Новая история денег. От появления до криптовалют - Андрей Всеволодович Остальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А теперь — к Эфириуму, который хоть и сильно отстает от своего прародителя Биткоина в криптовалютной табели о рангах (по капитализации), но и далеко опережает делящие третье и четвертое места Риппл и Тезер. Эфириум построен все на том же принципе блокчейна, но с некоторыми интересными усовершенствованиями. И главное из них — это так называемые умные контракты (желающих разобраться в них подробнее вновь отсылаю к приложению). Скажу лишь, что эти алгоритмы как бы заменяют адвокатов и даже судей, потому что способны не только следить за тем, как все стороны выполняют условия сделки, но даже предпринимать действия, обеспечивающие их выполнение, и осуществлять некоторые контрмеры в случае нарушения. Кроме того, они позволяют строить на блокчейне сложные, многомерные конструкции, например устраивать краудфандинги. Правда, особые возможности чреваты и особыми рисками. Так, в 2016 году хакеры смогли похитить огромное количество Эфиров, стоимостью в десятки миллионов долларов, собранных энтузиастами на создание венчурной компании нового типа, получившей название The DAO — децентрализованная автономная организация. Пришлось сообществу срочно осуществить жесткий форк — развилку, чтобы аннулировать похищенное. Но некоторые члены сети Эфириума отказались следовать за большинством и сумели сохранить прежний блокчейн, назвав его Ethereum Classic. В нем похититель сохранил награбленное. (Более подробный рассказ об эпопее с THE DAO — в приложении.)
При всех недостатках и рисках красоту и новаторство созданной Эфириумом криптоархитектуры невозможно отрицать. Но кто же этот кудесник, сотворивший такое чудо? Он родился в подмосковной Коломне, и зовут его Виталик Бутерин. Да, да, именно так, никакой не Виталий Дмитриевич, а только Виталик — под этим «домашним», ласковым прозванием он неизменно фигурирует и в СМИ, и даже в профессиональных и научных трудах. Нескладный, с глубоко посаженными глазами и оттопыренными ушами, одетый в джинсы, а то и черные тренировочные штаны и непритязательные футболки, он носит часы с пластиковым ремешком. В общем, мало похож на магната. Но все это часть его имиджа — этакого простого, рубахи-парня, представителя поколения компьютерных гениев, каких-то чуть ли не хиппи, как бы не от мира сего. Но на самом-то деле впечатление обманчиво: Бутерин из породы прирожденных и достаточно жестких лидеров, умеющих и денежки считать, и твердо держать в руках свои, на первый взгляд, богемные и даже слегка инфантильные коллективы. Иначе как бы они могли достичь такого колоссального успеха и, главное, не растерять его на протяжении многих лет? Но вряд ли можно ставить под сомнение и идеализм Бутерина, принадлежащего к числу так называемых шифропанков — ярых (иногда до фанатизма) приверженцев приватности электронных коммуникаций, а значит, и идеи неприкосновенности частной жизни. Но в интервью Financial Times он c горечью говорил о том, что на смену идеалистам, считавшим создание криптовалют способом отобрать власть у корпораций и правительств и отдать ее людям, все чаще приходят меркантильные типы, которых не волнует ничто, кроме денег. Бутерин говорит, что с тревогой наблюдает, как его блокчейн заполонили такие охотники за легкой наживой.
Сам он, конечно, тоже далеко не беден, но поражает журналистов своим явным равнодушием к материальным благам. У него даже нет постоянного места жительства. «Сейчас я просто шатаюсь по свету», — цитирует его британская газета. А где он оставляет свои вещи на время разъездов? Бутерин показывает корреспонденту ярко-розовый вещевой мешок, набитый футболками. Но разве у него нет книг? Ну конечно, есть, как же без них, вот они — он показывает свой Android. Он шефствует над несколькими благотворительными фондами, которым жертвует немало денег, помогая голодающим Восточной Африки и «Фонду Мафусаила» Обри ди Грея, ищущему «лекарство от старения».
Бутерин создавал Эфириум не в одиночку, у него были соратники, и кое-кто из них сумел заработать на этой криптовалюте больше него. Но и широкая публика, и инвесторы прочно ассоциируют Эфириум именно с ним. Доказательство этому нашлось, когда в соцсетях появились сообщения, что Виталик… убит! В сообщение поверили — ведь, как у всякого феноменально успешного предпринимателя, у него хватает врагов. И что бы вы думали? Курс Эфира тут же катастрофически пошел вниз, а капитализация всей системы упала аж на четыре миллиарда (!) долларов.
Разговоры о несостоявшемся покушении наводят на мысль о другом знаменитом шифропанке и криптоанархисте по имени Росс Ульбрихт. Бутерин явно расстраивается, когда слышит это имя: не исключено, что он видит в нем чуть ли не свое альтер эго, почти себя. Но себя, сбившегося под давлением неких обстоятельств или личных качеств с праведного пути. Собрата, вдруг уклонившегося в сторону от основной дороги и потерпевшего в результате полную жизненную катастрофу, да еще и ставшего символом темных сторон мира криптовалют. А ведь начинал Ульбрихт с тех же позиций — горячей проповеди свободы частного выбора, защиты его от тяжелой руки государства и корыстного диктата банков и больших корпораций. То есть шел тем же либертарианским путем, что и Бутерин, и сам, может быть, не заметил, как устроил из своей жизни жесткий форк: создал печально знаменитый «Шелковый путь», виртуальный черный рынок, скрытый в глубинах анонимного даркнета «Тор». На этой торговой платформе с помощью биткоинов продавались и покупались наркотики, в том числе и самые тяжелые, а также другие запрещенные в нормальных государствах товары и услуги. Например, фальшивые документы. И даже смертоносные яды.
Ульбрихт не только создал «Шелковый путь», но и активно руководил им, решая, чем можно там торговать, и беря с каждой сделки солидный процент. Когда кто-то захотел продавать рицин, у его помощника с ником «Иниго» возникли сомнения на этот счет; у «этой штуки», сообщил он шефу, «дурная репутация». Ведь у рицина практически нет иного применения, кроме тайного убийства человека (он в шесть тысяч (!) раз ядовитее цианистого калия).
За этим последовал такой диалог, обнаруженный ФБР на лэптопе Ульбрихта:
Ульбрихт: Я думаю, мы разрешим это… Это ведь (запрещенное) вещество, а нам лучше ошибиться в пользу разрешения, чем ограничения.
Иниго: Это, в конце концов, черный рынок.
Ульбрихт: Вот именно, и