Жизнь цирковых животных - Кристофер Брэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не может быть!
– На мистера Уиллиса у меня не стоит – но на деньги!
– Я об этом и говорю. Не может быть, чтобы вы всерьез говорили о деньгах.
– Почему? Чего еще ждать от жизни?
– Но вы только что жаловались, как вам надоело это шоу. Высокобюджетный фильм надоест еще больше.
– Думаешь? Наверное, так. Значит, я сам себе противоречу? Пускай. Я противоречу сам себе.
И он усмехнулся, раздосадованный, что ему указали на неувязку в рассуждениях. Поглубже затянулся, посасывая зажатый в зубах источник блаженства, окутывая себя теплым мягким облаком. Когда Джесси вот так, молча, сидела напротив, присматриваясь к нему, ее проницательность вызывала невольную тревогу.
Генри выдохнул дым. Глотнул вина.
– Надеюсь, я не выказал зависти к другим актерам, дорогая.
Джесси покачала головой.
– Ты пойми, когда я ругаю равных себе, то делаю это не из ненависти или зависти. Нет, конечно, и поэтому тоже. Как говорится, только жулик распознает жулика. Но мы-то ненавидим друг друга для разнообразия – иначе нам пришлось бы ненавидеть самих себя.
Он удивленно сморгнул: неужели это он выдал такое?! И расхохотался:
– Ты только послушай! Вот так ерунда! Что это такое? – Он принюхался к самокрутке. – Травка для художников?
Послышался короткий гудок – сигнал с Юпитера? Еще один – из подушек кресла, на котором устроилась Джесси.
Покопавшись в подушках, Джесси извлекла радиотелефон и передала его Генри.
– А! – буркнул он, нажимая кнопку. – Слушаю!
– Генри! Ты дома? Все время натыкаюсь на автоответчик. Это Руфус. Я в Лос-Анджелесе. Как дела?
– Руфус! Вот так сюрприз! Приятно слышать твой сладкий голосок. Как жизнь в краю солнечного света, теплой воды и пенисов?
Одно удовольствие – потрепаться с собратом. Умная ассистентка и крепкая травка вогнали его в чересчур серьезное настроение. Облизав два пальца, Генри загасил янтарный огонек.
– Чего тебе, Руф?
– Просто позвонил аукнуться.
– Угу. А чей номер тебе понадобился? Свежие сплетни насчет какого мальчишечки? – Веселая, безвредная, дружеская подначка.
– Генри! Обкурился?
– Мы-то друг друга давно знаем, а? – рассмеялся Генри.
Они познакомились пятнадцать лет назад, на постановке «Дяди Вани» – Генри играл доктора Астрова, а Руфус – безымянного рабочего, две строчки в четвертом акте. Руфус делал первые шажки в профессии. Пока пьеса шла, они были любовниками – вполне гигиеничный секс плюс немного наигранной романтики. Руфус был высоким, красивым и ленивым парнем, а потом на него обрушился успех – он играл «лучшего друга» в голливудских романтических комедиях, то есть в том, что наши тупые современники принимают за романтическую комедию.
Руфус и на этот раз оказался верен себе – ему требовалась дружеская услуга. Скоро он приедет в Нью-Йорк, хочет повидаться с Кристиной Риццо.
– Твой новый агент, верно?
– Она? Кто тебе сказал? – скривился Генри. – Маленькая птичка напела? Ну да, да. Точно. Но еще неизвестно, как оно обернется. И не для печати. Я пока не говорил Долли, что изменил ей.
– На устах моих печать. Какая она, эта Риццо?
– Настоящая пизда. Но обещала быть моей пиздой.
– Повезло, друг. Хорошая пизда куда лучше вялого хрена. А у меня тут в «Ай-Си-Эм» самый что ни на есть вялый хрен.
Генри расхохотался, запрокинув голову. И тут его взгляд упал на замершую в кресле Джесси. Он забыл о ее существовании.
– Минутку, Руф! – И, прикрыв микрофон ладонью, добавил: – Извини, дорогая. Я страшно груб, правда? – Она тут лишняя, а у него только что вырвалось пизда, словцо, категорически запретное в американской среде.
– Все в порядке. Мне пора домой! – Она улыбнулась на прощание, обиженной, слезливой улыбкой. Какого черта не сообразила уйти сразу?
– Умница! – похвалил Генри. – Увидимся – когда там?… В понедельник. Повеселись в выходные. Обо мне и не вспоминай.
8
– Извини, – сказал Руфус. – Не знал, что у тебя гости.
Генри подождал, пока не раздался щелчок дверного замка.
– Не гости. Личный помощник.
– Хм-м.
– Ничего подобного. Женщина. Ужасно толковая. Но чересчур любопытная. На чем мы остановились?
– Не буду отрывать тебя от твоего снадобья. – Похоже, Руфус и сам не хотел отрываться от чего-то – или кого-то.
– Но жизнь по-прежнему прекрасна? – поинтересовался Генри. – Ты доволен работой?
– Я нахожу удовлетворение в жизни, а не в работе. Никогда не был настоящим артистом, как ты, Генри. Ладно, мне пора. Увидимся через месяц. Береги себя.
– Да. Разумеется. Спасибо за звонок, – с прохладцей ответил Генри.
– Спокойной ночи, Ген.
– Спокойной ночи. – Нажав на кнопку, он бросил трубку в кресло.
Настоящий артист? И что же это значит?
Зато теперь он один. Наконец-то. Побыть в одиночестве так хорошо. С самого начала вечернего спектакля Генри нетерпеливо дожидался момента, когда он перестанет существовать для других, побудет самим собой.
Он уставился в телевизор. Молчаливые тени мужчин и женщин скользили по экрану. Успокаивающее зрелище, словно рыбки в аквариуме.
А жаль, что Джесси ушла. Не в том дело, что ему требуется компания, но разве можно так обращаться с женщиной? Только о себе, о себе любимом. Не спросил, как жизнь, что не ладится с приятелем и кто он такой, чем занимается, хороший ли у них секс. Ему, конечно, все равно, зато на минутку бы отвлекся, подумал о ком-то другом. Однако Джесси могла неправильно истолковать его вопросы: рискованно поощрять обожательницу, проявлять к ней интерес. Эгоистичное поведение гораздо порядочнее в таком случае.
Чем хороша сценическая игра: думаешь только о текущем моменте, потом о следующем, и еще одном. Не оглядываешься назад, как в обычной жизни, припоминая дурные поступки и упущенные возможности.
Еще оставалось полкосячка, но Генри предпочел воздержаться. И так уже обкурился. Лучше принять душ.
Одежда свалилась с тела, как старая шерсть с линяющего зверя. Вода горячими иголками колола, расчесывала мех. Волосы на груди и там, внизу, казались мягкими, как норка, или, скорее, серебристый лис – полно седины. Махровые полотенца становились предметом изысканной роскоши, когда касались его тела. Генри облачился в халат, и мысли его вернулись к работе.
Всего два месяца в Нью-Йорке, а ощущение новизны жизни уже повыветрилось. Вернулось беспокойство, недовольство собой. Спектакль успешный, рецензии положительные, делать нечего – выполнять условия контракта в надежде, что обломится работа в кино или на телевидении. А пока что – тоска и скука.
Чем заняться в пятницу вечером? В любом квартале Нью-Йорка люди заняты тем, чем занято в пятницу вечером все человечество: совокупляются.
В одном квартале отсюда – «Театр Гейети». Еще есть бар под названием «Стелла». Но для поисков проститута придется одеться, выйти на улицу, а Генри устал, вожделение смешивалось с приятной расслабленностью от травки. Он чувствовал зуд, своего рода сексуальный «жор», и мысленно возблагодарил небеса за чудесное изобретение Томаса Эдисона.
Забрал из гостиной телефон, устроился на кровати, обложившись откровенными журнальчиками (запасся месяц назад, когда Майкл, художник по костюмам, знакомил британца с «голубым» Нью-Йорком).
Попробуй, выбери из сотен объявлений: ангельские лица мальчиков из хора, крепкие парни с подбородками, словно высеченными в камне, пузатые лошадки, затянутые в кожу. Наконец, Генри решился и набрал номер. Ответил жесткий, хрипловатый голос, записанный на магнитофон:
– Добро пожаловать в «Рай». Вам должно быть больше восемнадцати лет. Счет будет выписан на ваш телефонный номер. Если вы согласны с этими условиями, нажмите звездочку.
Генри привычным движением нажал кнопку, послышались щелчки, словно кто-то набирал комбинацию сейфового замка. Потом музыкальная фраза – кажется, из «Старика-Реки» – и включилась другая запись:
– Ваш запрос принят. Добро пожаловать в «Рай».
Ухо наполнилось живыми голосами:
– У меня уже стоит. – Подстилка с Уолл– Стрита ищет покрышку. – Как насчет розог? – Эй, Уолл-Стрит! Десять дюймов крепкого мужского мяса войдут в твою дырочку? – Где ты? – В Кэнерси.[14]
Актеры, плохие актеры, пошлый сценарий, плоские реплики. Хороший актер сотворил бы чудеса и с третьесортным материалом, но эти ребята безнадежны. Только один, тихий и ровный голос привлек внимание Генри.
– Кто-нибудь хочет поговорить? – тихо спросил Голос. – Только слова, больше ничего. Я сегодня останусь дома. Я сумею завести нас обоих словами.
– Эй, Любитель слов! – сказал Генри голосом портового грузчика. – По-моему, ты – то, что мне нужно.
– Отлично. Дай мне свой номер телефона.
Генри назвал номер и повесил трубку. Прилег на кровать в тревожном ожидании, чувствуя себя немного глупо – разлегся тут в халате. Пора подстричь ногти на левой ноге. Наконец, телефон зазвонил.