Бездна взывает к бездне - Наталья Андреева

Шушуканье в доме и после ужина не прекратилось. Все словно ждали чего-то. Наконец прибежала запыхавшаяся Варька, и все накинулись на нее.

– Ну что? Видела? Видела? И как он? Да не может быть!

В конце концов и Шурочку одолело любопытство. Кто он? Она схватила за руку Варьку и потребовала:

– Рассказывай!

– Что рассказывать-то, барышня? – заартачилась Варька.

– О чем это тебя расспрашивали сестры, и какие сплетни привезла старая карга Залесская?

– А вы, барышня, разве ничегошеньки не знаете? – всплеснула руками Варька.

– Ни-че-го!

– Так ведь барин приехал! – радостно сказала Варька, будто барин одарил ее рублем. – Племянник Федосьи Ивановны, молодой барин из самого Петербурха! Все только об этом и говорят! Вся округа!

– Что за барин? Что в нем такого особенного?

– Ох, и барин! – закатила глаза Варька. И затараторила, обрадовавшись: – Я давеча забежала к Акульке, дочке кума моего кузнеца Василия, да через нее попросила у тамошних господ зеленого шелку, как барышня Софи велели. У них намедни кончился зеленый шелк, барышня Мари все придумывает узоры необыкновенные…

– Да ты не про узоры рассказывай!

– Так вот. Бегу я через ихний двор, а тут он! Мама родная! У меня аж сердце зашлось! Лошадь белая, грива колечками, хвост трубой! У папеньки вашего таких-от нет!

– Да ты не про лошадь рассказывай!

– Глаза-то я подняла, да только ах! Аж сердце зашлось! Вот-те крест!

– Что ж у тебя сердце-то зашлось? – усмехнулась Шурочка. – Ну, барин и барин.

– Так какой барин!

– Что же в нем такого особенного? – улыбнулась Шурочка.

– Да все, как есть, барышня, все особенное! Сапоги на нем блестящие, кафтан голубой, волосы черные-черные, а глаза-то синие-синие, чисто небо за окошком.

Шурочка глянула в окно. Дни стояли долгие, солнце еще не клонилось к закату, и, куда ни глянь, разливалась бездонная, без единого облачка синь.

– Врешь!

– Вот-те крест! – заверила Варька.

– Ну а про шелк кто придумал? Ты ж не за шелком зеленым к Акульке побежала. На молодого барина взглянуть. Сама догадалась или сестрица Мари подсказала?

– Ах, барышня, что вы такое говорите! Я только одним глазком! И еще я подслушала, что Марья Антоновна сегодня барыне да барышням за чаем рассказывала. Будто бы барин этот в самом Санхт-Петербурхе стрелялся с другим барином, очень уж важным. И будто бы в этого важного барина синеглазый попал, а тот в него нет. И теперича здесь, в сельце у тетки Федосьи Ивановны, синеглазый ожидает, поправится раненый али же помрет. А было то из-за какой-то важной барыни. Али барышни. Я не расслышала. А если тот барин помрет… Ох, что будет!

– Ах, какая драма! – рассмеялась Шурочка. – Залесская и не такое расскажет!

– А говорят, правда, – обиделась Варька и горячо зашептала: – Все барыни и барышни в округе как про то услышали, будто умом тронулись. Только об том и говорят. Молодой-то барин красавец писаный!

– И как его зовут?

– Соболинские они. И Федосья Ивановна, которая до сей поры в девицах, и барин молодой. Федосья Ивановна племянника Сереженькой зовет.

– Серж? Серж Соболинский здесь? В десяти верстах? Да не может быть! – Шурочка тоже почувствовала смутное волнение.

Соболинский здесь! Про знаменитого племянника Федосьи Ивановны Шурочка была наслышана, как, впрочем, и весь уезд. По слухам, он был красавцем, настоящим денди, и при этом дерзким и безрассудным. Чуть ли не раз в месяц дрался на дуэлях и делал огромные долги. Сама же тетка неоднократно выручала его деньгами, закладывая и перезакладывая земли и фамильные драгоценности. Но любила она племянника безумно и денег на его прихоти не жалела. Да и не мудрено! Серж Соболинский легко разбивал сердца, о его донжуанском списке ходили легенды. По нему сходили с ума дамы высшего света, львицы, блистающие на балах и в великосветских салонах, ради него бросали женихов и разрывали отношения с мужьями. Даже если половина из всего этого правда… Ах! «Ты его видела? И какой он?» – Шурочке захотелось вытрясти из Варьки все. Впрочем, горничная и так уже все сказала: аж сердце зашлось! Ну, Варьку-то удивить немудрено. Тут и лошадь с гривой в колечках справится. Но все равно. Если хотя бы половина из всего этого правда… Ах! Теперь это чудо, Серж Соболинский, отсиживается после очередной своей проделки у тетки в деревне, и как хотелось на него посмотреть хотя бы одним глазком!

– Ты что ж, с утра туда пошла? Ведь десять верст!

– Подвода шла в Селивановку, вот я и…

– Ах, в Селивановку! Значит, и Вольдемар уже в курсе. Интересно, они знакомы? Впрочем, какая разница?

И она ушла к себе в комнату в глубокой задумчивости. До ночи перебирала в памяти все истории о Соболинском, когда-либо рассказанные Федосьей Ивановной, а та только о племяннике и говорила. Ох уж эти сплетни! И не знаешь человека вовсе, а отношение к нему уже определилось. А вдруг он и не такой вовсе? И собою не хорош? И нет в нем ничего особенного? Вот о Владимире Лежечеве тоже говорили…

А Лежечев как-то разом был всеми забыт. Барыня и барышня гадали, удобно ли будет заехать завтра вечером к Федосье Ивановне? Визит не оговоренный, но, право слово, какие счеты меж соседями? Всего-то десять верст! Шурочка в нетерпении перебирала оборки на голубом платье. Маменька до того разволновалась, что даже не спросила про ожерелье, которое давеча грозилась отобрать. И даже помещик Иванцов готов был немедленно ехать к Соболинской, чтобы вместе с блестящим денди вспомнить бравую молодость, службу в гвардейском полку и поговорить о дуэлях. Взыграло ретивое в отставном майоре Иванцове. Нет, поистине, лето только началось, а уж событий довольно, чтобы обсуждать до следующего!

– А ты никуда не поедешь! – злорадно сказала ей Софи. – Тебе места в повозке нет!

– Дура, – показала ей язык Шурочка. – Так и тебе нет.

– Надобно ехать на двух, – разволновалась Евдокия Павловна. – Семейство у нас большое.

– Сашка никуда не выезжает, – напомнила Долли.

– Ах, какая теперь разница? – рассеянно ответила Евдокия Павловна. – Мы же не на бал едем? И не на смотрины к женихам. Пусть поедет.

На следующий день и отправились с визитом. И это «пусть» решило для Шурочки все. И в самом деле, давненько не навещали соседей. Надобно поговорить о погодах, справиться о здоровье. Все ж таки они с Федосьей Ивановной состоят в родстве. Василий Игнатьевич морщил лоб, мучительно пытаясь вспомнить эту степень родства. И Соболинские и Иванцовы родом из этих мест, значит, в родстве! А как иначе? Решительно надо ехать!

Шурочка кусала губы от смеха. Ох, сколько «родственников» объявится сейчас у Федосьи Ивановны! Всем охота взглянуть на щеголя и красавца Сержа. Когда еще он заглянет в эти края? Не местного полета он птица. А если его отправят в ссылку из-за дуэли с важным барином? А если сюда? И Шурочкино сердце билось, как у пойманной птицы. А куда, интересно, отправляют в ссылку? И как далеко? Вот велит ему царь безвылазно сидеть в имении у Федосьи Ивановны. Пять лет сидеть. А то и десять. И срочно велит жениться. Чтобы уж Соболинский никогда больше не дрался на дуэлях. И тогда будет здесь весело! Ох, как весело!

Шурочка сидела в повозке и все боялась, что маменька спохватится и отправит ее назад. Лишь верст через пять она распрямила спину. На ней было голубое платье и ожерелье с бирюзой. Ах! Взглянуть бы на него хоть одним глазком! Мужчина, по которому сходят с ума самые знатные и красивые женщины столицы! Чем же он их так прельстил? И сестрицы присмирели, не шушукаются, а задумались, каждая о своем.

Федосья Ивановна встретила их, поджав губы. Мало того что в гостиной у нее уж сидят два семейства с девицами на выданье, хотя сегодня и не именины хозяйки, и даже не праздник вовсе. Да и в гости никого из них не звали. Девицы от нетерпения вертятся, и все смотрят в окошко. Федосья Ивановна, едва Иванцовы расселись, натянуто сказала:

– Что ж за день такой? Всем непременно надобно именно сегодня справиться о моем здоровье. Как будто у меня недавно была горячка. С утра одних ближних соседей было семей пять. Сереженька не выдержал и ускакал в поля верхом. Ему сейчас хочется побыть одному. А теперь и дальние соседи приехали. Да здорова я, здорова! – раздраженно сказала она.

– А когда же он будет? – спросила Евдокия Павловна, косясь на разочарованного супруга.

– Да бог его знает. Vingt-quatre ans, ветер в голове.

«Двадцать четыре года…»

– К нам приезжала Марья Антоновна и рассказывала… Впрочем, c,est peu probable…

«Маловероятно… О чем это маменька? Маловероятно, что Серж дрался на дуэли? Или что он кого-то ранил?»

– Вы про Сереженьку? Ах, эта история… О ней говорит весь Петербург! – Федосья Ивановна взглянула на соседей победоносно. Раньше не жаловали старую деву, а теперь в один день прикатили все. И девок своих привезли. Но Сереженька – птица другого полета, не для них. Графиня Б* уездным барыням и барышням не чета, дама родовитая, блистает при дворе, муж в больших чинах, а и то скомпрометировала себя перед высшим светом связью с Сереженькой, из-за чего и вышел громкий скандал. Жениться бы ему выгодно. Жениться… Двадцать четыре года… Ветер в голове…