Свой человек на небесах - Евфимия Пащенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей ответил мужской голос. Нина сразу же узнала его… Но на сей раз он звучал не мягко и ласково, а злобно и насмешливо:
— Считай, что да. Наверное, она уже на остановке стоит. Теперь можно вздохнуть спокойно. Избавились!
— Ты уверен?
— Еще бы! Я постарался…
В ответ раздался довольный смех Елены Васильевны:
— Какой же ты у меня умный, Пашенка! Повезло мне с тобой!
— Что ж, ты мне тоже очень помогла! Если бы ты не надумала свезти мое письмо в Михайловск, дольше бы ждать пришлось. И тогда эта дура непременно наломала бы дров! Я так боялся, чтобы она чего-нибудь еще не выкинула! Едва удержал…
Немного погодя Елена Васильевна заговорила вновь:
— А ты уверен, что все обойдется? Ведь она же догадалась, от чего умерла та бабка! И аминазин нашла…
— Ну и что! Это еще доказать надо, что мы с тобой ей умереть помогли! Как-никак, у старухи был метастаз в позвоночник. Можно было и не спешить… Вот только вдруг ей за это время вздумалось бы изменить завещание. К счастью, эта дура не знает самого главного…
— Того, что бабкин дом нам с тобой был завещан?
— Ну да! Теперь он наш! К лету мы его дачникам продадим… не впервой! Так что будь спокойна! Раз обошлось, два обошлось — на сей раз тоже все обойдется! Уж ты мне поверь! Я постарался…
Нина с содроганием слушала его наглую похвальбу. А она-то считала Павла Ивановича честным человеком! В то время как на самом деле он оказался подлецом, улыбчивым подлецом, корчащим из себя честного человека! Мало того — убийцей! Как же ей хотелось ворваться в кабинет и обличить обоих преступников! Но она понимала — от этого не будет никакого проку. Гораздо лучше поступить иначе: явиться в горздравотдел и рассказать там о том, что в больнице села Хонга орудует шайка преступников-отравителей, ради собственной выгоды убивающих одиноких старух. Пусть сейчас эти мерзавцы смеются над ней! Хорошо смеется тот, кто смеется последним!
* * *Сразу же по приезде в Михайловск Нина взяла такси и поехала в центр города, к серому четырехэтажному зданию, перед которым высился обелиск со скульптурой, изображающей коренастого бородатого мужика в ненецкой малице, панибратски положившего длань на шею горделивого оленя. Сие произведение искусства, именовавшееся «обелиск Севера», местные острословы прозвали — «третьим будешь?». Что до серого здания, то в нем находились главные государственные учреждения не только города Михайловска, но и всей области.
Первым делом Нина направилась в горздравотдел, на ходу готовясь к пространному рассказу о преступлениях, совершающихся в больнице села Хонга, откуда она только что вернулась. Однако едва девушка назвала свою фамилию, как пожилая сотрудница горздрава прервала ее на полуслове:
— Вообще-то Вам надо не сюда…
— А куда? — поинтересовалась Нина, опешившая от того, что ее не хотят выслушать.
— В партком.
* * *Партком находился в том же самом здании, этажом выше. Войдя в приемную, Нина вошла внутрь и представилась. Услышав ее фамилию, представительный молодой мужчина-секретарь, сидевший за письменным столом, отозвался:
— Да, Вам и впрямь сюда. У нас есть к Вам ряд вопросов. Подождите здесь.
С этими словами он встал из-за стола, подошел к расположенной направо двери, за которой находился кабинет его начальника, и скрылся за ней. А Нина принялась раздумывать над тем, какие вопросы могут быть у представителей михайловского парткома к ней, православной христианке? Уж не надеются ли они завербовать ее в свои ряды? Напрасный труд. Нина ни за что не отречется от Христа!
Наконец секретарь появился вновь. Но не один, а в сопровождении какого-то невысокого мужчины средних лет в сером костюме.
— Я председатель партийного сектора обкома, — представился он Нине, — и хотел бы получить от Вас ответ на ряд вопросов относительно жалобы, поступившей на Вас в райком ВЛКСМ. Вот она.
Вслед за тем он взял в руки исписанный черными чернилами бумажный лист и начал читать вслух:
«Довожу до вашего сведения, что врач-интерн Нина Сергеевна Н., командированная в больницу села Хонга, систематически занималась там религиозной пропагандой: читала пациентам церковные книги, вела с ними, а также с персоналом больницы разговоры на религиозные темы, тем самым компрометируя высокое звание советского врача, чей долг — исповедовать передовые идеи марксизма-ленинизма…»
Нина сидела ни жива ни мертва. Не только потому, что пресловутая жалоба представляла собой донос на нее. Девушка понимала — не случайно Павел Иванович был так уверен в собственной безнаказанности. Он, как искусный игрок в шахматы, тщательно рассчитал наперед все ходы. Теперь Нину не станет слушать никто. Вместо этого ее призовут к ответу…
— К сожалению, здесь нет подписи, — заметил председатель парткома. — Однако эта жалоба — очень тревожный сигнал. Ведь Вы не какая-нибудь малограмотная колхозница, а образованный человек, врач, выпускница одного из лучших вузов нашего города. Поэтому я хочу, чтобы Вы написали объяснительную записку по поводу данной жалобы.
При этих словах секретарь положил перед Ниной несколько листов бумаги и шариковую ручку. И вслед за своим начальником удалился в его кабинет.
* * *…Нина сидела, глядя на лежащий перед ней белый бумажный лист. Вот и свершилось то, о чем она так давно мечтала! Сейчас она напишет на нем свое исповедание веры. Пусть говорят, будто честным на свете не житье — она не станет лгать и отпираться! Лучше умереть, чем позволить себе хоть крохотную ложь. Так в свое время поступил отец Илия Малкин. Она поступит так же.
Перекрестившись, Нина начала писать. Да, она верит в Бога, она православная. И никто и ничто не заставит ее отречься от Христа. Да, она привезла с собой в Хонгу церковные книги. Но не читала их никому из пациентов и персонала больницы. Да, она разыскивала местную церковь, потому что интересовалась судьбой одного местного священника…
Закончив, Нина отложила в сторону оставшиеся листы бумаги и ручку. Теперь будь что будет. Главное — она написала правду. И ни за что не отступится от нее!
Вдруг дверь начальственного кабинета отворилась, и оттуда вышел пожилой худощавый незнакомец с добродушным лицом. Подойдя к Нине, он взял в руки ее объяснительную записку, пробежал глазами несколько строк, и…
— Девушка… — голос незнакомца звучал по-отечески участливо и доброжелательно, — что же Вы делаете? Неужели не понимаете, что этим признанием губите себя? Ведь оно ставит крест на вашей карьере… Я понимаю, Вам дороги ваши убеждения… но зачем ради них ломать собственную жизнь? А сколько горя Вы причините своим родным! Кажется, Ваша мама преподает в мединституте? Подумайте, какой удар Вы нанесете ей! Одумайтесь!
Он говорил с Ниной ласково, словно с ребенком. И с каждым словом этого человека ее решимость пострадать за Христа слабела, сменяясь жалостью к себе, к маме… нет, все-таки, прежде всего — к себе. В самом деле, зачем ей губить себя? Ведь стоит лишь немного покривить душой ради собственного спасения… потом она исповедает этот грех и искупит его добрыми делами. Господь милостив, Он простит ее, как простил некогда ученика, трикраты отрекшегося от Него. Да только ли его одного?..
— Вот что, — донесся до Нины голос участливого незнакомца, и на стол перед девушкой лег чистый бумажный лист. — Давайте договоримся — я ничего не видел, Вы ничего не писали. Вот видите, я рву эту бумагу! А теперь берите ручку. Вы слышите меня?.. Тогда пишите: по поводу информации, содержащейся в анонимной жалобе на меня, поясняю следующее: я не могла участвовать ни в каких мероприятиях религиозной направленности, поскольку являюсь атеисткой… Пишите, пишите!.. В связи с чем сведения, сообщенные анонимом, являются ложными… Написали? Прекрасно. А теперь дайте мне этот лист.
С этими словами он прошествовал к двери и исчез за ней, унося с собой отречение Нины.
* * *Нина не помнила, как вновь очутилась на улице и как потом добралась домой. Словно все это происходило не с нею, а с каким-то другим человеком. Впрочем, разве это и впрямь было не так? В серое здание в центре города вошла православная христианка, раба Божия Нина. Но кто она теперь? Кто она теперь?
В прихожей Нину встретила мама, встревоженная внезапным возвращением дочери. Но на все ее расспросы девушка отвечала молчанием. В самом деле — что ей сказать маме? Лучше пусть она как можно дольше пребывает в неведении.
Тем временем ее мама хлопотала у плиты. Как видно, ее Ниночка слишком устала с дороги и проголодалась… Но ничего, мама знает, чем ее порадовать. Как раз сегодня она сварила любимый дочкин суп. Покушай, Ниночка!
И вот уже на столе перед Ниной появилась дымящаяся тарелка ароматного супа, щедро приправленного ее любимой крупой под названием «Алфавит». Девушка машинально взяла в руку ложку… и тут же с криком «нет, нет!» уронила ее на пол.