Избранное - Николай Майоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1938
Смерть революционера
В шершавом, вкривь надписанном конвертеЕму доставлен приговор, и онИскал слова, вещавшие о смерти,К которой был приговорён.Пришли исполнить тот приказ,А он ещё читал,И еле-елеСкупые строчки мимо глаз,Как журавли, цепочками летели.Он не дошёл ещё до запятой,А почему-то взоры соскользалиСо строчки той, до крайности крутой,В которой смерть его определяли.Как можно мыслью вдаль не унестись,Когда глаза, цепляяся за жизнь,Встречают только вскинутое дуло.Но он решил, что это пустяки,И, будто позабыв уже о смерти,Не дочитав томительной строки,Полюбовался краской на конвертеИ, встав во весь огромный рост,Прошёл, где сосны тихо дремлют.В ту ночь он не увидел звёзд:Они не проникали в землю.
1938
Звезда
Каждому — радость и страх.Каждому — солнце и воздух.В чьих-то воздушных рукахпрыгали в небе звёзды.Только с рассветом однав чёрную землю упала, —и над деревней зарявстала до крови ала.Вышла надежда из дум —долго в небе морозномискал я свою звездув неуловимых звёздах.[16]
1936
Ф. Кулагин. Мужской портрет
В госпитале
Он попросил иссохшим ртом воды.Уж третий день не поднимались веки.Но жизнь ещё оставила следыВ наполовину мёртвом человеке.
Под гимнастёркой тяжело и грубоСтучало сердце, и хотелось пить.И пульс немного вздрагивал, а губыЕщё пытались что-то говорить.
Врачи ему при жизни отказали.Он понял всё: лекарства ни к чему.В последний раз он попросил глазами —И пить тогда не подали ему.
Хотелось выйти в улицы, на воздух.Локтями дверь нечаянно задеть.А ночь была такая, что при звёздахЕму не жалко было умереть.
1939
Утрата
В тот день холодным было небо.Прохожий торопил свой шаг.Ещё с карнизов спущен не былС каймою траурною флаг.Мороз щипал до боли лица.И на окраине, у рвов,Закоченевшие синицыВалились наземь с проводов.И не спалось. И было жёстко,Кровать как ком сухой земли.И три морщины вперекрёсткуНа лбу товарища легли.Он повернулся — в каплях пота —И скрылся зябко в полумглу.Метнулась тенью самолётаОт лампы тень его в углу.А утром — радио, газеты,Печаль моей большой страны,И всем знакомые портретыВ бордовый шёлк окаймлены.
1938
В мавзолее Ленина
Иди познай людское делоИ в мавзолей войди, как в жизнь, —Рукой дрожащей и не смелойЕго бессмертия коснись.Здесь всех основ лежат начала.Мы знаем, что и он любил.Он тоже был живым сначалаИ этой площадью ходил.По тем же стёршимся ступеням…Но как ни мудрствуй, ни пиши,Ты не вместишь в названье ЛЕНИНВселенский взмах его души.Пройди весь мир насквозь и сноваВернись к нему, и у КремляТебя согреет этим словомЕго родившая земля.Им каждый подвиг наш пронизан,И он во всём, чем мы живём,Он нам необходим и близок —Мы в нём бессмертье узнаём.
1938
Памятник
Им не воздвигли мраморной плиты.На бугорке, где гроб землёй накрыли,Как ощущенье вечной высоты,Пропеллер неисправный положили.
И надписи отгранивать им рано —Ведь каждый, небо видевший, читал,Когда слова высокого чеканаПропеллер их на небе высекал.
И хоть рекорд достигнут ими не был,Хотя мотор и сдал на полпути —Остановись, взгляни прямее в небоИ надпись ту, как мужество, прочти.
О, если б все с такою жаждой жили!Чтоб на могилу им взамен плитыКак память ими взятой высотыИх инструмент разбитый положилиИ лишь потом поставили цветы.
1938
«Ты каждый день уходишь в небо…»
Брату Алексею
Ты каждый день уходишь в небо,А здесь — дома, дороги, рвы,Галдёж, истошный запах хлебаДа посвист праздничной травы.
И как ни рвусь я в поднебесье,Вдоль стен по комнате кружа,Мне не подняться выше лестницИ крыш восьмого этажа.
Земля, она всё это помнит,И хоть заплачь, сойди с ума,Она не пустит дальше комнат,Как мать, ревнива и пряма.
Я за тобой закрою двери,Взгляну на книги на столе,Как женщине, останусь веренМоей злопамятной земле.
И через тьму сплошных догадокДойду до истины с трудом,Что мы должны сначала падать,А высота придёт потом.
Нам ремесло далось не сразу —Из тьмы неверья, немотыМы пробивались, как проказа,К подножью нашей высоты.
Шли напролом, как входят в воду:Жизнь не давалась, но её,Коль не впрямую, так обходомМы всё же брали, как своё.
Куда ни глянь — сплошные травы,Любая боль была горька.Для нас, нескладных и упрямых,Жизнь не имела потолка.[17]
1939
М. Соколов. Пейзаж с деревом
Торжество жизни
Рассвет сочился будто в сите,Когда в звенящем серебреРванулся резко истребительКосым движением к земле.
Пилот, в бесстрашье шансы взвесив,Хватался в спешке за рули,Но все дороги с поднебесьяК суровой гибели вели.
И с жаждой верной не разбиться,Спасая в виражах мотор,Хотел он взмыть, но силу птицыПрезрели небо и простор.
Она всё тело распластала,Скользя в пространстве на крыле,И вспышкой взрыва и металлаЖизнь догорела на земле.
…А сила ветра так же крепла.Восходом солнца цвёл восток,И на земле сквозь дымку пеплаПробился утренний цветок.
Уже истлели тело, крылья,Но жизнь, войдя с людьми в родство,Презрев пред гибелью бессилье,Своё справляла торжество.
Как прежде, люди в небо рвалисьВ упорной жажде высоты.А в небе гасли, рассыпалисьЗвёзд изумрудные цветы.
И пахли юностью побегиВетвей. Прорезав тишину,Другой пилот в крутом разбегеВзмыл в голубую вышину.
Мир был по-прежнему огромен,Прекрасен, радужен, цветист;И с человечьим сердцем вровеньНа ветке бился первый лист.
И, не смущаясь пепла, тлена,Крушенья дерзостной мечты,Вновь ликовала кровь по венамВ упорной жажде высоты!
1938
Изба
Косая. Лапами в заборСтоит. И сруб сосновый воет,Когда ветра в нутро глухоеЗаглянут, злобствуя, в упор.
Зимой всё в инее и стуже,Ослабив стёкла звонких рам,Живот подтягивая туже,Глядит на северный буран.
Кругом безлюдье. Хоть кричи!Стоит, как на дороге нищий.И тараканы стаей рыщутВ пустой отдушине печи.
Метели подползают ближе.И вдруг рванут из-под плетня,Холодным языком оближутВ хлеву хозяйского коня.
А сам хозяин, бледнолицый,Окутан кем-то в белый холст,Лежит в гробу на половицах,В окамененье прям и прост.
В окошко свет скупой бросая,Глядит луна в его судьбу,И ветры жутко потрясаютЕго сосновую избу.
Здесь, по соседству с белым гробом,В ногах застывших мертвеца,За полночь я родился, чтобыПрославить мёртвого отца.
Чуть брезжил свет в разбитых окнах.Вставал, заношенный до дыр,Как сруб, глухой и душный мир,Который был отцами проклят,А нами перевёрнут был.
1938
