i dfee46a8588517f8 - User

Там, где дело касалось политики и назначений на высшие должности, тактика Распутина была совершенно иной. «Надо... признать,— писал по этому поводу Гурко,— что Распутин, проводя своего кандидата, сперва тщательно старался выяснить степень приемлемости его самой государыне и лиц ей неугодных поддерживать не решался». И вот тут-то выступал «непременный

посредник» — Вырубова. Лишь тогда, узнав, что Вырубова убе­дила царицу, «старец» высказывался открыто. «Таким образом, Распутин,— делал вывод автор,— действует только наверняка, хорошо понимая, что если его указание хотя бы однажды будет отвергнуто, он утратит значение оракула, советы коего обяза­тельны». «Без ее (Вырубовой.— А. А.) непосредственного участия и деятельной помощи Распутин, невзирая на все свое влияние, достичь ничего не мог». Непосредственные сношения с царицей «были чрезвычайно редки» — «старец» тонко понимал, что частое общение только ослабит или уничтожит его авторитет 47.

Представляется весьма сомнительным, указывал автор в дру­гом месте, чтобы Распутин, «невзирая на все свое влияние», мог бы «заставить царицу отказаться от осуществления какого-либо намерения, которое она горячо желала бы исполнить».

Основной вывод Гурко относительно воздействия «старца» на императрицу сводился к следующему: «Влияние Распутина на ца­рицу в вопросах государственных построено было главным обра­зом на том, что и он и его клика умела внушить Александре Фе­доровне сознание, что она одна способна отстоять самодержавную власть русского царя, которую сама, по всей вероятности, этого не сознавая, она стремилась фактически присвоить себе». Он и Выру­бова стремились так подсказать ей своих кандидатов в министры, как будто это ее собственные кандидатуры48.

Одна из «распутинок» баронесса Икскуль-Гиллебанд также указывала, что Распутин «очень оберегал свое влияние, боясь его утратить, и уклонялся от просьб, в которых он лично не был заинте­ресован по той или другой причине. Он предпочитал, не утруждая высочайших и эксплуатируя свою репутацию всемогущего, обра­щаться непосредственно к «министрам», хорошо зная, что ни один из них не захочет сделаться его врагом. В качестве примера она приводит рассказ журналиста Г. П. Сазонова, большого друга и поклонника Распутина, о его попытках при помощи «старца» вер­нуть к власти Витте, которого сам Распутин очень уважал и це­нил, но которого ненавидел царь49. Сазонов не раз заводил с Распутиным разговор в пользу опального сановника. Последний «утверждал, что часто говорил о нем с государем и „мамашей", но не мог превзойти их недоброжелательство к С. Ю. Витте. Но осо­бенно и не настаивал, в чем, впрочем, он сознавался в интимном кружке. Как всегда, он боялся настаивать на том, что было непри­ятно государю и государыне»50.

На тот же пример с Витте ссылается и Гурко51.

Эту же тему очень охотно развивал и флигель-адъютант царя Мордвинов. Да, признает он, Распутин влиял на царицу, а та — на царя, но «только тогда эти настояния могли иметь видимый ус­пех, когда они совпадали с давно продуманными, без всякого рас­путинского влияния, с личными мнениями государя... Государь, повторяю это слово настойчиво, не любил, чтобы им руководили другие, в особенности когда он знал, что об этих воображаемых влияниях говорят». «Он соглашался только с теми мнениями (ца-

рицы.— А. А),— писал Мордвинов в другом месте,— которые не противоречили его собственным»52. В том же духе писали и дру­гие апологеты царской четы.

Обращает на себя внимание, что один и тот же довод приво­дится в прямо противоположных целях. Первые два автора, Гур­ко и Икскуль-Гиллебанд, проводят мысль о всесилии Распутина, которое он обеспечивал гибкой тактикой, преимущественно кос­венно, исходя из учета особенностей характера и мировоззрения своих августейших подопечных. Мордвинов же пытается доказать обратный тезис — поскольку Распутин действовал не прямо и предлагал только те кандидатуры и меры, которые устраивали царскую чету, никакого серьезного влияния на ее решения и дей­ствия он не оказывал.

Спустя полвека Е. Д. Черменский полностью присоединился к точке зрения Мордвинова. Мнение «многих буржуазных истори­ков» о том, что Распутин был «всемогущим фаворитом», «некоро­нованным действительным правителем России», определявшим якобы все поступки и политику последних Романовых, мнение, «из­вестную дань» которому «отдали и некоторые советские историки» (М. Н. Покровский, В. П. Семенников, А. Л. Сидоров, Я. Темкин), не более как легенда. На самом деле, «вследствие своей феноме­нальной необразованности» Распутин «никакой политики не делал и не мог делать». «Обычно Распутин лишь искусно вторил отзы­вам царя и царицы о намечаемых ими кандидатах». В доказатель­ство приводится пример с Витте. «Английский историк Н. Фрэнк- ленд прав,— пишет Е. Д. Черменский,— заявляя, что советы Рас­путина были „отражением того, что уже было в голове царицы... Он не формировал ее мнений'*». Более того, все обстояло как раз наоборот — не ставленники «старца» зависели от него, а он, Рас­путин, был всего лишь «удобным орудием» в руках князя Мещер­ского, А. Н. Хвостова, Б. В. Штюрмера, П. Г. Курлова, А. Д. Про­топопова и др.м

В этой связи следует напомнить известные слова В. И. Ленина „ о «царской шайке с чудовищным Распутиным во главе ее»54. Ле­нинская оценка не публицистический прием, она полностью под­тверждается документами. Так, переписка достаточно убедительно опровергает тезис Е. Д. Черменского. Факты показывают, что ут­верждение о Распутине как об орудии Штюрмера и других не­состоятельны. Судьба всех перечисленных Е. Д. Черменским лиц полностью зависела от отношения к ним «старца». Хвостов и Бе­лецкий, как мы увидим, немедленно потеряли свои посты, как толь­ко обнаружилось, что они перестали быть лояльными к Распутину. Штюрмер и Протопопов не просто подчинялись Распутину, а прес­мыкались перед ним. Е. Д. Черменский игнорирует тот факт, что положение любого фаворита при любом дворе, как бы оно ни было прочно на данный момент, перманентно находится под угро­зой. С одной стороны, он полностью зависит от благорасположения монарха, привязанности которого в зависимости от каприза или давления могут измениться в любую минуту; с другой — фаворит

всегда предмет величайшей зависти конкурентов или враждебной клики, интригующих против него. Поэтому он постоянно должен быть начеку, проявлять осторожность и гибкость. И несомненно, главное его тактическое орудие — всегда «искусно вторить отзы­вам царя и царицы о намечаемых ими кандидатах», хотя на самом деле эти кандидатуры подсказаны им. В этом и состоит ис­кусство фаворита — не только не задеть самолюбия своего высо­кого патрона, но и представить его в собственных глазах в самом выгодном свете. Царские, королевские, шахские и прочие фавори­ты всех времен и народов вели себя именно так, как вел себя Распутин.

Еще более очевидно, что фаворит, временщик может стать та­ковым, если он является политическим единомышленником своего повелителя. Объяви себя Распутин сторонником «ответственного министерства», и его судьба при дворе решилась бы очень быстро, несмотря на «святость», умение лечить наследника и т. п. Это не только верно по отношению к «старцу», но в полной мере приложи­мо и к самой императрице. Ее политическое воздействие на суп­руга кончилось бы в тот момент, когда она предложила бы, ска­жем, на пост премьера вместо Штюрмера Милюкова, и никакая любовь царя к ней, как и его слабоволие, ей бы не помогли. Трудно согласиться с утверждением Е. Д. Черменского о том, что Распу­тин не мог делать какой-либо политики вследствие своей «фено­менальной необразованности». Тезис о политике как о профессии специально подготовленных к ней образованных людей принадле­жит к числу распространенных догм либерализма 55. Именно ис­ходя из него, российские либералы рекомендовали пролетариату не лезть в политику, предоставив заниматься ею им, либералам, изучившим все тонкости западноевропейских конституций и поли­тических комбинаций. Политика — это прежде всего защита ко­ленных общеклассовых или классово-групповых интересов. Когда

В. И. Ленин писал, что классы никогда не ошибаются в политике, он как раз имел в виду, что они совершенно точно знают, в чем зак­лючается их классовый интерес. Основным вопросом внутренней политики царизма в годы войны, помимо традиционного подавле­ния революционного движения, была проблема взаимоотношений с «Прогрессивным блоком», с земскими и городскими союзами и другими оппозиционными течениями цензовой общественности, вылившаяся в конфликт между правительством и Думой по вопро­су о так называемом «министерстве общественного доверия». И политически неподготовленный Распутин, и более 20 лет процар­ствовавший Николай II в своем отношении к Думе и ее основному требованию занимали совершенно одинаковую позицию, поскольку она отвечала их общим интересам. Кстати сказать, если следовать логике Е. Д. Черменского, царица также не могла играть никакой роли в политике, потому что, несмотря на свой кембриджский дип­лом, намного уступала «старцу» в уме и сметке.