Часы с кукушкой - Наталья Ильинична Еланцева

 В школьные же годы, тем же составом спортсменов, ездили отдохнуть на это необыкновенное озеро, в район Листвянки. Первое, что поразило нас – это то, что на берегу Байкала не было комаров и мошки: просто ползали по камням какие-то мухи, которые не кусались. Решили, что будем жить в палатках, немного выше от берега. Поднимались по тропинке, держась за верёвку, как альпинисты. Ночью разразилась гроза. Сильный ветер рвал полы палаток, сверкали ослепительные молнии, страшный гром, казалось, разрывал небо прямо над головой. На Байкале поднялся шторм. Шум воды был слышен нам в палатках, но хорошо, что высоко поднялись на сопку. Мы сидели притихшие и слушали стихию. Конечно, больше всех переживали наши взрослые.

 Утром они приняли решение спускаться и жить на турбазе. Как мы не уговаривали остаться в палатках, решение было принято окончательно. На турбазе в это время были туристы из Москвы, и, конечно, мы, сибирячки, ходили гордо перед ними, рассказывая о ночном шторме. Пусть не считают нас девчонками из глуши! Простые спортивные костюмы носили с видом, как–будто это дорогие фирменные. Терпеть не могу, когда оценивают по одежде! В это и есть наша суть девчонок–сибирячек. Не дать унизить себя в любой жизненной ситуации. Это чувство собственного достоинства, которое воспитано с детства.

 Сибирячки! В любой стране, на любой земле, мы всегда сознаем, что мы девчонки-сибирячки, и это придёт сил, и расправляет наши плечи.

С детских лет звучит в моей душе песня:

Чуть охрипший гудок парохода

Уплывает в таёжную тьму

Две девчонки танцуют на палубе,

Звёзды с неба летят на корму.

А река бежит, зовёт куда-то,

Плывут сибирские девчата

Навстречу утренней заре,

По Ангаре, по Ангаре

Верят девочки в трудное счастье,

Не спугнёт их ни дождь, ни пурга

Ведь не зря звёзды под ноги падают

И любуется ими тайга…

В пути

 Антонина смотрела в окно. Мелькали ели, стройные берёзы, кое-где они росли островками – колками. Здесь, в Западной Сибири, берёзы были особенные, высокие, стройные, стволы белоснежные, кажется, что все они одной высоты. Иногда росли сплошной стеной вдоль железной дороги, мелькали так, что рябило в глазах. Антонина смотрела на эту пестроту, и, казалось, её жизнь стала последнее время такой же, быстро меняющейся событиями. На минуту женщина прикрыла глаза, и снова робость, растерянность закрадывались в сердце.

 В купе смеялись, шутили, играли в карты так азартно, что это заинтересовало Тоню и отвлекло от своих проблем.

С верхней полки спустилась хрупкая женщина – похоже, одногодка. Она смеялась, поддерживала компанию, но в глазах была грусть и ещё что-то такое, что нельзя выразить словами.

 Антонина обратила внимание, что на всём пути следования она пила только кофе или чай. Хотелось пригласить перекусить, но Тоня боялась этим оскорбить, чувствовалась гордость в этой странной и в тоже время притягивающей к себе женщине.

 Почти каждый в купе рассказал свою историю жизни, потому, что она умела слушать, но о себе говорила скупо, не очень охотно.

Вот и Тоня поддалась своему порыву рассказать немного о себе.

 Мелькали полустанки, деревни, по виду малонаселённые – много заброшенных домов грустно смотрели окнами в землю. Казалось, что устали от пустоты внутри. Тоня эти дома сравнивала с одинокими стариками, никому не нужными, терпеливо дожидавшимися окончания жизненного пути.

 Антонина вздохнула, посмотрела на свою попутчицу, которая пила кофе, и увидела в глазах напротив участие.

– Не знаю даже, как встретят меня….

– Боитесь, что Вас не встречают?

 Так завязалась их беседа. Антонина рассказывала и чувствовала, что постепенно проходит растерянность и робость перед предстоящей встречей.

 Тонин отец оставил их с матерью, когда малышке было всего два года. Остались только фотографии, где они втроём весело качаются на качелях. Он уехал далеко к другой женщине, не писал дочери, как-будто и не было той их весёлой счастливой жизни.

 Тоня, как могла, помогала маме, видела, что она много  работает. Девочка старалась не расстраивать, училась на «отлично». Потом окончила педагогический институт. Но так и не встретила свою любовь, может быть, пример родителей пугал её в юности. Вот и осталась одна: ни мужа, ни детей.

 Жизнь текла в одном русле: работа, дом, иногда поездка к морю в отпуск.

 Несколько дней назад пришло письмо с незнакомым адресом. У Тони замерло сердце, когда прочитала его. Писала супруга отца. Она сообщила, что он умер два года назад. Долго не решалась написать дочери, но поняла, что надо встретиться и показать могилу отца. Оказывается, он писал Антонине и помнил всегда, что есть дочь.

Мама тоже оставила этот мир два года назад.

Тоня растерялась от такой новости.

 Долго не могла ответить той женщине. А потом решила, что надо поехать, вдруг она нуждается в помощи. И вот теперь, сидя в вагоне, не может успокоиться, волнуется, как пройдёт их встреча, что она скажет той женщине, чтобы не оскорбить, ведь пожилой человек.

 Рассказав о своих сомнениях, Антонина почувствовала облегчение. Напротив Тони смотрели понимающие глаза, которые сопереживали ей, а не просто любопытствовали.

– Мне кажется, что Вы правильно сделали. Наверное, эта встреча нужна Вам обеим.

– Боюсь очень, как девчонка!

 За окном мелькали огоньки какого-то города. Значит, скоро ночь, и Тоня приедет, выйдет на ночной перрон, и новая, другая жизнь, начнётся у неё.

 Выходя из купе в середине ночи, Антонина посмотрела на верхнюю полку, где спала её попутчица, оставила для неё печенье и консервы на столике, уверенно пошла к выходу.

 На перроне Тоню встречала пожилая женщина, также взволнованно всматриваясь в её глаза….

Спасибо деду…

 Так хочется пройти в строю Бессмертного полка с портретом деда, но….

 Его призвали в сорок первом из далёкой Сибирской деревушки Алтайского края в конную Сибирскую дивизию. Так получилось, что вернулся мой дед Игнат на пару часов домой, потому что воинский состав в Барнауле задерживался.

 Он переступил порог родного дома, огляделся, оставил в своей памяти всё до мелочей. Провёл ладонью по столу, который мастерил сам, тепло дерева передалось ему: потом долго ещё чувствовал Игнат это тепло – тепло родного дома. Крепко обнял сына и, не оглядываясь, пошёл на станцию.

 Почему вернулся на несколько часов? Может быть, знал, что видит родные места в последний раз? Теперь мы никогда не узнаем….

 Ни одной фотографии не осталось – я даже не знаю, как выглядел мой дед. Папа говорил, что похож на него, а, значит, и в моих чертах лица, характере, есть частичка деда Игната. Наша русская натура: что всё впереди, ещё много времени, успеем оставить о себе память своим внукам, правнукам….

 Понимаю, что в деревне не было фотографа, но дед был бригадиром в колхозе, как когда-то в детстве рассказывала бабушка. Потом капитаном на судне ходил по Оби.

 Думаю, что обыкновенная бабушкина обида