Приключения Одиссея - Гомер

Высокий воин в изрубленном шлеме порывисто растолкал товарищей и выступил вперед. Это был Эврилох, отважный боец, но сварливый и беспокойный человек. Он шагнул к Одиссею и вызывающе крикнул:

— А кто виноват в этом? Ты, ты, Одиссей, дерзкий, неукротимый! Зачем тебе понадобилось нападать на город киконов? Разве ты не знал, как сильно их племя?

Одиссей сдержанно и сурово ответил:

— Ты, Эврилох, первый был недоволен своей долей при разделе богатств Илиона. Кто, как не ты, требовал, чтобы мы на обратном пути предприняли набег на союзные Трое племена? Ты сам ликовал, когда мы взяли Измар и делили сокровища киконов здесь, на песчаном берегу. Но разве я не убеждал вас тотчас же плыть дальше? Ты был в числе тех, кто захотел отпраздновать победу шумным пиром. Безумцы! Вы дождались того, что киконы собрали соседей и напали на нас врасплох… Нечего теперь жаловаться на меня. Что же! Мы выполнили последний долг перед погибшими друзьями, а по возвращении в Итаку воздвигнем каждому из них кенотаф. [21] Поднимайте паруса, итакийцы! Радуйтесь, что сами остались в живых. Кормчий, держи путь на Китеру! Молите Зевса укротить бушующие ветры и даровать нам безопасную дорогу!

* * *

Мореходы в Эгейском море называют Борея своим другом. Но дикий северный ветер — коварный, ненадежный друг. Моряки верят: он гнездится в уединенной пещере, в суровых Фракийских горах, высоко над Эгейским морем. Оттуда он срывается вниз и мчится с заунывным воем над морской равниной. Пока он дует ровно и сильно, пользуйся им, отважный мореход! Но беда, если разъярится ревущий Борей. Он поднимает огромные волны, выбрасывает на берег оглушенную рыбу; он ломает мачты и смывает в море несчастных мореходов. Горе им, если они не успеют отвести корабль в защитную гавань!

Если они и останутся живы, их занесет неведомо куда, в отдаленные области туманного моря.

На свою беду, понадеялись на Борея итакийцы. Когда корабли вышли из гавани Измара в открытое море, началась свирепая буря. Девять дней она играла утлыми судами. Ветры изорвали на них паруса, непрестанные удары волн расщепили весла. Гребцы не в силах были справиться с бурей. Каждая волна грозила опрокинуть беспомощные корабли. Лишь на десятое утро за бесконечно бегущими гребнями волн злополучные мореходы различили темную зубчатую полоску твердой земли.

Кое-как добрались итакийцы до скалистого берега. За мысом открылся вход в широкую бухту. С осторожностью провели они туда свои корабли. Вскоре на берегу, возле низких кустарников, запылали костры. Измученные мореходы варили в котлах немолотый ячмень, наполняли ключевой водой высокие, узкогорлые амфоры. Одни чинили паруса, другие отдыхали на мягком песке. Вдалеке, за утесами, гудело море.

Одиссей обошел берег, осмотрел заросли кустарника и рощу раскидистых осокорей. Широкая, утоптанная дорога шла от бухты через рощу. Несомненно, поблизости было людное селение.

Одиссей подозвал своего глашатая, темнолицего горбуна Эврибата. Невзрачный горбун был лучшим советником царя. Он созывал народ на собрания; во всех посольствах говорил от имени своего господина; приветствовал гостей царского дома, а на пирах сам смешивал вино и наполнял кубки. Одиссей дорожил помощью умного, обходительного глашатая.

— Мой верный Эврибат, — сказал Одиссей, — мы должны разведать, какие люди живут на этой земле. Я хочу послать зятя моего, Эврилоха. В спутники ему я дам кого-нибудь из воинов. Но нужно, чтобы посольство сопровождал глашатай. Здешний народ должен видеть, что мы соблюдаем обычаи мирных людей. Отправляйся с посольством, о разумнейший из глашатаев! Я больше надеюсь на тебя, чем на буйного, несдержанного Эврилоха, хотя он и царского рода.

* * *

Сияющий Гелиос уже перешел за половину своего пути. Скрывая от товарищей тревогу, Одиссей ходил взад и вперед по дороге. Наконец итакийцы завидели на дороге своих посланных. Двое из послов — высокий воин и горбун Эврибат — тащили третьего, своего предводителя Эврилоха. Эврилох плакал и отбивался, но товарищи крепко держали его за руки и настойчиво увлекали за собой.

— Скорее на корабль, на корабль! — кричал Эврибат итакийцам. — Прочь отсюда!

Встревоженные итакийцы стаскивали корабли в воду, передавали на корабли амфоры с водой, мехи, утварь, торопливо рассаживались по своим судам.

С трудом притащили на корабль Эврилоха, скрутили ему руки и ноги и привязали к корабельной скамье. Одиссей, с обнаженным мечом в руках, последним взошел на корабль. Веслами и шестами воины отталкивались от берега и выводили суда на середину бухты.

В это время вдали, из-за деревьев, показались спокойно идущие люди. Все они были в длинных белых одеждах, без всякого оружия. Полосатые платки закрывали у них головы и спускались на плечи. Пришельцы столпились на берегу. Они дружелюбно улыбались и знаками приглашали беглецов вернуться. Они переговаривались между собой на каком-то звучном, незнакомом языке. При виде их связанный Эврилох вскричал со злобой и отчаянием:

— Отпусти меня, жестокосердый Одиссей! Я останусь здесь, я не хочу больше скитаться по морю!

Глашатай Эврибат в отчаянии умолял Одиссея отплыть подальше. Одиссей приказал гребцам взяться за весла, а сам в недоумении обратился к Эврибату:

— Объясни, мой добрый Эврибат, что произошло с нашим несчастным товарищем? Почему ты так боишься этих мирных и дружелюбных людей?

Эврибат заговорил тихим, взволнованным голосом:

— В недобрые края занесла нас буря! Знаешь ли, что это за народ? Я давно уже слышал о них. Это лотофаги… [22] Мы дошли до их города. У них красивые дома, сложенные из желтого песчаника, богатые дворцы. За городом, на берегу широкой, мутной реки высится величественный храм. Его плоские колонны украшены изображениями невиданных цветов и зверей. По дороге к храму нам встретились эти люди. Они приветствовали нас ласковыми улыбками, и мы безбоязненно подошли к ним. Один из них протянул нам горсть золотистых семян. Немного семян он отсыпал себе и принялся есть их. Он предлагал нам знаками также отведать его угощение. Я медлил из осторожности, а бедный Эврилох сразу съел свою долю семян. Сперва я подумал, что он отравился. Глаза его помутнели, улыбка стала безумной. Но затем он сказал нам, что никуда не уйдет отсюда, что хочет остаться здесь и всю жизнь питаться этими медвяно-сладкими семенами. Тогда я догадался, чту это за семена. Это лотос, лотос! Кто попробует его, тот забывает все на свете — друзей, семью, детей — и больше не хочет возвращения на родину. Есть ли на свете более жалкая участь? О мудрый Одиссей, плывем скорее отсюда, чтобы