Перпетуя, или Привычка к несчастью - Монго Бети

Во второй половине дня, несмотря на протесты Кресченции, Эссола и его двоюродный брат отправились к себе домой в автобусе. На следующий день около полудня старуха соседка пришла сказать Эссоле, что кто-то зовет его в лесу. Это был Амугу, он просил его прийти к нему вместе с Нсималеном. Эссола посадил мальчика себе на плечи и направился в лес, прислушиваясь к голосу Амугу. Наконец за поворотом, в нескольких десятках метров от себя, он увидел его, тот попросил свернуть налево и обойти дерево, прежде чем подойти к нему.

— Послушай, — кричал он, — иди туда. Да, да, вот так. Теперь ступай вперед. Ну вот, опасность миновала. Ты не знаешь дерево матушки Ндолы? Спусти мальчишку на землю, сейчас я тебе все объясню. Погляди-ка вон на то дерево, видишь, по нему ползают большие коричневые муравьи? Так вот, братишка, укус их почти так же ядовит, как укус банановой змеи. До независимости в Нтермелене жила одна женщина, ее звали матушка Ндола, так вот, ее приговорили к пожизненному заключению. И знаешь, за что? У нее в доме воспитывался племянник лет десяти, он постоянно изводил ее тем, что крал по мелочам. И вот однажды полная отчаяния женщина схватила ребенка, ггриволокла его в лес, где еще раньше приметила вот такое дерево с коричневыми муравьями, привязала к нему мальчонку и бросила. Эти гнусные твари облепили его с головы до ног и так искусали, что ребенок орал несколько часов кряду, а потом умолк: отдал богу душу. Представляешь себе, насколько ядовиты эти твари?

— О, как жестоки люди! — воскликнул Эссола. — А что это у тебя?

Он показал на оловянную миску с пальмовым вином, стоявшую на ковре из сухих листьев, возле которой собирался примоститься Амугу.

— Ты что же, не узнаешь посудину своей матери? — удивился Амугу. — Вино это — подарок твоего брата.

— Ты хочешь сказать, что он умеет делать вино?

— Тише! Он скоро вернется и принесет еще вина. Мартин — парень смекалистый, да и в ловкости ему не откажешь, вот только мужества у него ни на грош. Да и ленив очень. Обычно, если у него есть вино, он ни с кем ни за что не поделится.

— А что же с ним случилось сегодня?

— Да, я забыл, ты же проспал все на свете! Сегодня утром старый Минкала вернулся из лесу и рассказал мне, а твой брат в это время как раз точил у меня свой мачете, так вот, Минкала рассказал, что видел пятнистую пантеру, которая билась изо всех сил, видимо попала в западню. Двадцать пять лет прошло с тех пор, как у нас в лесу убили леопарда, а люди все никак не могут успокоиться, и всюду им чудятся леопарды и пантеры. Я уж хотел было собрать всех наших мужчин, но потом решил сходить разведать один — и хорошо сделал. Оглянись назад, видишь эту несчастную антилопу? Это ее полоумный старик принял за пятнистую пантеру.

— А ты уверен, что он говорил именно об этой ловушке?

— Если бы были другие, мы бы знали. Я знаю все ловушки на три и даже на четыре километра в округе и точно могу сказать тебе, сколько их и кто какую из них поставил. В этих делах я кое-что смыслю, уж ты поверь мне. Так вот, Мартин отправился следом за мной, но шел в отдалении. Он видел, как я вытащил из ловушки антилопу и связал ее.

— И он, очевидно, решил: ты мне — я тебе! Я тебе — миску вина, а ты мне — кусок дичи.

— Конечно! Ты же его знаешь! — с трудом выдавил из себя Амугу, задыхаясь от беззвучного смеха. Ну не стоит больше говорить об этом, зачем обижать его…

Когда Мартин вернулся, он застал двух мужчин за необычным занятием: они пытались рассмешить сына Амугу. Мартин был явно раздосадован, увидев брата, с которым он еще не успел обмолвиться ни словом. Оба они — Мартин и Амугу — принялись опрокидывать стакан за стаканом на глазах у Эссолы, который отказался от угощения, следуя золотому правилу своих предков: никогда не пить натощак.

— Вот так-то мы и живем, брат, — с усмешкой сказал вдруг Мартин, обращаясь к Эссоле. — Вряд ли тебе захочется такой жизни.

— А зачем ему такая жизнь? — возразил Амугу. — Он умный, знает «воок». Зачем же ему, с его-то способностями, жить так, как мы? Разве все люди должны быть похожи друг на друга?

— Не горячись, братец, — сказал Маргин. — Ты думаешь, люди, которые знают «воок», очень нужны Баба Туре? Сейчас-то мы можем поговорить об этом. Здесь Норберу до нас не добраться, его подручные не рискнут сунуться сюда. Так ты считаешь, что тем, кто знает «воок», повезло? А я думаю иначе. Когда мать водила Перпетую в Тегелё, к знахарю Нкомедзо, знаешь, что он сказал? «Умные молодые люди, все, кто знает «воок», горе вам, если вы не спрячетесь. Я вижу проклятье, которое движется с Севера, будто кровавая река, и поглотит всех вас. Прячьтесь скорее!» Если бы Рубен был жив, может, умные головы и пригодились бы. А сейчас, когда власть взял Баба Тура, не следует кричать на всех перекрестках о том, что знаешь «воок». Нет, ни за что на свете, брат, я не хотел бы очутиться на твоем месте.

— Не отвечай ему, — посоветовал Амугу Эссоле. — Все это чепуха, нелепые выдумки. Сегодня Баба Тура есть, а завтра его не будет, как не стало тех, кто был до него. Когда здесь всем заправляли тубабы и одного движения их пальца было достаточно, чтобы мы бросились перед ними на колени, кто мог подумать, что настанет день, когда им придется прятаться за спину Баба Туры? И он уйдет, как до него ушли тубабы.

— Кому ты это говоришь! — возразил Эссола.

— Что касается меня, — с притворным смирением заявил Март ин, — то я всего лишь несчастный кундреман[2], и я рад этому, как рад тому, что в свое время не стремился учиться. А не то где бы я сейчас был? Не иначе как в концлагере за колючей проволокой. Что бы вы гам ни говорили, жизнь-то у человека всего одна, и слишком в ней много всего хорошего, чтобы рисковать ею неизвестно во имя чего. Хотя, конечно, всякое могло быть! Помните, несколько лет назад все думали, что те, кто знает «воок», того и гляди, возьмут верх. Да еще поговаривали о торговцах и о транспортниках. Никто тогда и не думал о мусульманах с Севера, о людях в длинных платьях. И вот на тебе — явился Баба Тура, и страну не узнать. Знатоков «воок» всех без разбору клянут на чем свет стоит, объявили нечестивцами. Я, дети мои, не нарадуюсь тому, что остался всего лишь скромным кундреманом.

Удостоверившись в том, что Амугу согласен на сделку с ним, пьяница распрощался с братьями и исчез в чаще.

— Слыхал? — сказал Амугу. — Перпетуя ходила к знахарю в Тетелё. Ты не собираешься к нему?

— Я побываю всюду, где смогу узнать хоть что-нибудь о смерти моей бедной сестры.

— Когда ты хочешь пойти к нему? До или после поездки в Ойоло? Я предлагаю тебе следующее: сначала отправимся в Тетелё, к знахарю; потом в Ойоло, к мужу Перпетуи, и наконец в Фор-Негр, к твоей старшей сестре, если тебе удастся разыскать ее.

— Ты думаешь, она что-нибудь знает?

— О смерти Перпетуи, может быть, и ничего не знает. Да дело-то ведь не только в смерти Перпетуи. Напрасно ты не обращал внимания на своих родных. Если бы в свое время ты пригляделся к ним повнимательнее, учености у тебя, конечно, не прибавилось бы, зато мудрости ты поднабрался бы, и это тоже можно было бы повернуть против Баба Туры. Впрочем, все это — старая история, тебе, наверное, будет неинтересно.

— Нет, я воспользуюсь твоим советом, брат.

На другой же день они пешком отправились в Тетелё, находившийся в десятке километров от них, на востоке. Они шли к Нкомедзо — человеку, всеми почитаемому, ибо в народе всегда почитают самозванцев и шарлатанов. Знахарь этот был человек хитрый. На вид он был тощий и жилистый, с изможденным лицом, всю его одежду составлял кусок материи, обернутый вокруг бедер. Жил он среди довольно диких людей, пугливо забившихся в глубь леса, подальше от проезжей дороги. Поначалу братья ничего не добились от этого старика, лицо которого не внушало им доверия, шаман пытался уверить их, что молчание — непременный атрибут его искусства и верная гарантия для тех, кто вверяет ему свои тайны. Эссола, которому редко доводилось сталкиваться с такого рода людьми, готов уже был отступиться.

— А может, тебе следовало предложить ему какой-нибудь подарок? — высказал предположение Амугу, как только они остались одни.

— Подарок? Какой подарок?

— Ну, например, несколько тысячефранковых бумажек. Скажем, две или три. Да у этого скряги от одного только вида денег голова кругом пойдет. Не вздумай только принимать его болтовню всерьез.

И в самом деле, как только Эссола последовал совету своего двоюродного брага, колдун, как выяснилось, обладавший прекрасной памятью, в подробностях рассказал им, что мать молодой женщины, его давнишняя приятельница, прежде чем оставить свою дочь с ним наедине, отвела его в сторонку и попросила: «Уговори ее ничего не менять в своей жизни, не бросать мужа и ребенка, который должен родиться. Я столько лет готовила эту свадьбу, столько сил на это положила. А теперь она хочет разрушить семью. Два таких удара моя душа просто не вынесет. Ведь и старший-то мой, которого лишь благодаря моей настойчивости и обходительности удалось пристроить к человеку солидному, сбежал, и мне пришлось изворачиваться. Я нарушила клятву верности, которую дала от его имени».