Librum Fraudatori - Гильберт Бриссен

 - Шинку!? Но она же отказалась сражаться в Игре Алисы! Решила отсиживаться за чаем с этой слабачкой Суисейсеки!

 - Обстоятельства меняются. Согласится ли она оставаться в стороне, если у кого–то другого появится шанс встретить Отца раньше?

 - Встретить Отца!.. Отец… Нет, не думаю, что ее гордость позволит ей ждать очереди. Но зачем ты спрашиваешь?

 - Не знаю, стоило ли говорить тебе об этом, но мы ищем способ встретить Розена.

 - Вы ищете встречи с Отцом? Проигравшая кукла и ее медиум хотят сделать то, что не удалось ни одной из нас? Смешно!

 - Это не так невероятно, как кажется. Соусейсеки не станет Алисой после этой встречи. Скорее это…прощание? Я не знаю. Но откажет ли он во встрече той, которая утратила шанс разделить с ним вечность? Ведь он так любит вас…

 - Медиум! Ты действительно уверен в своих словах? И не побоялся рассказать о них врагу?

 - Не полностью уверен, да и не совсем врагу. Но почему такая реакция? Неужели одна встреча что–то изменит?

 - Ты притворяешься или действительно не понимаешь? Лишь Алиса достойна встречи с Отцом — таковы правила священной Игры! Это награда и величайшая честь, а не визит на чай!

 - А ты чего–то не договариваешь. Откуда столько экспрессии? Если твои слова верны, то у нас ничего не получится, только и всего. Стоит ли так волноваться?

 - Волновался бы ты, если бы кто–то из твоих врагов вдруг заявил, что ищет возможности заполучить самую ценную для тебя вещь, за которую ты боролся с самого рождения?

 - Хорошая попытка. С тобой интересно поговорить, когда эмоции не затуманивают тебе разум. Но сейчас и я свободен от них. И вот что мне кажется — ты опасаешься, что Алисой может оказаться та из вас, которая сумеет встретиться с Отцом первой. А что? Он так давно ждет ее визита, что может и принять его за победу. Ведь священные правила уже успели измениться — так изменятся еще раз.

 - НЕ СМЕЙ, — я ощутил, как натянулось в напряжении серебро, — ТАК ГОВОРИТЬ!

 - Хорошо. Не буду. Но, кажется, я достаточно четко ответил на твой вопрос.

 - Цена кажется мне излишне высокой. Отдать Лемпику за то, с чем я сама почти справилась, было бы глупо. Предложи что–то еще.

 - Неужели тебе не хотелось бы избавиться от того, чем я тебя ударил тогда? Неужели чужой дух–помощник ценнее внутреннего спокойствия?

 - Твое оружие действительно мучительно — грязно и непонятно отвратительно. Но Лемпика нужна мне для одного дела, от которого я не хочу отказываться даже такой ценой. А с ядом я справлюсь и сама — не привыкать.

 - Все же напрасно ты так себя мучаешь, Суигинто. Думаешь, все это делает тебя сильнее? Но гордость не позволит тебе забыть обиды и недоразумения.

 - Не тебе говорить о мучениях, человек. Что ты знаешь о них? Сколько насмешек и предательств ты пережил за свои годы? Как часто понимал, что был брошен на произвол судьбы самым дорогим существом в мире? Сколько усилий приложил для того, чтобы стать лучшим, прежде чем правила изменились и сделали все напрасным? Не тебе учить меня, медиум.

 - Зря ты решила тягаться с людьми в этом деле, Суигинто. Но зачем пустословить? Серебро дает нам исключительную возможность для сравнения. Лети сюда и покажи мне, что я был неправ!

 Губы Суигинто изогнулись в лукавой усмешке, и фиолетом сверкнули колдовские глаза. Она легко порхнула вниз с фонаря и застыла в воздухе, держа ладони у меня на висках. Ее лицо оказалось так близко, что я бы мог чувствовать дыхание, если бы не носил маски.

 - Глупый медиум, — сказала она, глядя в мои расширившиеся глаза, — добро пожаловать в мой ад!

 Серебро жалобно застонало, ослабляя печати, и я успел пожалеть о своей выходке, хоть и недолго. Первым пришло испуганно–горькое удивление малыша, которого оставляет посреди дороги мать. Затем беспомощность, от которой хотелось выть в голос и страх. Ревность и зависть отвергнутого…или брошенной? Уязвленное самолюбие гордеца. Тугая, глубокая, черная ненависть, от которой горло свели спазмы. Бурлящая, рыком исходящая ярость. Скука и тоска. «Только не поддаваться, только выстоять» — вертелось в голове, а все внутри переворачивал этот адский коктейль. Из закушенной губы потекла кровь, вены на висках грозили лопнуть от напряжения, но внезапно холодные пальцы словно прошлись под черепом, скользнули по артериям, коснулись сердца и позволили легким снова вдохнуть. Соусейсеки! Эмоции по–прежнему переполняли меня, но тело уже не реагировало на них гормональным взрывом — Соусейсеки взялась за красное плетение, помогая мне устоять. Понемногу контроль возвращался, и наконец, я смог расслабиться и снова взглянуть в глаза своей мучительнице.

 - Я впечатлён, Первая, — снимая маску и вытирая кровь с лица, сказал я, — если ты все это время держишь такое в себе — мне с тобой не сравниться.

 - Нет, человек, это мне нужно удивляться. Будь все это внутри, я сошла бы с ума. Но это не более, чем сила моих крыльев, которую я приручила давным–давно. А ты оказался крепче, чем я думала.

 - Что ж, теперь мне не кажется, что тебя будет легко удивить. Но быть может, это покажется интересным — ты ведь не слишком хорошо знаешь людей?

 - Достаточно для того, чтобы держаться от них подальше.

 - Что ж, понимаю. Но ты напрасно их недооцениваешь. Каждый из нас — химера, зверь и бог в одной оболочке, тесно сплетенные и бесконечно сражающиеся за право управлять этой слабой и смертной плотью. Обычно все силы их теряются в этом поединке, но бывают и исключения.

 - Себя ты относишь к исключениям, наверное?

 - О нет, отнюдь. Мне просто повезло, не более. Быть может, когда–нибудь у меня и будет такое право…но не сейчас. Так вот, я хотел показать тебе изнанку мира, в котором я жил до встречи с Соусейсеки.

 - До встречи…или это была не совсем встреча?

 - Ты проницательна, Суигинто. Да, я собрал ее тело, чтобы призвать блуждавший где–то дух. Назначил свидание, можно сказать.

 - Наверное, даже Отец взял бы тебя в ученики, медиум. Но ты хотел что–то показать?

 - Да, конечно. Погоди, надо сперва это достать, — я приложил руки к груди, вспоминая ощущение свинцового шара с бурлящей темнотой внутри, — неудобно–то как!

 - Что ты делаешь?

 - Сей…аргх..чассс, — и с хрустом выдранный из тела шар пудовой тяжестью лег на ладонь, — еще секундочку…

 Черное плетение лишило воображаемый металл веса, поползло по идеальной сфере кривыми насекомыми знаков, взлетело в воздух дорожками непонятного даже мне чертежа и вонзилось в податливую поверхность, протапливая путь внутрь. Я протянул Суигинто свободную руку, тоже покрывающуюся черной зернью.

 - Теперь моя очередь побывать Вергилием в темнице, имя которой — общество.

 - Веди.