Самый младший лейтенант. Корректировщик истории - Юрий Валин

Женька встал из-за компьютера и прошелся по келье. Глаза устали. Шестой вариант книжного перевода ничем не отличался от предыдущего. Блин, прямо родственником стал этот проклятый тип со своими мемуарами.

Работал рядовой Земляков. Вкалывал. Утренняя пробежка уже не казалась самым страшным наказанием. И на турник автоматически лез, и тренажеры «боксмэны» по мордам бил. Катрин показала, где ключ от спортзала. Спортзалом помещеньице называть было смешно – просто несколько матов, боксерская «груша» и несколько ростовых манекенов. «Место для релаксации». Смена рода деятельности – лучший отдых.

Три недели прошло. Словно сто лет. Графика у группы не было – просто ускоряли подготовку как могли. Дату старта менять сложно – возникнут проблемы с синхронизацией. Прыжок и так момент крайне рискованный. Тем более первый раз люди с оборудованием пойдут.

И ты пойдешь. Обломаться и попятиться… ну, уже никак. Не полное же ты чмо, Евгений Земляков?

Тогда, в воскресенье, Катрин дала мобильник позвонить. Женька позвонил маме, та поохала, но говорила довольно спокойно. Оказывается, майор ей уже два раза звонил. О присяге рассказал, заверил, что кормят хорошо. Теперь мама озадачила требованием тщательнее руки мыть, ибо в армии сплошь желудочные расстройства и чуть ли не повальная дизентерия. Особенно зараза с фруктами передается. По телевизору рассказывали.

Забавно, телевизора Женька ни разу в армии не видел. Фрукты были – Катрин исправно в отдел покупала. Любила товарищ старший сержант фрукты, особенно яблоки и апельсины. Вообще-то в рабочие моменты наставница приказала ее для краткости именовать просто Катрин. Для своих из Отдела майор был Сан Санычем, а компьютерный старлей на Шурика откликался. Женька, естественно, себя контролировал, старался об уставе и чинопочитании не забывать. Начальство относилось с пониманием. Вообще, в Отделе не то чтобы демократию культивировали, просто на лишние формальности не желали время тратить.

С армейскими формальностями Женька столкнулся как-то после ужина. Прижали трое «дедов» на лестнице казармы:

– Забурел, салабон? Стрижка цивильная, сапожки носишь? Кавалеристом заделался? Кавалергардом?

Женька несколько растерялся:

– Я с разрешения майора Варшавина.

– Да ну?! Может, у вас там и ипподром заведен?

Женьку довольно ощутимо двинули в бок:

– Как у тебя от овса? Почки не ломит?

– Эй, да вы что?!

– Как сержанту отвечаешь? Что за «че» такое? Ты устав-то читал, салабон тепличный?

Внизу распахнулась дверь. «Деды» замерли.

– Ой, а кто у нас там так страстно дышит? – томно поинтересовался снизу знакомый женский голос.

– Так мы это, насчет обуви беседуем, – чернявый младший сержант торопливо поправил на Женьке куртку.

Екатерина взлетела на площадку:

– Кадочник, я тебя предупреждала?! Я ж тебя, б…, урою. Кастрирую, кот блудливый. Ссать жопой будешь. Вы у меня без всякого дисбата сдохнете, стурвормы шелудивые. Пошли на хер отсюда! Земляков, шагом марш в кабинет!

На улице сгребла Женьку за шиворот:

– Слушай, еще раз замечу, что так перед ними топчешься, переселю в их вонючий кубрик. Понял?! Блин, сопля жеваная.

– Так я…

– Что ты?! Струхнул в кальсоны? Позорник германофильский. Если в следующий раз не врежешь паршивцу под дых, я тебя сама так отметелю… Толмач лоханутый.

Был и следующий раз, закончившийся, можно сказать, почетной ничьей. Женьке надорвали карман, а один из комендантских слетел с лестницы и несколько дней хромал. После инцидента никаких оргвыводов не последовало, только Катрин как-то мимоходом бросила:

– Ты все-таки лягайся аккуратно. С травмами возни не оберешься.

Интерес комендантских явно подувял, а Женька понял, что наставница присматривает за новобранцем бдительно. Даже некоторую глуповатую гордость ощутил – не у каждого такая нянька. Хотя стыдно, конечно.

Следующий удар по самолюбию был нанесен в одно из воскресений. На увольнение Женька, понятно, не рассчитывал. Но после обеда позвонили с КПП, – оказалось, гость к Землякову.

– Мать там твоя, – хмуро пояснила Катрин, удерживая под мышкой стопку картриджей к принтеру. – Сан Саныч разрешил. У тебя полчаса. И без глупостей, Земляков.

Женька стоял у заснеженной лавки, жевал сырник и невнятно объяснял маме, что переводами завален по горло, ноут дали замечательный, и вообще практика исключительно полезная. Мама расспрашивала, подливала из термоса кофе и загадочно улыбалась.

– Ладно, жив-здоров, только глаза красные. Я пойду, к тебе вот еще гостья.

Женька увидел стоящую в стороне Ирэн и судорожно заглотнул недожеванный сырник.

Подруга повисла на шее, не дожидаясь, пока мама отойдет:

– Ну ты лузер, Джогнут. Как же ты влетел?

– Да вот… угораздило, – Женька обнимал плечики, укрытые пышным меховым капюшоном, и чувствовал, что некоторые мужские реакции в солдатском теле еще сохранились. Утешительно, а то появились уже сомнения.

Чуткая Ирэн прижалась плотнее. Была она вся такая хорошенькая, душистая.

– Как же у тебя теперь с универом? Ой, что я, идиотка, спрашиваю. Давай Джогнут, отойдем, покурим.

– Слушай, мне идти уже нужно.

– Пять минут. Тебе чуть затянуться не помешает, – открыла пачку, среди сигарет прятались две самокрутки.

– Ирка, да ты с ума сошла! – ужаснулся Женька.

– Ой, какие мы дисциплинированные. Тебя что, обнюхивают? Или детектором проверяют?

Женька вздрогнул, предчувствуя беду, но обернуться не успел.

– Так, боец Земляков, что такое происходит?

Катрин стояла в распахнутой «аляске». Злая, рослая. Яркая без всяких помад и теней.

– Ой, а вы кто? – изумилась Ирэн.

– Это мой командир… – промямлил Женька.

– Старший сержант Мезина, – рявкнула Катрин. – Вы – мама? Нет? Ну и брысь отсюда.

Пунцовый ротик Ирэн округлился:

– А вы по какому праву на меня орете?

– Ириш, ты иди, – взмолился Женька, но было уже поздно.

Взгляд сержантши упал на пачку сигарет. Ирэн успела только ойкнуть – пачка оказалась в руках светловолосой истязательницы.

– Так, «дурь» тут у нас?

– А вы что, из милиции? – воинственно поинтересовалась Ирэн.

Женька не подозревал, что почти полную пачку сигарет можно смять в шарик. У Катрин получилось с легкостью. «Мячик» увесисто стукнул Ирэн в лоб и отскочил в сугроб.

– Гэть отсюда!

Ирэн уже удирала, держась за длинную рыжую челку. Сержантша повернулась к Женьке.

– У меня и в мыслях не было! Я же не просил, – взвыл рядовой Земляков.

– Агнец невинный, – Катрин длинно сплюнула в снег. – Тискал гостью исключительно из вежливости? Ну, отгребешь.

Женька отгреб. После отбоя ему был выдан инструментарий в виде щетки и банки чистящего средства, и ночь рядовой Земляков провел, приводя в порядок санузел отдела «К». Вообще-то туалет был довольно чистый, но так казалось только на первый, сугубо непрофессиональный взгляд. Катрин пару раз заглядывала, проверяла. Зевая, объясняла разницу между чистым и девственно чистым унитазом. Женька осмелился спросить – зачем унитазу девственность? Оказалось, чтобы микробы от удивления в обморок падали. Под утро экзекуцию милостиво прекратили. Женька успел даже часок поспать до пробежки. Когда рысили по свежему снежку, Катрин сказала:

– Кстати, о девственности, дисциплине и «дури».

– Вообще-то Иришка нормальная девчонка, только легкомысленная слегка, – пробормотал Женька.

– Я об унитазе. Надо было бы тебя попросту отметелить. Не верю я в действенность затяжных педагогических унижений. Злой на меня?

– Э-э… лучше унитаз, чем иные методы. Я слышал, телесные наказания не признаются современной наукой.

– Кому ты говоришь? Я в свое время один курс педагогического отсидела. Вот же бездарно проведенное время! Еще и теперь злопамятные старшие товарищи припоминают. Вот – тебя на дрессировку подсунули. А насчет физического воздействия – ты напрасно. Пинок куда честнее любых нотаций. Там ты хоть увернуться вправе. И тонус физический такое воспитание поддерживает.

– Так точно. Можно я подумаю над этой дилеммой, товарищ старший сержант?

До второго моста бежали молча, потом Женька пропыхтел:

– Катрин, можно вопрос задать? Вы где еще учились? Я имею в виду по военному образованию?

– О, это отдельный вопрос. Отвлеченный. Давай-ка лучше я тебя по делу спрошу. Ты пойдешь?

Женька на миг задрал голову – вверху мелькали застекленные желтые фермы моста и выдохнул:

– Пойду, товарищ старший сержант. Я же вроде нужен. Готовился. И потом это ведь ненадолго.

– Ну-ну. Ты подумай в последний раз.

Свершилось всю буднично. После обеда позвал в свой кабинет майор.

– Ну, Земляков, как настроение? У нас с тобой сегодня обозначилась «точка невозврата». Решение имеешь?

– Готов идти, товарищ майор.

– Ну и славно. Подписывай.

Женька подписал очередную бумагу.