил. Хрен его знает, как. Я как с катушек съехал. Только ствол достал, пальнул раз, промазал — и все, больше ничего не помню. Ефим рассказывает: вдруг я сам не свой стал, замер столбом, а как менты с сиреной показались, рванул от них, будто медведь от волков. Часа через два очухался в каком-то дворе, грязный, драный… Еще куртку сняли сволочи какие-то, пока в беспамятстве валялся.

— Так найти того додика и спросить с него по полной, — уверенно предложил Самородов. — Проблема, что ли, найти? Тем более, для вас…

— В том-то и дело, что проблема. Ефим-то от ментов в тачку — и за мной рванул. Инспектора номера мои знают, преследовать не стали. А додик исчез. К ментам я, конечно, обращался, а они мнутся, руками разводят. Видно денег он им отсыпал, сколько у него было, они и рады стараться — отпустили.

— Даже номера его не срисовали? Не может того быть…

— Номера срисовали, конечно, да толку от этого чуть. Владелец колымаги — студентик из области, в городе в технаре учится. Навестили студентика, а он в бега подался, вовремя ему обозначили, кто я и что я, вот он и забздел. Тут закавыка в другом. Фотку студентика смотрели. Ефим кричит: «Он это нам тачку покоцал и нос мне сломал!» А я не узнаю. Я совершенно другое лицо запомнил. Причем накрепко так запомнил, и сейчас это лицо передо мной стоит, из тысячи бы узнал. Ну, рано или поздно студентик объявится, тогда все и выясню. Ефим очень за нос свой обиделся, сам студентика ищет.

— Кто ищет, тот всегда найдет, — вежливо улыбнулся Самородов. — Не переживайте, Михаил Сигизмундович, переутомились, вот и… смешалось немного у вас в голове.

— Ведь не бухой же я был! — хрустнул пальцами мужчина. — Не, не во мне тут дело, а в нем. Он виноват, гад. Из-за него, паскуды, слушок пошел, что у меня с башней нелады. Безумный по городу бегаю… Для репутации, сам понимаешь, вредно. Да, кстати! Хотел тебя сразу попросить, но из головы выскочило. Когда вся эта заварушка случилась, мимо колонну призывников вели. Ты того… распорядись, чтобы поспрашивали у них: может, кто что и видел.

— Конечно, о чем разговор! — легко согласился Семен Семенович. — Главное, что теперь у вас все хорошо.

— Только эту мразь найти осталось. Ну, ладно. Поехал я. Дела.

Они распрощались, обменявшись рукопожатием. Оставшись один, Самородов углубился в изучение счета. Официант, видимо, знавший его привычки, покорно стоял рядом, покачиваясь на каблуках, блуждая взглядом по потолку. Семен Семенович проверял счет обстоятельно: хмурился, покашливал, тыкал коротким толстым пальцем сенсорную панель айфона, складывая и складывая числа. Убедившись, наконец, что не обманут, расплатился. Когда официант ушел, полковник достал из внутреннего кармана пиджака маленькую, но пухлую записную книжку, закладкой которой служил короткий карандаш. Открыл ее на вручную разграфленной страничке, где один из столбцов венчала фамилия его недавнего собеседника. Под эту фамилию Семен Семенович вписал сумму, на которую тот откушал, присовокупив к этой сумме и чаевые.

Через пару минут автомобиль Самородова (сияюще-белый внедорожник «мерседес» прошлого года выпуска), направляясь от центра к окраине, катил по главной пантыковской улице. Унылое мутновато-стеклянное небо, на котором совсем не было видно солнца, сыпало меленьким дождем. Город тонул в буром месиве из грязи и мокрого снега, подсохшая грязь густо покрывала фонарные столбы и стволы придорожных деревьев. Чистенький автомобиль смотрелся на этой хмурой улице дорогой игрушкой, случайно угодившей в сундук со старым хламом.

После обильного обеда Самородову сильно хотелось пить. По пути засветилась яркая вывеска супермаркета с рекламой популярной американской газировки. Сами собой в сознании Самородова, как на дисплее калькулятора, возникли цифры, складывающиеся в стоимость бутылки сладкого напитка. Самородов мужественно сглотнул сухой комочек слюны и проехал мимо, испытав при этом чувство, будто кто-то ласково пощекотал ему сердце — он только что сэкономил несколько десятков рублей. А сэкономить — все равно, что заработать.

Самородов вовсе не был скуп в обыденном понимании этого слова. Просто он так привык: любой траты, даже самой малой, можно и нужно избежать, если она не является необходимой для достижения прибыли. Дорогой автомобиль, например, костюмы, пошитые в частном ателье, трехэтажный загородный дом — все это нужно для поддержания имиджа удачливого предпринимателя. А вот, допустим, потратиться на бутылку газировки, когда можно потерпеть двадцать минут и утолить жажду бесплатно — это уже излишество.

Несытое детство Семена Семеновича размоталось по доброму десятку военных гарнизонов, где служил его отец. Родитель Самородова, вечный майор, страдал распространенным на российских серых просторах недугом — пил. На всю жизнь запомнил Самородов ежевечерние пронзительные речитативы матери: «Да что ж ты, подлец, за бутылкой гоняешься! Дома шаром покати, даже телевизора нет… Ты ж, чурка с глазами, не понимаешь, что ли, это ведь все твои бутылки одна к одной складываются…» И навсегда врезалось в память Самородова собственное его недоумение — почему такую прекрасную вещь, как телевизор, его отец променял на то, чтобы шляться невесть где допоздна, а потом, стоя в прихожей, бессмысленно улыбаться и моргать красными глазами перед орущей матерью? Так еще в раннем возрасте познал Самородов истину: хочешь что-то иметь — откажись от бессмысленных удовольствий, трать только на то, что тебе действительно нужно.

Выехав за пределы тесного и грязного Пантыкова (только два года назад сменившего статус ПГТ, то бишь поселка городского типа, на статус города), Семен Семенович свернул с разбитой трассы на дорогу с довольно приличным, явно недавно положенным покрытием. Очень скоро белый внедорожник въехал на территорию коттеджного поселка.

Поселок был новым, еще строился и состоял из одной длинной улицы, по обе стороны которой высились двух-, трех- и пятиэтажные коттеджи разной степени завершенности. Впрочем, кажется, не было ни одного населенного. Назывался поселок красиво — Жемчужный.

Самородов притормозил у крайнего двухэтажного коттеджа, в освещенных окнах которого виднелись сгорбленные фигуры рабочих, припарковал свой внедорожник рядом с забрызганной грязью черной «четырнадцатой», посигналил. Из коттеджа вышел, на ходу вытирая руки тряпкой, высокий сутулый мужчина лет сорока, в запачканном штукатуркой армейском полевом камуфляже старого образца. Коротко остриженная голова этого мужчины была абсолютно седа, зато в бровях не было заметно ни одной белой ниточки. Густые черные брови нависали над его глубоко посаженными глазами, отчего казалось, что мужчина постоянно хмур и сердит. Самородов навстречу ему выбрался из автомобиля, несколько торопливо, но все же с достоинством:

— Здоров, Алексей Максимыч!

Поздоровались за руку.

— Попить нет ничего? — осведомился Семен Семенович. — В горле пересохло…

— Найдется, — кивнул мужчина. Он открыл «четырнадцатую», достал с заднего сиденья заполненную на треть пластиковую литровую бутылку дешевой минералки. Самородов в несколько жадных глотков опорожнил бутылку.

— Идет дело-то! — сказал он, указывая на дом, в котором копошились рабочие. — Гляди, до холодов въедешь.

— Хотелось бы, — ответил Алексей Максимович. Говорил он негромко, глуховато и чуть монотонно, но четко и раздельно.

— Н-ну… — вкрадчиво произнес Самородов и даже вроде как подмигнул, словно собирался сообщить какой-то секрет. — Пойдем-ка, в машину ко мне…