Перпетуя, или Привычка к несчастью - Монго Бети

Вошел молодой мужчина, высокий и худой. На редкость подвижное лицо и необычайно живые глаза.

— Это родственники Перпетуи, — рассеянно обратился к нему хозяин дома, поглощенный воспоминаниями. — Вот это ее родной брат, а это двоюродный. Выходит, у Перпетуи была настоящая семья. Кто бы мог подумать?

— Вы хорошо доехали? — спросил худощавый молодой человек. — Когда вы прибыли?

Амугу рассказал об их путешествии, о том, как они приехали в Зомботаун, о первых часах, проведенных ими здесь, до того как Эдуард вернулся домой; затем на помощь ему пришел хозяин дома, он описал скандал, который учинил Эдуард, когда обнаружил в своем доме родственников Перпетуи. У этого славного человека голос дрожал от волнения, и Эссола так был растроган, что на глазах его выступили слезы.

— Идемте ко мне, — предложил худощавый молодой человек, подхватив скромный багаж путешественников. — Я догадываюсь, что привело вас в Зомботаун. Не знаю, как вас зовут, но Перпетуя называла своего брата Ванделином. Так ты и есть Ванделин? Я тебя сразу узнал: ты точная копия Перпетуи. Значит, тебе удалось вырваться из кошмарных лагерей Баба Туры? Что ж, слава богу, если этот бог существует. А знаешь, я полностью на твоей стороне. Так же, как и ты, я ненавижу и презираю продажных приспешников правительства и отъевшихся шпиков. Не беспокойся, уж они-то не пощадят патриотов, перебьют всех до единого, не задумываясь, эта работенка им по вкусу. А вот уберечь, защитить молодую мать, на это они, старина, не способны. Одно вытекает из другого, брат Ванделин, ведь если бы на месте этой продажной шкуры был Рубен, неужели ты думаешь, что Перпетуя погибла бы? Нет и нет! Гибель нашей дорогой Перпетуи тесно связана с убийством великого Рубена, хотя с тех пор прошло уже почти десять лет.

Рассуждая таким образом, худощавый молодой человек привел наконец несколько растерявшихся путешественников к себе в дом, где уже собрались какие-то необычайно серьезные молодые люди, и усадил в большие удобные кресла. Наливая пиво «Бофор» в стаканы, хозяин представил гостей друг другу:

— Это Ванделин, брат Перпетуи, тот самый, что сидел в лагере на Севере, его только что выпустили. А это его двоюродный брат. Ванделин, ты здесь можешь говорить совершенно откровенно, это надежные друзья. Вот это инженер Лесного ведомства, два года назад он вернулся из Парижа, где учился в институте. Стефано, я обещал Ванделину доказать, что смерть его сестры да и всех других женщин, которые погибли таким же нелепым образом, — прямое следствие убийства Рубена, совершенного десять лег назад. Расскажи, что тебе довелось видеть хотя бы в той узкой сфере, которая связана с твоей профессией.

У человека, к которому он обратился, было умное лицо, длинные спутанные волосы и борода, он был не тучным, а скорее маленьким и пухлым. До той минуты он с отсутствующим видом изучал какие-то деловые бумаги, которые ворохом лежали перед ним на столе, но тут сразу же с готовностью повернулся к Эссоле и, не глядя на собеседника, заговорил на языке, весьма распространенном в Ойоло, — на смеси французского и банту. Тон у него был благожелательный и участливый, он напоминал сейчас педагога, который беседует со своими учениками.

— Так вот слушай. Меня с каждым днем все больше приводит в отчаяние то, что мне приходится видеть в Юго-Западной провинции, откуда я приехал и куда должен вернуться через несколько дней. Видишь ли, я там единственный инженер Лесного ведомства и отвечаю за десятки тысяч квадратных километров леса, где растут бесценные породы деревьев — некоторые из них встречаются только у нас, и нигде больше. И представляешь, с чем мне приходится сталкиваться? Да, да, я видел собственными глазами, как европейские предприниматели ради того, чтобы добыть и вывезти небольшое количество нужной им для экспорта древесины, уничтожают целые гектары леса и плантации какао, прокладывая себе дорогу, — если бы не видел все это сам, я ни за что не поверил бы в такое варварство.

— Одним словом, грабеж и насилие, как до независимости, — устало заметил Эссола.

— Да нет, хуже! — решительно отрезал Стефано.

— Вот как?

— Гораздо хуже, и вот почему: когда я вернулся из Парижа, на несколько недель моим начальником стал хранитель вод и лесов, занимавший эту должность чуть ли не двадцать лет. Само собой разумеется, это был тубаб, но человек он был сведущий, добросовестный, а главное, знал законы природы и понимал необходимость соблюдать их. Мне не раз доводилось видеть, как он противостоял самым могущественным предпринимателям, стоило им перейти определенные границы. И он заставлял их отступать. Я думаю, он и прежде придерживался такой же точно линии, и ему, безусловно, удавалось спасать наши леса еще до независимости. А вот после его отъезда на это место назначили уроженца Севера, ставленника единой партии.

— Это в их духе! — заметил Эссола, не повышая голоса.

— Имей в виду, — продолжал Стефано, — что он отнюдь не дурак и мог бы в случае необходимости разобраться кое в чем, но при условии, что ответственным лицом, которое решает технические вопросы, был бы все-таки человек профессиональный, ну, скажем, я, так как занимающий должность хранителя разбирается в лесах и водах не больше, чем в династиях китайских императоров. Но все это не так-то просто! Тубабы не выходят из его кабинета, суют ему взятки и получают от него любые печати на свои бумажки. А если бы я вздумал возмутиться, устроить скандал, меня тут же упрятали бы за решетку, предлог найти нетрудно: рубенист, ведет подрывную работу, да мало ли что еще! Короче говоря, со мной никто не считается. И должность хранителя занял другой человек.

— Все равно как с Баба Турой, — вмешался в разговор хозяин дома. — Он президент, он один всем заправляет, а все остальные помалкивают. Еще совсем недавно он торговал арахисом на перекрестках, а теперь он президент, и этим все сказано. А мы… мы словно чужеземцы в своей собственной стране.

— Если бы вы только знали, с какими предосторожностями во Франции рубят самое что ни на есть обыкновенное дерево! Просто содрогаешься при мысли о том, что ждет нас, если этот вандализм продлится еще хотя бы с десяток лет, — сказал Стефано.

— Это настолько серьезно? — спросил Эссола, впервые по-настоящему заинтересовавшись вопросом.

Инженер в скупых и точных выражениях разъяснил ему, что столь необдуманное истребление леса открывает доступ пустыне в самую плодоносную сердцевину континента и обрекает Африку на полное опустошение. Если верить археологам, и Сахара некогда была цветущим краем.

— А интересно, что платят эти вандалы за опустошение наших лесов, Стефано? Не забудь и об этом сказать, — вставил худощавый молодой человек.

— Да практически ничего не платят. Какой-то смехотворный налог за каждую вырубку, а вырубка эта зачастую распространяется на сотни гектаров. По сути, они оплачивают только доставку. Судите сами: до Франции отсюда около шести тысяч километров. Так вот, наши бесценные деревья стоят там дешевле, чем самая обыкновенная местная сосна. И если уж они перепродают их за такую цену, значит, здесь они им достаются совсем даром.

— Ты слышал, Ванделин? — с жаром воскликнул хозяин дома. — Если бы они по крайней мере платили за этот лес настоящую цену, в стране были бы деньги, чтобы оказывать необходимую помощь нашим женщинам, когда они ждут ребенка. Разве я не говорил тебе, что одно вытекает из другого? А почему убили Рубена? Почему убивают патриотов или ссылают в лагеря Баба Туры? Не для того ли, чтобы продолжать безнаказанно воровать у нас наши богатства? Все, что говорилось о лесе, справедливо и для всего остального. Что сталось с золотом, которое во времена колонизации добывалось в Бетате? По какой-то странной случайности после провозглашения независимости об этом совсем перестали говорить. Перпетуя и сейчас была бы среди нас, если бы не отсутствие лекарств в этой проклятой стране с тех пор, как к власти пришел Баба Тура. Странная у нас независимость, брат Ванделин! У нас есть президент, и в его распоряжении целый дворец, не считая владений на Лазурном берегу во Франции; есть министры, разжиревшие господа, разъезжающие в «мерседесах», есть армия, и не какая-нибудь, а вооруженная пулеметами, пушками и имеющая в своем распоряжении даже танки, а во главе армии — хорошо обученные офицеры. Всюду полным-полно шпиков. А вот лекарств, в которых население испытывает острую нужду, нет, братья мои, их мы по странной случайности абсолютно лишены. Может мне кто-нибудь из вас объяснить, в чем тут секрет? Попробуй-ка, Ванделин, выйти на площадь и крикнуть во весь голос: «Рубен — истинный отец нашей родины!» — увидишь, что будет. Они долго возиться с тобой не станут, живо схватят и начнут пытать, дчя этого у них есть все, что требуется: последние технические достижения в этой области, специальные помещения, оборудованные для этой цели на территории бывшего стадиона, и специалисты, которых поставляет соответствующая международная организация, этот синдикат палачей. Но почему, скажите мне, наш всемогущий президент, единственный наш вождь, как он сам любит именовать себя и заставляет всех повторять это, почему он, уже десять лет стоящий у власти, не построил ни одного завода, который выпускал бы лекарства? Я считаю, что независимость — это правительство черных, которое строит заводы на деньги черных, чтобы обеспечить лекарствами своих черных братьев. Да, да, я знаю, все наперебой твердят о том, что у черных нет денег. А чем же тогда расплачивается Баба Тура за свой персональный самолет, за вертолет и дворец, за свои владения на Лазурном берегу, за ультрасовременные мерседесы» министров, генеральных директоров и секретарей? И только для того, чтобы изготовить несколько ампул антибиотиков и таблетки аспирина или хинина, в кассе нет ни гроша! Ну разве это не странно?