«Ли Ле Ло»: детки из клетки. Первое дело - Михаил Огарев

Подобное нахальство её всегда отличало и, как правило, действовало на меня безотказно. Но в эту минуту я ощущал себя кем-то вроде странника, умирающего от жажды в пустыне и мечтающего о маленьком глоточке воды, – а к нему подошли и окатили прямо из ведра. Но почему-то лишь ноги…

Заметив, что после её выпада я, выражаясь боксёрским термином, «поплыл», чуткая девушка тут же заботливо меня утопила:

– Кстати, лично тебе совсем не обязательно влезать в криминальные и прочие проблемы этого самого Нефилова. Будешь заниматься легальным посредничеством и маркетингом, как и договаривались.

Наверное, я представлял собой унизительное для гордого кавказского человека зрелище, так как Нечитайло поспешил перевести разговор на свою персону:

– А обо мне как бы и позабыли? Одарили мужским комплиментом, и ладушки?

– Да куда ж вы от нас денетесь, родной Тарас Давыдович! – всплеснула руками Лозанникова, источая натуральную медовую амброзию вперемешку с малиновым сиропом. – У самых истоков предприятия, можно сказать, стояли! Я-то очутилась здесь исключительно благодаря вашей благожелательной рекомендации! Вам и карты в руки: обучите Дато Вахтанговича всем премудростям и тонкостям нашего ремесла! Так сказать, поможете войти в колею…

– Ай, как славно придумано! Два мужика станут бумажки перекладывать, а две девчонки да зелёный хлопец к бандюкам на разборки поедут? – Нечитайло сердито пошевелил усами и просто сказал: – Не бывать тому, Лиза.

– Ах, «зелёный хлопец»?! – неподдельно возмутился Канер. – А не припомните ли, сколько хвилин ваша могучая милость тужилась да потела, прежде чем кое-как, с грехом пополам, уложила мою руку на стол в честном мужском состязании по армрестлингу? Уж никак не меньше двух! Симпатичнейшая арийско-маньчжурская барышня Рената была свидетельницей и активно за меня болела… Ну а как насчёт того, чтобы продолжить игры на моём поле? Не желаете ли сесть вот за этот селероновый «пенёк» – не в целях поедания принесённого из дома пирожка, разумеется, а для установки какой-нибудь плёвой программки? Ась? Ой, а вы чтой-то перепугамши? Ой, и в лице переменимши? И даже верхними конечностями суетливо замахамши?

– Всё равно ты ещё мальчуган, коли так выпендриваешься, – отпарировал Нечитайло. – И в армии не служил.

– Само собой. Я же, как говорят на Молдаванке, немножко не клинический идиёт.

– Родители отмазали…

– Ну да. Они ведь тоже не придурки.

– И болезню себе заграничную сочинил! Эту… как там её… Арах… тьфу ты, чёрт, без стакана и не выговоришь… Арахнофобию, во!

– Тарас Давыдович, да вы, никак, сами головушкой хвораете? – под всеобщий необидный смех изумился Канер. – Да я сроду пауков не боялся! По справке у меня «агорафобия», то бишь бессознательный, навязчивый страх перед большими пространствами. Но это для страховки от слишком дотошных военных эскулапов. А так вашему покорному слуге, ежели скаламбурить, и близорукости за глаза хватает для белого билета!..

Не знаю отчего, но мне вдруг стало на удивление легко. Казалось, что я знаком с этими людьми давным-давно, но вместо того, чтобы быть рядом, по прихоти злого рока (или по собственной беспечности) лет двадцать мотался по огромной бестолковой стране, послушно выполняя чужие приказы, порой на редкость противоречивые, вплоть до этой самой бестолковщины. Да, теперь я был полностью свободен, но свалившееся в качестве довеска гнетущее одиночество оказалось слишком тяжёлым и для моего нынешнего возраста, и для темперамента…

Я пружинисто поднялся, сдёрнул со стула свой пиджак, облачился в него и подчёркнуто застегнулся на все пуговицы. Подошёл к Лозанниковой и спросил:

– Когда можно будет написать заявление о приёме на работу?

Елизавета Леонидовна расцвела. Михаил захлопал в ладоши, а Рената тихо взвизгнула и, кошкой перескочив через стол, сиганула мне на спину и со вкусом чмокнула в ухо. Тарас Давыдович ограничился традиционным: «Добре, добре…»

Вмиг на столах вновь, как из-под земли, возникли напиточки-закусочки, и пирушка возобновилась, но уже с совершенно иными эмоциями. «Хванчкара» (мало похожая на настоящую) бесцеремонно мешалась с водкой и заедалась чем попало, а шампанское вообще шло вместо прохладительного газированного напитка. Беззаботно шутили, судачили, гомонили… Мужчины в меру раскраснелись, а дамы слегка зарумянились. Лозанникова то и дело звонко смеялась, красиво откидывая голову назад и рассыпая наспех придуманную прическу. Улучив момент, я не удержался и как можно деликатнее поинтересовался, откуда у неё столь приличное знание блатных манер и символики.

– Перед вами бывшая «прима» городского драмтеатра! – не без гордости представились мне. – Играла и Соньку Золотую Ручку, и даже известного персонажа из репертуара Фаины Раневской! Помните её уголовницу-барыгу? «Таки шо вы говорыте?» – (она сощурила глазки, превратив их в поросячьи, часто-часто ими заморгала и очень натурально скопировала интонацию великой актрисы). – И вдобавок недурная рисовальщица – эскизы своих театральных костюмов сама готовила. Когда этот туповатый Нефилов отвлёкся, я успела кое-чего изобразить на руке стареньким фломастером. Виктор Палыч – явный лох, за версту видно, и подлинник от подделки вряд ли отличит. Так оно и вышло. Ой, побегу в умываленку, смою это безобразие…

4. Грузин и азиатка

– Проходи, – сказала Рената после того, как вдоволь поколдовала с ключами. – Не забывай, что ты в гостях, но будь как дома!

Едва я вступил в узкую прихожую, как она сама собой осветилась. Мягкое неоновое сияние охватило меня, казалось, отовсюду: жёлтыми, лунообразными пятнами с потолка и длинными синеватыми полосками со стен. Луны пылали ровно и меланхолично, а вот настенные линии вели себя исключительно игриво, то и дело начиная подмигивать слева или справа. Процесс переодевания-переобувания при этом весьма оживлялся, но долго находиться в этих переглядках было утомительно.

– Евроремонтик? Или досталось от предыдущих хозяев? – поинтересовался я, и, услышав хвастливое: «Самые натуральные Эльзас и Лотарингия в моём исполнении! Как в лучших домах Парижу и Козлодуя!», со вздохом выразил сомнение в полезности подобных спецэффектов. Как для постоянного зрения, так и для переменчивого содержимого кошелька.

Рената фыркнула, задрала нос и глянула на меня с прищуром из-под чёлки ну исключительно по-европейски – то есть, политкорректно и скучающе. Что совершенно не вязалось с её типично азиатским личиком в целом и плутовскими ямочками на щёчках, в частности. Впрочем, точно с таким же выражением на лице она могла без замаха ударить под вздох.

– Ты же знаешь, что в моём характере причудливо сочетаются тяга к восточной вычурности и сумрачный германский гений! – назидательно напомнили мне. – Восток ты только что увидел, теперь покажем тебе «долину, где Эльба шумит»…

– Надеюсь, что на ближайшем ко мне бережку там найдется и диванчик, – высказал я пожелание. – Ужасно хочется вытянуться во весь рост и понежиться – в автобусе было чересчур жёстко.

– Ха! – на выдохе звучно выдала хозяйка квартиры. – Мягких предметов, способствующих искривлению позвоночника, не держим! И вообще центральная зала не для тебя.

С этими словами меня прихватили за плечи и втолкнули в первую по ходу коридора комнату, где включили нормальный люстровый свет опять-таки нормальным образом, шлёпнув ладошкой по тумблеру справа. Я непроизвольно замер на полушаге, сражённый минимализмом комнатной обстановки: прямоугольный стеклянный столик на паучьих ножках посередине, квадратные «геометрические» кресла с обеих его сторон, причудливая стеклопластиковая конструкция с полным компьютерным набором у одной из стен и внушительная рамка плоского телевизора на стене другой. Встроенные шкафы и откидную кровать удалось заметить не сразу – зато огромное центральное окно поражало воображение. Слишком уж вызывающе для третьего этажа обычного постсоветского дома. Даже если полностью прикрыть непроницаемой чёрной портьерой. Что и было незамедлительно исполнено.

– Дизайн вовсе не офисного типа, как ты мог бы ошибочно подумать, а ретро-коллекционного! – гордо сообщила Рената. – Один голландский модельер придумал.

– Сразу видно, что он не любитель чтения, – заметил я. – Ах, если б ты видела старые ореховые полки в телавском доме моих родителей! И книги на многих языках…

– И уж на русском их было меньше всего? – съязвила новоявленная поклонница нидерландской минималистики. – Да и те небось исключительно о разлюбезной Грузии? На самом видном месте, конечно, «Давид Строитель» бывшего вашего пахана Звиада Гамсахурдиа, ага? Которого вовремя пристукнули бравые парни из «Мхедриони»!