Сумерки волков - Ольга Погодина-Кузьмина

Подводные пещеры манили россыпями золота, но глубина отнимала силу и ясность души. Георгий уже начал наблюдать в себе притупление всех вожделений, включая вкус к еде, хорошему вину и сексу. Тревога и подозрительность, спутники алчности, по ночам лишали его сна, заставляя обдумывать все новые способы добычи и сохранения денег. Он перекупил у конкурентов пару биржевых брокеров, прибрел Шагала и редкого Уорхолла, начал собирать этрусскую бронзу, подспудно ощущая, что сам по себе успех уже не приносит радости. Даже Игорь временами казался ему не обязательным спутником этого тягостного путешествия.

В этот раз по дороге из Лондона, где он сражался за участие в крупном девелоперском проекте, переоформлял права собственности двух семейных компаний и снова встречался с бывшими поверенными своего врага Майкла Коваля, Георгий не мог избавиться от чувства, что он совершает ошибку, возвращаясь в Москву. Глубина в последние недели усилила давление. Что силы его почти на исходе и лимит запасных жизней в этой игре исчерпан еще год назад, когда он получил удар ножом под ребра от привокзального сутенера.

Новые жесткие правила принесла в мир война со своим зловонным дыханием. Человеческий муравейник разрастался слишком быстро, молодые колонии грозили пожрать сложившиеся популяции. Капитал силой оружия окончательно утвердил свою власть, идеи гуманизма потеряли всякую связь с реальностью, окончательно превратившись в набор предвыборных штампов. В предчувствии большой чумы политики, чиновники и церковники крали и развратничали открыто, не забывая с высоких трибун обличать мелкие пороки обывателя. Георгий и сам все чаще поступался принципами, участвуя в грязных и сомнительных делах.

Впрочем, мрачный поворот его мыслей имел и самое банальное объяснение. Соотношение простаков и негодяев во все времена оставалось неизменным, просто в свои сорок девять лет Георгий Максимович начал уставать от жизни, требующей ежеминутного напряжения сил. Душа его постарела и очерствела; пожалуй, только с Игорем он чувствовал связь между собой прежним и нынешним.

Они созванивались перед вылетом, но в аэропорт Игорь опоздал. Георгий успел выйти к стоянке, когда подъехала машина. В белом джемпере, коротких брюках, с выгоревшими волосами, парень был похож на английского студента на каникулах. Ему исполнялось двадцать два, он так и не обзавелся растительностью на подбородке, кисти рук с длинными пальцами и широкими запястьями еще казались совсем мальчишескими, и мышцы под холеной гладкой кожей чудесно повторяли линии античных статуй. Но детская припухлость губ и век исчезла, стал резче очерк лица, и виолончельный голос утвердился в нижнем регистре. Из подростка он превращался в молодого мужчину, внешне холодноватого, замкнутого, как будто стыдящегося своей привлекательности. Эта манера давала больше поводов для ревности — теперь на него открыто заглядывались не только жеманные педерасты в годах, но и женщины, и молодые бездельники в спортивных кабриолетах.

Георгий ждал, что он обнимет его, но Игорь замялся, протянул руку. Поздоровались неловко, как чужие. Закидывая в багажник чемодан, Георгий с некоторым раздражением спросил:

— А что водителя не заказал? Сейчас будешь вылезать по пробкам.

— Лучше сам, чем слушать про концлагеря для педерастов.

— Что?! Ты о чем?

Он сел за руль, Георгий — на пассажирское сиденье.

— Ты не знаешь, что геи захватили политику, телевизор и шоу-бизнес, чтобы насаждать содомский грех и царство сатаны? И передают здоровым людям свои испорченные гены через донорство крови?

Георгий пару раз встречал в резиденции Володи телеведущего, который любил разгуливать в женском белье, но по долгу службы клеймил с экрана гомосексуалов. Это забавляло его начальников, так в армии салагу-новобранца заставляли чистить зубной щеткой унитаз. Последствия этого проявлялись в брожении умов обычных зрителей, которые разделялись на негодующих и одобряющих коллективно и бессознательно.

— Это мой водитель говорит?! Тебе?

— И мне, и так — в эфир вселенной. Еще все время крестится на храмы. Так что я лучше обойдусь без вип-обслуживания.

Георгий замечал, что водитель, молодой пузатый увалень с писклявым голосом, выказывает к Игорю и их отношениям нездоровый интерес. Он испытал новый приступ досадливой подозрительности.

— Почему ты раньше не предупредил?

Трасса была свободна. Не отрывая глаз от дороги, Игорь пожал плечами:

— Это же твой персонал, не мой. Как ты съездил?

— Все в порядке. А ты как тут?

— Нормально. Я ужин приготовил. Так, ничего особенного. Или ты хочешь куда-нибудь заехать?

— Домой хочу, — ответил Георгий. — Что дашь, то и съем.

Теперь они жили в районе Москва-сити, на тридцатом этаже офисной башни. В доме был свой спортивный комплекс, баня с бассейном, служба доставки фермерских продуктов, даже винный погреб. В шестикомнатных апартаментах, напичканных техникой, как авиалайнер, пол выстелен был палубной доской; за панорамными окнами гостиной, словно за порогом, сразу начиналось небо.

Пока Игорь расставлял тарелки и бокалы для ужина, Георгий поднял штору, встал у окна. Он смотрел на Москву — город дышал, сворачивался клубками, как косматый зверь, ощетинившийся кварталами новостроек. Мигали взлетные огни проспекта, пол под ногами покачивался, словно Георгий все еще летел на тысячеметровой высоте. Он вспомнил слово, недавно пополнившее его лексикон, — «дефенистрация». Убийство, замаскированное под самоубийство. Двое клиентов Майкла Коваля при странных обстоятельствах выпали из окон высотных зданий.

Георгий почувствовал, как сильно вымотался за эти дни. Как дорого ему стоил новый контракт, который сделает Владимира Львовича богаче еще на пару миллионов. И нервное напряжение, державшее его всю неделю переговоров, стало наконец отпускать.

Ужинали, пили вино. Игорь рассказывал о работе. Его дизайнерская фирма, к удивлению Георгия, вышла в ноль и даже стала приносить доход. Включили телевизор, но в новостях опять показывали трупы и плачущих женщин. Игорь нашел музыкальный канал.

— Хочешь покурить? Еще осталось.

Курить они бросили одновременно около года назад, но перед отъездом Георгий разжился у Эрнеста забористой афганской травой, привез ее в пакете из-под аптечной ромашки. Одну папиросу прикончили еще тогда, вторую Игорь сейчас достал из чайной коробки.

— Что, ни одной вечеринки тут не было без меня? Даже не верится.

Мальчик быстро сморгнул, отшутился:

— Поющие в терновнике, блюющие в крыжовнике.