Боюсь тебя убить...Часть 1 (СИ) - Сурина Лилия

- Прости… - вдруг услышала я, и в удивлении посмотрела на мужчину. В его воспаленных серо-зеленых глазах металась жалость, и стояли слезы. – Прости, девочка… Это я во всем виноват. Сына вырастил монстром, ни в чем ему не отказывал… Во что он тебя превратил…

12.

Просидев полчаса, мужчина ушел. Он сказал, что суд состоится через два месяца, и что я считаюсь потерпевшей, а не подсудимой. Еще сказал, что мне ничего не грозит, могу успокоиться и ничего не бояться. Но я не слишком-то поверила его уверениям.

Меня не оставляли в покое, каждый день кто-нибудь навещал. Приходил сенсей, объяснил причину моей травмы и гибели моего обидчика. Оказалось, в состоянии шока у меня проявились навыки бесконтактного боя, которыми владеют многие мастера восточных военных видов борьбы. Всего лишь, а я уже в чудеса поверила.

- Вот придешь в норму, я научу тебя…

- Я больше никогда не буду заниматься карате, - перебила я седого сенсея, узкие карие глаза которого внимательно следили за мной. – Хватит с меня, и так убила человека. Я опасна, и мне страшно.

- Вот поэтому, через полгода я жду тебя. Ты просто обязана продолжать обучение, чтобы больше не могла навредить людям и себе. Я научу тебя сдерживать свою энергию, Кайсака.

Я встрепенулась, услыхав свою боевую кличку. Сенсей Токаси Сайто наградил меня ею еще в детстве, на втором году обучения. Он всем своим ученикам давал клички, которые они заслуживали. Лариску Халявину он назвал мартышкой, иногда приставлял прилагательные «нетерпеливая» или «глупая», иногда «завистливая». Ей удивительно шло прозвище, и Лариска каждый раз услышав его, покрывалась красными пятнами от злости и требовала прекратить ее так называть. Сенсей только смеялся в седые усы, чем еще больше выводил ее из себя.

Как-то вечером пришла и мартышка. Я уже знала, что на меня напали по ее велению, это она подговорила знакомых парней изуродовать меня, не поняла только зачем. И вот стоит она у дверей моей        палаты, не решаясь подойти, а у меня в голове крутится только один вопрос – зачем? В этот вечер возле меня дежурила Анечка, бабушка ушла домой, и должна вернуться через час.

- Ты чего явилась?! – сжимая кулаки возмутилась соседка, того гляди бросится на Лариску. – Наделала беды! Как только совести хватило, прийти!

- Ань… пусть скажет, зачем пришла. И уходит.

- Прости… я, не хотела… - подползла ближе Лариска, вызвав у меня волну отвращения. Перед глазами встала картина, как она улыбалась в окне, когда меня тащили на пустырь. – Я только… прости меня ради Бога!

Халявина упала на колени возле моей кровати и забилась в рыданиях. А я все размышляла, какая она мартышка сегодня. Может жалкая? Или хитрая? Или раскаявшаяся и поумневшая?

- Юляя-я… прости… если, ты дашь показания против меня, меня надолго в тюрьму… а, я не хочу в тюрьму, я все сделаю для тебя. Я денег дам, много… Я такая дура была…

Я закрыла глаза и отвернулась. Вот и вся суть этой мартышки. Трусливой и безжалостной. Жаль, что и уши нельзя закрыть, чтоб не слышать фальшивых рыданий.

- Зачем ты так со мной? За что? – повернулась я к Халявиной.

- Так это… позавидовала. Тебя всегда вперед двигали… а, я тоже на чемпионат Европы хотела. Но я велела тебе только руку сломать, а не так… - кивнула она в мою сторону и скривилась.

- Пошла вон отсюда, дрянь! – подлетела Анечка. – А то я сейчас и тебе руку сломаю, или космы повыдираю. Давай, давай, вали отсюда!

Анечка силой вытолкала Халявину за дверь и вернулась ко мне, присела на кровать, поправила белокурые пряди, выбившиеся из конского хвоста.

- И не вздумай ее жалеть! Ишь ты – «заплачу»! Заплатишь, куда ты денешься, все заплатишь, по закону!

А мне всё равно было жаль мартышку. Недочеловек из неё получился, лживая и трусливая – два качества, которые сродни гранате, если не убьют, то ранят так, что не очухаешься. Да еще хорошо владеет навыками карате. Мартышка с гранатой… А я Кайсака. Я знаю, что это означает змея, но вдруг мне захотелось побольше узнать про нее, вдруг я смогу понять себя? И я попросила Анечку сходить в библиотеку и принести мне книги про змей, какие только найдёт. Нашла она немало, даже энциклопедию с цветными картинками. И я увидела ее, мою кайсаку! С фотографии на меня смотрела небольшая яркая змейка с маленькой головой и четкими большими ромбами на теле. И описание: « Избегает людей, очень ядовита, при опасности молниеносно атакует, от ее стремительной атаки спастись удастся вряд ли…»

У меня закружилась голова. Именно так и случилось. Спастись от меня бедолаге не удалось, я убила его. Откуда сенсей знал, какое прозвище мне подходит? Будто насквозь видел.

Через два месяца меня выписывали из больницы. От слабости я с трудом могла стоять на костылях, меня шатало из стороны в сторону. С помощью Анечки и бабушки едва смогла спуститься вниз по лестнице и доковылять до ожидающей нас машины. Мышцы как тряпочные, это бесило и выводило меня из себя. Но я только стиснула зубы и не проронила ни звука. Дома сразу ушла в свою комнату и легла на кровать.

13.

Я ни разу не смотрела на себя в зеркало за все время, пока была в больнице. Страшно. По жалостливым взглядам медсестер и санитарок поняла, что ничего хорошего я там не увижу. Меня всегда считали красивой, а что теперь? Даже не знаю. Полночи пролежала без сна, мучаясь любопытством. Потом решилась посмотреть на себя. Дотянулась до костылей и встала, сделала три шага к трюмо. Включила бра на стене, постояла с полминуты и перевела взгляд на зеркало. То, что я там увидела, потрясло. Я оторопела от испуга. Совершенно белое лицо, будто неживое, и багровые кривые шрамы, левый глаз полуоткрыт, волосы выбриты клочками, проплешины в тех местах, где накладывали швы. Один край губ вздёрнут вверх, другой наоборот. Вид настолько жуткий, что я не смогла сдержать крик. Мне тут же вспомнилось то роковое утро, снова боль и страх. Как жить с таким лицом?! Как?! Не помню, как подняла костыль и стала колошматить по своему отражению, крича и рыдая, как прибежала бабушка и почти следом соседка Анечка, как они вдвоем пытались успокоить меня. Я извивалась в истерике, проклиная эту жизнь, жалея, что сопротивлялась тогда. Пусть бы меня убили…

- Ну-уу, всё-ё, всё… тише, маленькая моя… - шептала бабуля, крепко прижимая меня к себе. – Пройдет время, всё наладится…

- Бабушка… я уродина. Как мне жить теперь? – мы сидели на полу среди осколков зеркала, я уткнулась в грудь единственному родному человеку во всем мире, и тихо плакала, а бабушка вытирала мои мокрые щёки, успокаивая, тихо напевала песенку на французском языке. Наш небольшой городок еще спал, не ведая о трагедии в отдельно взятой квартире. Никому ни до кого дела нет.

На другой день пришла повестка в суд. Мне уже было все равно, что со мной будет, поэтому не обратила на нее особого внимания. Подошла к окну, открыла его, впуская поток свежего осеннего воздуха. Вот и сентябрь… Я не поступила в институт, не вышла замуж, как собиралась. Нога все еще в гипсе, шрамы при свете дня выглядели не так устрашающе. Все пройдет, сказала бабушка… Действительно, все когда-нибудь пройдет, и жизнь тоже. Мой взгляд привлекла скамейка. Ники… бедный, просидел на ней всю ночь… любимый.

- Ну-ка, отойди от окна! – в комнату влетела соседка. Наверное, бабушка велела ей приглядывать за мной, пока сама в школе. – С ума сошла?!

- Ань… я не собираюсь выбрасываться в окно. Просто дышу, – поспешила я успокоить подругу.

- Правда? – в глазах все еще недоверие и страх.

- Правда. Второй этаж… хватит только руки-ноги переломать. Если мне снова захочется свести счеты с жизнью, то выберу более действенный способ, например…

- Хватит дурить! Жить нужно, вопреки всему, – перебила меня Анечка. Она обняла меня за плечи и усадила на диван. – Знаешь, человек способен забыть все плохое, со временем. И жизнь наладить.

- Забыть? Вряд ли у меня получится. Стоит только в зеркало посмотреть…

- Да, будет трудно. Но жизнь продолжается. Волосы отрастут, шрамы сгладятся. Можно же пластическую операцию сделать, глаз поправить, и следа не останется, - улыбнулась Аня.